А к чужим?

Я тоже отец. Есть человек, которым я горжусь и за которого тревожусь – мой сын. Потом он станет сильным, умным и самостоятельным, а сейчас он нуждается во мне, в моей силе, моем уме. И природой глубоко во мне заложена готовность защищать его, не останавливаясь ни перед чем. Потому что я – отец.

Он посадил своего малыша за спину и пришел на акцию, а когда подступили полицейские, громко требовал не трогать ребенка. Я это видел на видеокадрах.

Она говорит, что содержание ее в камере причиняет страдания ее ребенку. Я прочел это в новостях о судебном заседании по делу пуси райот.

Маленький мальчик на велосипеде перед строем омоновцев, вероятно, на болотной. Фотография.

Мне безразличны политические цели и лозунги, я просто пытаюсь представить себя, несущим моего сына на митинг и им прикрывающимся.

Не представляется, невозможно. Вообразить, что подкатываю моего сына к шеренге полицейских, чтобы кто-то мог сделать эффектный кадр. Не могу. Пока в состоянии – никому не позволю использовать моего сына как инструмент, как деталь антуража. У меня есть сын, и что бы ни делал, я помню об этом, и свои поступки соотношу с тем, что есть человечек, который нуждается во мне, в моей помощи, моей требовательности, моей любви. Наверно я живу в каком то другом измерении. В нем невозможно даже гипотетически нравственное состояние, при котором отец и мать используют как инструмент и щит ребенка, собственного сына или дочь. Подвергая при этом реальной угрозе их здоровье.

Но страшна не только и даже не столько степень нравственного падения. Невольно возникает мысль: если эти люди столь безответственны и равнодушны к собственным детям, то насколько безжалостны они могут быть к детям чужим?