дворцы и творцы

На модерации Отложенный

Внутри формирующегося вокруг нас неофеодального общества оказалось востребованной вовсе не основанная на широких знаниях система образования, а система, а) воспитывающая узких специалистов, б) не дающая обучаемым ни целостной картины мира, ни привычки мыслить шире конкретных задач, в) лишенная каких бы то ни было моральных постулатов. «Мы тебя научим делать то, что поможет тебе заработать деньги, а остальное — никому не нужная лирика», — вот что говорит эта якобы жизненная и прагматическая система. Но работает (а точнее, работала) она для обслуживания той экономической модели, которая сейчас и ввергает всю мировую экономику в длительный кризис. И тут — какой сюрприз! — выясняется, что подготовленные по методике «гарвардских бизнес-кейсов» и прочих МВА граждане совершенно не способны придумать какую-то иную модель и вообще что-то принципиально новое. Потому что это только «доказавший свою неэффективность» социализм в лице советской школы и системы вузов «бессмысленно» учил всех и всему (и действительно, пал жертвой в том числе и той самой интеллигенции, которую бесплатно учили и сделали интеллектуальным классом), а эффективная система средств на ветер не бросает и благотворительностью по воспитанию человеков-творцов не занимается.

При этом одновременная деиндустриализация и падение престижа индустриальных профессий создали ситуацию, когда уже никакие потребности рынка не способны быстро восполнить возникшие дефициты. Ситуация с российским образованием, особенно профессионально-техническим, тот классический случай, когда «что имеем, не храним, потерявши — плачем». Только сейчас внятно заявлено о том, что новая индустриализация в России должна сформировать качественный спрос на человеческий капитал, на создание новых инжиниринговых и конструкторских центров, на разработки наших ученых, на интеллектуальный продукт университетской, отраслевой науки и, конечно, академической. Но ломать не строить. А ломали так долго, что многое утрачено. В первую очередь речь идет не о вузах и высшем образовании, а о подготовке квалифицированных «синих воротничков».

Предприятия испытывают такой дефицит рабочих с требуемой технической подготовкой, что уже начинают сами заниматься их обучением, так как система ПТУ и техникумов мало чем может им помочь. Здесь резонно вспомнить идеи сторонников дерегулирования. Вот двадцать лет не было масштабного спроса на обучение рабочим специальностям. А теперь он есть. Но никакие «руки рынка» не восстановят в одночасье утраченную образовательную инфраструктуру и кадры.

Знания или деньги?

Нам много лет говорят, что мы должны брать пример с лучших западных практик в области образования. Якобы основой всего должна быть окупаемость и бизнес-применимость. Вот, например, участник обсуждения с участием премьера Путина программы новой индустриализации на одном из бизнес-форумов, представлявший концерн «Ренова», предложил оценивать эффективность работы вузов не количеством научных публикаций или изобретений, а количеством стартапов, вышедших из данных учреждений. Он призвал российских студентов следовать примеру американских: «Изначально, делая дипломную работу, они мечтают на ней заработать денег и ее продать».

Тем более странно звучит эта идея на фоне тех стратегий, которые используют для своих «инкубаторов инноваций» крупнейшие мировые корпорации, — они часто финансируют весьма отдаленные от непосредственной практической реализации научные исследования, потому что это поле, которое действительно может неожиданно принести венчурные плоды, но вовсе необязательно прямо сейчас. Логика быстрой прибыли и мгновенной окупаемости в развитии серьезных технологий неприменима и вообще несовместима с какими-либо проектами долгосрочного инфраструктурного развития и преемственности работы технологических и инженерных школ.

То, что система образования должна отвечать интересам экономического развития государства, вполне очевидно. Как очевидно и то, что даже такие передовые «интересанты продать» пишут свои дипломы на базе некоммерческих научных исследований прошлых поколений.

А вот что, кроме конъюнктуры, они оставят после себя?

Но именно этот принцип предлагается для целей индустриализации максимально усиливать в высшем образовании.

Рукопожатия, резюме и бонусы

На русский язык переведены десятки, если не сотни западных бизнес-книг, развивающих такие идеи. А теперь давайте почитаем другие книги, тоже западные, которые, правда, нам никто не переводит. Их авторы считают, что система «образование как бизнес» уничтожает американскую и европейскую традицию культуры и науки и массово штампует зашоренных беспринципных управленцев, и это создает проблемы вовсе не абстрактно моральные, а предельно практические. «Падающая набок» мировая экономика — прямой продукт их деятельности и результат системы образования, где все «мечтают заработать денег».

«Гарвард, Йель, Принстон, Стэнфорд, Оксфорд, Кембридж, Университет Торонто и Парижский институт политических исследований вместе с другими элитарными учебными заведениями, вместо того чтобы учить студентов думать и задавать вопросы, создают полчища менеджеров системы. Они строят обучение вокруг сиюминутных специализированных дисциплин, ограниченных ответов и ригидных структур, продуцирующих такие ответы», — пишет в своей, ставшей в США бестселлером, книге «Империя иллюзий» (Empire of illusion, 2009) известный американский публицист лауреат Пулитцеровской премии Крис Хеджес, который долгие годы был корреспондентом газеты «Нью-Йорк Таймс», а ныне ведет исследования в Национальном институте Нью-Йорка.

В частности, такой «ригидной структурой» является столь полюбившийся нашей отечественной системе экономического образования «бизнес-словарь». Как справедливо отмечает автор, выстраивание своего языка с терминологией типа «повышение эффективности» и «увеличение лояльности» позволяет вообще исключить из поля зрения моральные, культурные и политические вопросы. «Эта система удерживает от задавания неудобных вопросов и разрушает поиск общего блага».

Он приводит слова одного из выпускников Беркли: «Мы погружены в идею, что образование связано с тренировкой навыков и «успехом», определяемым финансово, а не с обучением критически мыслить и решать нестандартные задачи. Культура конкуренции и эффективности — с ее электронными гаджетами, высоким темпом жизни, карьерным ростом как стилем жизни, престижем и деньгами — совершенно отделяет слой этих так называемых лучших и ярких от обязательств перед обществом, экологией и демократическими идеалами. Где-то по дороге к свободному рынку Беркли забыл, что образование — это не навыки рукопожатий, обретения строчек в резюме и получения бонусов». А вот наш министр образования г-н Фурсенко и его группа поддержки из числа бизнесменов, предлагающих дипломникам думать только о зарабатывании денег, именно это все и считают идеалом.

В России поклонники подобных схем весьма преуспели — они уже воспитали поколение молодых менеджеров, мыслящих именно так. Какое благо, какая мораль, если есть бизнес-задачи?! Есть нечто, что оправдывает все, — любые варварские корпоративные порядки, любой обман, любые манипуляции. «Человеческие существа используются и отбрасываются так же легко, как использованные пакеты из-под фастфуда», — метко подмечает Хеджес.

Проблема в том, что те, к кому относятся, как к пыли под ногами, никакого энтузиазма в своей работе не проявляют, никакой лояльности ни к работодателю, ни к производимому продукту не испытывают, на какие бы духоподъемные «тимбилдинги» их не сгоняли. А то, что вызывает у людей реальный энтузиазм, — осмысленная работа, понимаемая как общее дело, и организационная культура, основанная на взаимном уважении и поддержке, — могут существовать только в системе, где вопросы морали и культуры не вынесены за скобки трудовых отношений, а как раз наоборот, тесно в них включены с учетом особенностей менталитета.