Зорин – слушатель Вышки. Светлана – его будущая жена. Гамбуржец – преподаватель специдисциплины. Гришин – начальник ВШ КГБ.
Как весело было нам, когда мы были только слушателями Вышки. И как грустно стало, когда мы разлетелись из Вышки кто – куда. Студенческие годы помнят все. Может быть, этот небольшой рассказ напомнит читателю о его студенческих шалостях. О любви. О том, как встречались со своими подружками. Возможно, о первых объятиях, поцелуях, признаниях, стеснительности, растерянности, неумелом ухаживании… О том прекрасном студенческом мире нашей молодости… А поэтому сильно грустить не будем. Вперед и скажем: жизнь продолжается. И какой бы она не была, но она жизнь, и мы любим ее, и никто не хочет уходить из нее. Так вспомним наши студенческие годы. Посмеемся, может быть, немножко погрустим. И пусть наши годы уходят, и чувства наши уже не те, и жизнь грызет проблемами, заботами, и седеем мы, и в глазах наших уже нет блеска радости, но пусть сохраняется то прекрасное, то чудесное, что мы испытали в нашей жизни. И нашим девизом всегда будет: ВПЕРЕД К ЖИЗНИ. И ТОЛЬКО К НЕЙ.
-------------------------------------------------------------------------------------------------
По случаю сдачи экзаменов за четвертый курс слушатели Вышки гуляли в ресторане «Колос» на ВДНХ. Поводов для ревности своему будущему мужу Сашке Зорину Светлана не давала. Их выдумывал Зорин. Он крепко поссорился в ресторане со Светланой из-за того, что она танцует с незнакомыми мужчинами.
- Можешь мне больше не звонить, - сказала Светлана. – За что ты меня оскорбил?
Неделю Зорин продержался, но потом почувствовал, что не выдержит. А так, как первому ему звонить не хотелось, он считал это поражением, то Зорин, взяв Громова и Слезко (слушатели, друзья Зорина), направился к Гамбуржцу.
Ответ Гамбуржца привел Совет Вышки (Зорина, Громова, Слезко) в замешательство.
- Мел, синька, цветные карандаши. Найдите и принесите мне. И подумайте, зачем они нужны, а потом приходите. Если ответ будет не правильным – выгоню.
Троица собрала расширенный совет.
- Ну, мел, – размышляли слушатели. – На хрена он ему нужен. Он что! Хочет из тебя, Сашка, не контрразведчика, а штукатура сделать? А зачем? Чтобы ты за границей под легендой штукатура работал или чтобы ты побелил ему стены в кабинете. Так у него обои.
Ответа не было. Слушатели прибегали к иностранной помощи.
- Юмаджайн! Что у вас в Монголии делают с мелом?
- Кушают, когда есть не чего.
Это слушатели не знали.
- А с синькой?
Юмаджайн не понимал слово: синька. Он понимал слово: синеют.
- Это мы и без тебя знаем. От недоедания и ваших монгольских морозов не только посинеешь. А цветные карандаши зачем? Он что в детство ударился. Малевать цветочки будет. Ты вот что, Саш. Все должно быть на равных. Загадай ему тоже загадку. Если он тебя не будет слушать, а начнет выгонять, мы тогда всем курсом ввалимся в кабинет. И пусть попробует тогда всех нас выгнать. И побольше нахальства, а то мы нянчимся с ним, как с малолеткой, а он уже обнаглел. Вместо того, чтобы помочь товарищу он загадки стал загадывать.
Так и сделали. Во время занятий по иностранному языку слушатели побросали наушники и стали покидать лорингофонные кабинеты. Преподаватели пытались их удержать. Нина Евгеньевна (преподаватель иностранных языков) обозначилась даже таким словом, как бунт.
- Странные вы люди, - отвечали слушатели, - у нас тут товарищ погибает, а вы требуете, чтобы мы изучали: шпрехен зи дойч. Хау ду юду. Шерше ля фам… Сами говорите: нет уз святее товарищества.
От таких упреков преподаватели только разводили руками.
Гамбуржец встретил Зорина, Громова и Слезко вопросом:
- Ну, что?
- Вы, товарищ полковник, своими загадками спровоцировали бунт в Вышке.
Выгляните в коридор.
В коридоре были все слушатели и преподаватели. Не хватало только Гришина И только потому, что слушатели решили не отрывать его от дельных занятий. А дельным занятием начальника школы была «война» с игрушечными танками. Он катал их по столу и даже выкрикивал «бух», «бух». А чтобы его не отвлекали, он вешал на дверь табличку «Не входить. Партийное собрание».
Однажды в Вышку без предупреждения приехал тогдашний Председатель КГБ…. Он посетил лорингофонные кабинеты, прошелся по коридорам и остановился возле кабинета Гришина.
- Партийное собрание прерывать не будем. А что такое бух, бух? – спросил он сопровождавшего его Гамбуржца.
- Это, товарищ Председатель КГБ, краткое наименование «будем учиться хорошо».
Громов, помня напутствие: понахальней - сразу пошел в атаку.
- Мы, товарищ полковник, Вам загадки не станем загадывать, хотя можем. Говорите, зачем Вам нужен мел, цветные карандаши и синька, а то бунт перерастет в восстание. Народ, - Громов показали на себя и на Зорина со Слезкой, - имеет право на восстание, если правители, - правителем, как и следовало, ожидать, оказался Гамбуржец, - не заботятся о нем.
Полковнику пришлось сдаться. Инструкции были конкретными и главное, что не предвидел Совет Вышки, они предусматривали спартанскую жизнь для Зорина.
- Ты, Громов, звони сейчас Светлане, - сказал Гамбурдец, - и говори, что после ссоры Сашка попал в больницу. Переживает. С сердцем плоховато. Выпишут его через неделю. Неделю он не должен есть. Не должен пить водку, пиво, чай, кофе. Не выходить из общежития, но ходить только на занятия. Ни с кем не разговаривать. Не… – Гамбуржец отыгрывал свой проигрыш на запретах. - А перед приездом Светланы натрите его мелом, синькой под глазами и разрисуйте карандашами, чтоб он был похож на больного. Договор, брат, дело святое. Давай руку.
Зорин попытался спрятать руки за спину. Громов не дал.
- Пожми своему спасителю руку, - сказал он, - любовь сильна, но договор сильнее.
Через неделю Зорина «выписали». Громов сообщил Светлане. Зорин вышел к ней, шатаясь. Ну, еще бы. Не шататься. От взгляда на апельсины, с которыми приехала Светлана, у Зорина мутилось в голове. Неделя голодовки, которую внимательно отслеживал весь курс и пресекал попытки Зорина не то, что пожевать, а понюхать хотя бы корочку хлеба, словами: договор, брат, дело святое, доводила его до желания: съесть все апельсины сразу и самому, но Громов не допустил бы этого.
Судьба апельсинов уже была решена. Они предназначались Гамбуржцу.
Апельсины были с «секретом». Полковник по горькому опыту знал, подарки слушатели так просто не преподносят. А поэтому, чем с большей настойчивостью ему предлагали принять апельсины, тем с большем подозрением он относился к ним. Дело точно было не чисто.
В это время зашел Гришин.
- А что Вы, полковник, действительно не возьмете, - сказал Гришин, - и не съешьте их. Для здоровья они хороши. Дай-ка я попробую один.
Гришин захватил самый большой апельсин, в который была закачена шприцом самая большая доза водки с валерьянкой. Апельсин оказался со странным вкусом, но очень хорошим. Гамбуржец уже догадывался о подвохе, правда, он не знал суть подвоха, но что он мог сделать! Не выхватывать же апельсины из рук начальника школы.
Аппетит у Гришина оказался не плохой. Он заснул в кабинете Гамбуржца после десятого апельсина.
- Ну что я теперь буду делать?– спрашивал Гамбуржец.
- Мы товарищей в беде не бросаем, - отвечали слушатели. – Перенесем его на цыпочках в кабинет, а если он спросит Вас, что с ним было, скажете: да я почем знаю. Был у слушателей на занятиях по иностранному. Или ходили в музей танки смотреть. Мы подтвердим и преподаватели тоже. Железное алиби. Он один против всех не устоит.
Комментарии