Люди Света

В городке Лыткарино под Москвой я посетил оборонный завод оптического стекла — ещё один драгоценный кристалл, который героические самоотверженные люди пронесли сквозь камнедробилку девяностых годов, когда истирались в прах бриллианты советской техносферы. Когда гибли технологии, которым нет равных в мире. Когда испепелялась советская эра, а вместе с ней великое оружие, одержавшее Победу сорок пятого года.

Я наблюдал на заводе, как варят оптическое стекло. Не то, оконное, которым мы стеклим наши жилища, теплицы, фасады банков и супермаркетов. А драгоценное и таинственное, в котором свет обнаруживает свои волшебные свойства, отражается, дробится, фокусируется, складывается то в огненный разящий луч, то в туманное отражение бесконечно удаленной звезды. Плавление его в огнедышащих печах, в глиняных бочках или платиновых тиглях напоминает алхимию, колдовское действо, сотворение отвара, в который подсыпают и вбрасывают множество веществ, микроэлементов, тончайших присадок, используя для этого почти всю таблицу Менделеева. И каждый из элементов сообщает стеклу особое свойство, оттенок и цвет. Пропускает или задерживает световую волну, извлекая из светового луча скрытые в нём свойства, превращая реющий в мироздании свет в грозное оружие, в инструмент познания. Как целебный бальзам настаивается на десятках целебных горных трав, так это расплавленное в тигле стекло настаивается на частицах свинца и сурика, цезия и бериллия. 

Когда готовое стеклянное варево извлекают из печи и опрокидывают над формой, кажется, что из тигля истекает золотой, вяло опадающий мёд, от которого по цеху разливается зарево, а в лицо тебе дышит огненный жар. Этот стеклянный отлитый брусок остывает медленно. Иной раз до полутора месяцев, а шестиметровый исполин Зеленчукской обсерватории остывал около двух лет! Остыванием управляют, добиваясь того, чтобы оно шло равномерно по всему массиву стекла. Иначе возможны невидимые трещины, раковины и каверны, вкрапления газовых пузырьков, микроскопических неровностей, о которые будет ударяться луч света, терять свою остроту и силу, лишать оптическое стекло его волшебных свойств. 

Эти многотонные, похожие на льдины, ломти кладут под алмазные пилы, членят их, как на пилораме, режут на аккуратные бруски. Из этих брусков, разделённых на доли, откалиброванных, отшлифованных, будут созданы линзы для биноклей и подзорных труб, танковые триплексы и прицелы, множество разновеликих окуляров, наполняющих систему прицеливания, лазерные дальномеры, телевизионные трубки. И всё это складывается в электронно-оптические комплексы, без которых невозможен воздушный бой, прицельное бомбометание, уничтожение воздушной и наземной цели, пуск ракет, обнаружение противника в момент, когда он ещё не готов к отражению атаки. Все эти стёкла, как немигающие зрачки, уходят с завода на другие оборонные предприятия, где на конвейерах и стапелях стоят штурмовики и бомбардировщики, бронетранспортёры и танки.

Вот зеленоватые прозрачные плиты, которые служат иллюминаторами атомных реакторов. Защищённый от смертельного излучения оператор сквозь эти стёкла наблюдает за реакторным адом, искусственными стальными руками извлекает израсходованные твэлы, ставит на их место другие. А вот зеркала телескопов, среди которых и гигантское, с шестиметровым диаметром, похожее на тёмное недвижное озеро. Это зеркало привезли из обсерватории со склонов Кавказских гор. Где его с великими предосторожностями и усилиями спускали в долину, грузили на платформы, доставляли в низовья Дона, бережно влекли по воде до Москвы-реки и осторожно, перекрывая движение по автотрассам, как драгоценный стеклянный сосуд, доставили на завод. Установили в цеху, где его шлифуют, полируют, удаляют с поверхности образовавшиеся шероховатости и неровности. Придают этой гигантской чаше способность видеть зорче и глубже, ещё дальше заглядывать вглубь Вселенной, просматривать в ней светила и звёзды, доселе невидимые и недоступные.

Кривизна поверхности, необходимая сегодня для астрономических наблюдений, оценивается компьютерами. Для шлифовки поверхностей уже недостаточно прежних мастик и паст. Шлифовка ведётся с помощью ионных пучков, которые вылизывают поверхность зеркал, снимают с них неровности величиной с молекулу, что является воплощением нанотехнологической практики, наработанной здесь на заводе инженерами, учёными — колдунами света. 

Эти стёкла, соединённые со сложнейшими компьютерами и электронными системами, служат для раннего обнаружения целей. Они засекают вспышку, когда цель стартует, моментально обрабатывают световой сигнал. Определяют траекторию цели, место её падения, подлётное время до цели. С помощью лазера передают этот импульс на землю, на приёмное зеркало, от которого информация о пуске уходит в военные штабы, центр управления боевыми ракетами, в ядерный чемоданчик президента. И страна в считанные секунды уже готова отразить атомный удар супостата.

А вот зеркала для лазерных систем, с помощью которых в наших научных атомных центрах создаются мощные установки, когда множество лазерных лучей сверхточно направляются к мишени, фокусируются на ней. Этот одновременный удар света сжигает мишень, превращает её в плазменный взрыв. И жар этого взрыва переходит в энергию электричества. Эти пульсирующие безопасные взрывы становятся источниками сверхдешёвой электроэнергии. Обещают утолить энергетический голод планеты. И здесь, в Лыткарино, среди таинственных стёкол готовится новый рывок мировой цивилизации.

Люди, работающие на заводе, — это люди света. И не только потому, что они овладели тайной светового луча. А потому, что в каждом из них своя световая радуга, свой вклад в преодоление тьмы, своё обожание и сбережение завода — вместилище разума, труда и человеческой любви. Они такие разные: главный стекловар завода Владимир Герасимов, инженер, открыватель и учёный Магомед Абдулкадыров и молодой, недавно окончивший Бауманку, инженер Иван Судариков. В трудах и огорчениях, в мечтах и открытиях, среди ежедневных забот и сует они несут эту великолепную хрустальную чашу, не давая ей упасть и разбиться.

Изучая завод, рассматривая удивительные станки и приборы, слушая суждения людей о сегодняшней политике, о драме, которую переживает ныне русское государство и русский народ, я возвращался к своим прежним, не оставляющим меня мыслям. Световод русской истории от древнейших времён до наших дней, рассечённый и разломленный в нескольких местах, должен быть восстановлен. Чтобы энергия света, историческая энергия русской цивилизации текла по этому световоду из древних времён, не теряя по пути интенсивности, не искривляя, не преломляя свой таинственный священный луч. Чтобы этот луч долетал до нашего времени, освещал крохотный и непрочный кристалл сегодняшнего русского государства. Питал его своей силой. Множил в нём грани, взращивал его среди клубящейся тьмы. 

Русская история — это постоянное сражение между светом и тьмой. Стремление построить общество, в котором господствовали бы божественная справедливость, райские смыслы. Преодолевались зло, энтропия, смерть. Русская душа — это поле битвы мирового зла и мирового добра. Мировой тьмы и мирового света. Русское страдание и боль, русское безумие и отрицание мира преодолеваются светоносной мечтой о бессмертии. Бессмертии не только людей. Бессмертии светил и звёзд. Бессмертии всей Вселенной. Эта вселенскость русской мечты, космичность русского разума проявляются здесь, на заводе, где люди строят оружие, стоящее на страже русской цивилизации, сберегают свой драгоценный коллектив — прообраз будущего общества творцов и художников. 

Когда я писал эти строки, мне на стол из окна упал зайчик света. Заиграл, поплясал у меня на ладони и улетел сквозь ветки берёз в мироздание.