Отпор не дала, почему? (Продолжение)

 Октябрь, дождливая погода.  Гостиница "Балтика", двухместный номер и приставная раскладушка (моя). Звоню друзьям. Ради них я «выбила» у шефа командировочных три дня, работы не початый край, два вечера смогу им уделить. Мотя, Ольга, Феня, Катя и их приемный сын Митюша, о них написаны воспоминания "Шестой цветочек, это мой". 
Записная книжка, глазами пробегаю Ленинградские адреса. Дядя родной, брат по отцу, Ходырев Аркадий Александрович, дочь Светлана ровесница моя, усыновленный сын второй жены. Жена его, кроме моего отца, мужнюю родню не признавала. Приехала племянница из Перми по турпутевке, дядю повидать хотела,  она ей сразу  заявила, места для ночлега нет. Я знала, где они живут, ул. Кронверкская, им не звонила и не заходила. Отец ушел из жизни рано, мы сообщили о кнчине, на этом связь оборвалась.
  Школьные друзья, осенью в гости наезжали часто. Лина, со словами, если надумаете, вписала в книжку телефонный номер. 
Машинально набрала и вздрогнула, услышав громкие слова:
-Ангелина, да,  слушаю, не сопите, говорите.
Я выдавила:
-Здравствуй!
Молчание. Память у Лины "завертелась", вспомнила голос, и выдала ответ.
-Консуэло! Какими судьбами? Отца я и без вас нашла. 

Администратор, милая женщина,  в красивой форме, оформляет группу шведов.  Заметила меня и подзывает. Передаю ей ключ с запиской, прошу, если позвонят, номер продиктуйте, меня не будет этой ночью. 
В гостях. Родные лица и встреча долгожданная для всех. Митюше отдаю пакеты,  он трижды чмокает меня и выдает секреты. 
-Они там наготовили всего, сюрпризы тоже. Я с трех часов сижу не евший, не разрешали портить стол.
Мы обнимаемся, от радости глаза слезятся. Богатое у нас застолье и за год столько новостей! Обмен подарками. Мне подают  постельное бельё, не просто наволочки и пододеяльник, такое не понравится, не может! На каждом уголке  творение, из лоскутов и вышивки картины. Восхищаюсь:
- Любимый мой  лесной мотив,  для  выставки работа!
-Что б оценить труды,  в ряды пошли,  народу набежало, стоит  сколько? Не береги, стирай, носи,  к приезду новое подарим.
Дубовые разделочные доски, на оборотной стороне лаком покрытые рисунки, опята на пеньке, ветка рябины,  небесный колокольчик выглядывает из сочной травки.  Восторг!
-Митюша, да ты  художник!
Он соглашается.
-Да. Когда приспичит, я художник, мы  все старались. Так для кого? Для миленькой, тебя!
Дверной звонок. Мотя кричит:
-Кого несет? Незапертое, заходите!
Глазам не верю, на пороге Лина! 
-Ты, как меня нашла?
-Таксисту наплела, забыла вещи, улетаешь, по номеру в  диспетчерской нашли.
-Кто улетает, кто забыл?
-Какая разница, нашла и ладно. Мне, что в дверях торчать?   Вас здесь много, на всех не хватит, такси не отпустила, я мигом. 
Сумка на вешалке, сладости на столе, как вихрь ворвалась и исчезла. 
-Это Лина, я вам писала о семье.
Митюша возмущен.
-Гнать надо, в три шеи гнать!  Испортила нам радость встречи.
Я обнимаю их, прошу:
-Последние два года, мы получаем  от  её родни скупые строки поздравлений. Открыты были, вдруг замолкли, за нами не было вины. Там, видно, беды навалились.  Лина отца нашла, и с ним встречалась.  Если не против,  гостью примем, вы не встревайте,   беседу я сама устрою.

В руках у Лины торт,  настойка рижская на травах и минеральная вода.  Распоряжается, как дома, поднос подайте для торта,   малые рюмки для настойки. Митюша  шепчет мне на ухо:
-Ради тебя, я потерплю. 
Лина смеётся. Смех больше на хихиканье похож, глаза моргают чаще, чем обычно.
-Меня так часто выгоняли, что мне на это, наплевать. Ну, что уставились, бабули? Да, вот такая я,  ни женщина, ни мать, ни дочь, короче говоря, говно. Решили  потерпеть, её же любопытство раздирает, как там папаша поживает и  мачеха моя. Да, да, родная тетя - мачеха моя!   Анастасия, она в тень тетки превратилась.  Сергей мать ни когда не обнимал,  а  мачехе,  целует руки.  
Бузила я, но, мать не предавала. Она, единственно родная, другой не будет  у меня.  Отец мой,  при кортике и при погонах, как кошку, дочь вышвырнул за дверь, я этот случай не забыла.  Его уволили в запас, погибли люди на работе. Мать наша красивою была,  тетка пройдет, ни кто и не заметит. Захомутала.  Квартирой одарила, я понимаю, почему. Нашла я их, в тот день, Крещение было,они запомнят эту дату, я всем навешала кресты!

Нарушив обещание, не встревать,  мне  Мотя  с Катей приказали:
-К печке сядь,  для разговора не созрела, иные доводы нужны.
Лина встает и,  молча, движется к двери, Митюша преграждает путь.
-Ты вторглась в нашу жизнь без спроса,  час битый слушали полив,  теперь послушай наши речи.

Сядь! Не ровен час…и  зашибу, соврать хозяйки не дадут, в психушке нашей я прописан. Здесь пять сиротских душ живут, что мы хлебнули, уму доступно вряд ли будет, но, кое-что внутри осядет.

Тот разговор не суд не походил, в нем пять сиротских жизней,  тянули из трясины шестую жизнь со схожею судьбою,  она сопротивлялась и вопила, выплескивая грязь наружу. Вопль накрывал меня с головкой,  мамины слова,  жизнь сиротин – счастлива редко,  хлестали больно. Передо мной "разделись" до нога, я словно в омут окунулась, сиротство - страшная беда! К  подобной встрече  не была готова,  росла под   маминым крылом, под ним добро, забота и защита. От жизни той, что за забором,  детей  сумела  отвести. 
А за забором жизнь иная,  закрытая от посторонних глаз.  По случаю, благополучие людское мосты наводит, когда отчет или ЧП.

Минули годы, и если б не тетрадные записки, сам разговор из памяти исчез бы, кроме фрагмента: 
Лина руками шарит по столу, хватает хлебницу  и запускает в Катину икону, в начале разговора, она её к груди прижала и ни на миг не выпускала. Крик, изменивший голос Лины:
-Мне легче гадить, чем обнять! Я всех  люблю, отца и мать,  и мачеху, Анастасию и… ненавижу! Любовь и ненависть в обнимку, вам это чувство не знакомо?  В тринадцать лет нас привели в театр,  билетерша отвернулась и в трубку телефонную кричит, давай к дверям, детдомовские шлюхи прикатили. Я в паре с девочкой, ей десять лет! На нас все так и обернулись. Зубами впилась, прокусила руку, вместо защиты, воспитатель мне кулаком заехал в нос. 
-Ты не одна попала в душегубку. На Феню посмотри,  примерною была, тиха, скромна, учеба на отлично. Пока служил, любимого ждала.  Привел домой, знакомьтесь папа, мама, вот Феничка моя.  Отец за двери выставил с вещами, нам ПеТеУшки   не нужны, за ними шлейф гулящих девок.  Она  кричит, я непорочна  и сыну вашему верна, и на работе достиженья!  Слова, какая разница, молву людскую не отмоешь,  сгубили мать в ней и жену, так до сих пор и в «девках» ходит. Да, ты в стократ её счастливей, сумела доченьку родить.  Дурь соки жизненные пьет, ослабнешь телом, есть к кому приткнуться. Но, жизнь, она ведь такова,  вложила – в старости получишь…

Бой курантов,  счет новым суткам начался. В сон клонит. Там, где обычно мне стелили, спит Лина. Митюша за руку берет.
-Ко мне пойдем,  снимай одёжку, Катюша приведет в порядок. Нежданный вечер получился, надолго разговоров хватит.
-Я не сумела бы вот так, построить с Линою беседу.
-То, не беседа,  а сражение за человеческую жизнь.  Не сожалей, тебе не надо. У каждого из нас есть имя, ты Консуэло –Утешение. Русская семья, вдруг называет именем далеким.  Не просто так даются имена,  мы меж собою говорили, тебя одели в правильное имя. 
-Ваш разговор пойдет на пользу?
-По имени, она ведь Ангел. Я всяких видел, больных умом и обозленных, с подобным  встретился впервые. По письмам представлял беду, а наяву, страшнее вышло. Наш разговор...клин вбил во право, чужими судьбами вершить и пошатнул его основу.
-Пришла на встречу, по имени ни разу не назвала, словами - пулями метала.
-Как появилась на пороге, взгляд ненавистный усмотрели.  Ну, чисто снайперский прицел, и не сегодня он родился. Тебя, родимую, прикрыли. В ней беса надо изгонять.
-По паспорту ты Дмитрий, Митя, а, как  родители назвали?
Впервые, от военных лет, он произносит своё имя.
-Лёня, Леонид, так звали деда и прадеда, сестра рассказывала мне, прадед, в экспедициях по найму хозяйством ведал, по тундре колесил, дед хлеб растил, писал картины. От имени далёк я очень.  Не слабый я, а памятливый. Былые годы ржут рассудок, сопротивляюсь, как могу. 

Утро. Завтрак на столе. Прощаемся, меня не выделяют, обеих  ровно обнимают.  Мотя наказывает Лине:
-В монастыре отец и мать  оставили тетрадь, в ней записи, как вас искали,  там  побывай,  проси  на память.  Мы деньги на поездку сбросим. Спиртным не увлекайся, печатка на лице видна. 

Шагаем  рядом, на остановке длинный хвост, автобус мой, протягиваю  Лине руку.  Кулак бьет по руке, разворот, крик вырывается наружу, бежит.  
Мужчина встречный, растопырив руки, на время бег остановил. Митюша рядом! Шел за нами.
-Я прослежу,  я тоже криками лечусь, предметы бью, мне после легче. Люди, пропустите,  очень надо, очень надо.  
Толпа внесла меня в автобус и усадила на сиденье. Женщина наклоняется.
-Вы, слышите, её догнали.
Вопросов мне не задают,  по людской цепочке летят слова: 
-Догнал, они шагают вместе.