Заговор «десталинизаторов»

Раздача слонов у гроба

После смерти Сталина борьба за советский трон началась уже у гроба «вождя народов». Всесильный Берия понимал, что слишком забрызган кровью (да и не выдержит страна еще одного грузина после Сталина), и готовился стать тайным правителем, формально пропустив вперед Маленкова. А тот уже в марте 1953-го на первом же закрытом заседании Президиума ЦК заявил о необходимости «прекратить политику культа личности и перейти к коллективному руководству страной». Поначалу «раздача слонов» проходила без осложнений. Маленков стал председателем Совета министров СССР и первым секретарем ЦК КПСС. Зампредами правительства были назначены Берия (он возглавил также объединенное МВД-МГБ), Булганин (он стал министром обороны), Каганович и Молотов (сменивший Вышинского на посту министра иностранных дел).

Хрущеву как одному из секретарей ЦК поручили «сосредоточиться на партийной работе». Маленков, ратовавший за «коллективное руководство», вскоре отказался от партийного лидерства, передав Хрущеву и формально должность первого секретаря ЦК (чем резко ослабил свои позиции в удержании власти). И всё же реальным лидером среди «наследников» почти четыре месяца после смерти Сталина оставался Берия. Авторство целого ряда его начинаний позже припишет себе Хрущев. Однако именно Берия первым затеял свою «оттепель», начав с прекращения антисемитской кампании. Из подвалов Лубянки доставили домой «сионистку» Полину Жемчужину (жену Молотова, с которой, по настоянию Сталина, тот развелся перед ее арестом). Быстро закрыли и «дело врачей», которое по сценарию Сталина должно было стать кульминацией в «раскрытии тайного заговора против руководителей партии и правительства».

Берии принадлежала также инициатива провести амнистию лиц, совершивших «незначительные преступления». Но так как указ был подписан формальным главой государства Ворошиловым (он сменил Шверника на посту Председателя Президиума Верховного Совета СССР), в народе ее прозвали «ворошиловской амнистией». Немало невинно пострадавших были отпущены на свободу. Но страну после амнистии буквально наводнили уголовники. Заодно с мелкими воришками из мест заключения были выпущены матерые рецидивисты. Предполагают, что последних включали в списки амнистированных по указанию министра, желавшего затем их упрятать обратно, продемонстрировав при этом мощь своих карательных органов. Выпустили и несколько тысяч политических заключенных, однако основная их масса продолжала томиться в лагерях и тюрьмах.

Среди прочих начинаний Берии следует отметить, что он первым предложил начать переговоры об объединении Германии (хотя бы и на буржуазно-демократической основе), но эта идея умерла под гусеницами советских танков, подавивших чуть позже (в июне 1953 г.) восстания в нескольких городах ГДР. Однако «оттепель» не помогла могущественному министру. В конце июня того же года Берия был арестован, в значительной степени благодаря активности Хрущева, сумевшего привлечь к этой операции военных. Его поддержали Маленков, Молотов, Каганович и немало других членов ЦК. Берию расстреляли. А главой образованного Комитета государственной безопасности по предложению Хрущева назначили генерала И. А. Серова. Именно с его помощью Хрущеву удалось изъять из архивов и уничтожить большинство документов о своем личном участии в массовых политических расправах. Уже после отставки Хрущева А. Н. Яковлев, руководитель Комиссии по реабилитации жертв незаконных репрессий, отмечал: «Крови на совести Хрущева не меньше, а по сравнению кое с кем и больше!»

Отставка Маленкова

В последние годы жизни Сталина его заместителя в ЦК и правительстве Маленкова считали потенциальным «наследником трона». Устранением Берии (активно прикрывавшего Маленкова на всех этапах его карьеры) Хрущев заметно ослабил позиции предсовмина. Правда, Маленков укрепил свой авторитет в народе благодаря ряду экономических послаблений. О них премьер объявил в августе 1953-го на сессии Верховного Совета, где было решено в два раза снизить сельхозналог, списать недоимки прошлых лет, а главное – изменить принцип налогообложения жителей села: платить с каждого гектара земли, а не как раньше – по размеру дохода (когда в убытке оказывались даже самые удачливые труженики). Газету с докладом Маленкова в деревнях зачитывали до дыр, а партийные идеологи обвиняли его в «популизме».

Реальное же недовольство партийной элиты вызывала совсем другая причина. В мае 1953-го по инициативе Маленкова было принято постановление правительства, отменявшее пресловутые вознаграждения в «конвертах» бюрократической верхушке, в первую очередь партийной. Маленков, переоценив свои возможности, вступил в борьбу с «перерождением отдельных звеньев государственного аппарата». Материальные ущемления кардинально меняли отношение номенклатуры к «первому лицу», и Хрущев умело использовал ситуацию для собственного восхождения.

Весной 1954 г. на собрании партхозактива страны Маленков вновь призывал бороться против бюрократизма. Гробовую тишину после его доклада прервала веселая реплика Хрущева: «Всё, конечно, верно, Георгий Максимилианович. Но аппарат – это наша опора». И только тогда раздались «долго не смолкавшие аплодисменты».

Вскоре нашлись поводы рассмотреть на Пленуме ЦК (в январе 1955 г.) вопрос о соответствии Маленкова занимаемой должности. Кроме того, его имя впервые озвучили в связи с «ленинградским делом» и возложили на него «моральную ответственность» за репрессии против более чем 2000 партработников. Маленков «признал ошибки» и сам подал прошение об отставке. Вместо него главой правительства назначили маршала Булганина. Наступали новые времена, и впервые за многие годы советской власти высшему чиновнику государства была дана возможность добровольно и с почетом покинуть свой пост. Маленков остался одним из заместителей Булганина, министром электростанций и членом Президиума ЦК.

Перл Карповская

При «раздаче слонов» в 1953 г. Молотову вполне могли не предлагать высокие должности. Он уже несколько лет был в опале. Однако такими популярными в народе именами, как Молотов, Ворошилов, Каганович, решили воспользоваться для укрепления авторитета новой власти. А в сталинскую опалу Молотов попал в немалой степени из-за чрезмерной активности его супруги Полины Жемчужиной (урожденной Карповской). Перл Семеновна Карповская была на 7 лет младше Молотова. Родилась она в семье бедного еврейского портного (где дома говорили на идиш). В 13 лет уже трудилась на местной папиросной фабрике, откуда и ушла в революцию. На одном из совещаний в Москве (в 1920 г.) Молотов влюбился в молодую большевичку и пронес эту любовь через всю жизнь. К тому времени Перл (что на идиш означает «жемчуг») уже сменила свое еврейское имя на более доступное массам и стала Полиной Жемчужиной.

Бывая с мужем в гостях у Сталина, она подружилась с Надеждой Аллилуевой и слишком много знала о ее трагической гибели. Эту информированность Сталин простить не мог, однако внешне долго не мешал карьере жены своего сподвижника. Она была директором парфюмерной фабрики «Новая заря», заместителем наркома пищевой промышленности, наркомом рыбной промышленности, кандидатом в члены ЦК ВКП(б).

В 1948 г. в Москву в качестве первого посла Израиля в СССР прибыла Голда Меир. Она плохо понимала суть советского «интернационализма» и начала по субботам посещать московскую синагогу, возле которой стали собираться евреи-фронтовики, наивно желавшие отправиться в Израиль, чтобы защитить молодое государство от агрессивного арабского окружения. На дипломатическом приеме, устроенным Молотовым в честь Голды Меир, ей представили Жемчужину, которая поведала послу на идиш, что и она – дочь еврейского народа. Молотов дипломатично пытался разъяснить послу, что советские евреи к Земле обетованной никакого отношения не имеют.

Однако Сталин был крайне раздражен. Он вспомнил и о других «проступках» Жемчужиной: о ее переписке с сестрой, эмигрировавшей в Палестину; о посещении в 1945 г. московской синагоги в день памяти жертв Катастрофы; о присутствии на панихиде по Михоэлсу, где она поделилась с одним из «товарищей» сомнениями в истинности официальной версии гибели артиста. Сталин «намекнул» сподвижнику, что тому следует развестись. Полина, поняв опасность, ради спасения семьи также настаивала на разводе.

Вскоре «дело Жемчужиной» заслушали на Политбюро и пришили ей ярлык врага. Вопрос об ее аресте Сталин поставил на голосование. Воздержался лишь Молотов. Полину арестовали в январе 1949 г., но приговор был довольно мягким – 5 лет ссылки в Кустанайскую область. А в марте Молотова освободили от должности министра иностранных дел.

В январе 1953 г. в разгар кампании против «безродных космополитов» Сталин велел переправить ссыльную Жемчужину в подвалы Лубянки, где бериевские костоломы выбивали из нее новые «признания».

Когда в марте 1953 г. Молотова вернули к власти, первое, что он сказал Берии: «Верни Полину!». Несколько дней спустя Молотову в качестве подарка ко дню рождения привезли на дачу освобожденную супругу. Как вспоминает политолог В. А. Никонов, внук Жемчужиной, на вопрос, почему дед за нее не заступился, бабушка ответила, что такой шаг был бы гибельным для всей семьи, а она всегда верила, что муж ее вытащит.

Общий интерес

У министра иностранных дел Молотова почти сразу стали возникать разногласия с Хрущевым, особенно по вопросам внешней политики. Молотов возражал против «реабилитации» Тито; против отправки опальной номенклатуры дипломатическими представителями в зарубежные страны; против полного вывода советских войск из Австрии и многих других инициатив Хрущева. Хрущев перестал брать с собой Молотова в зарубежные поездки, а в июле 1955 г. на пленуме ЦК подверг главу МИДа критике за консервативную позицию во внешней политике. Однако опытный дипломат умел во время отступать и даже публично признавать «ошибки».

Маленков и Каганович, бывшие с Хрущевым в довольно прохладных отношениях при Сталине, да и нынче недовольные им, всё больше соглашались с «упертостью» Молотова. Их тихое противостояние Хрущеву усилилось, когда тот стал настаивать на ознакомлении коммунистов со сталинскими репрессиями и реабилитации всех политзаключенных (под расстрельными документами, хранившимися в архивах, стояло немало подписей Молотова и Маленкова). Особенно резко протестовал против обнародования документов о репрессиях Каганович. Его «жесткую линию» помнили в Туркестане, на Украине и в Москве. Каганович руководил чрезвычайными хлебозаготовками в период массового голода, не щадил басмачей, «кулачество», троцкистов и прочих «уклонистов». Железной рукой он сносил московский храм Христа Спасителя и прокладывал московский метрополитен, названный его именем. В бытность первым секретарем ЦК КП(б) Украины Каганович способствовал выдвижению Хрущева. Поддерживал того и в Москве, став в первой половине 1930-х членом Политбюро ЦК ВКП(б). Долгие годы был заместителем главы правительства и занимал немало других высших должностей. В период отпусков Сталина он даже проводил заседания Политбюро. Самый высокопоставленный еврей при Сталине не щадил евреев, так же как Сталин – грузин. Каганович успешнее Молотова выдержал тесты на преданность вождю, не моргнув глазом, когда арестовывали его ближайших родственников.

Когда в конце 1930-х Кагановича несколько отодвинули от ведущих партийных должностей, он столь же активно продолжал заниматься хозяйственной деятельностью на постах наркома путей сообщения и наркома тяжелой промышленности. В годы массовых репрессий рьяно «очищал» аппараты своих министерств от «врагов народа». Позже, когда Лазаря Моисеевича исключали из партии, обнародовали цифру: он лично подписал списки на расстрел 36 тыс. человек.

Историк Авторханов попытался несколько обелить Кагановича, рассказав (со ссылкой на Эренбурга) некие «героические» случаи, когда «главный еврей» защищал перед Сталиным своих соплеменников. Однако Рой Медведев категорически опроверг эти мифы. Каганович настолько боялся обвинений в пособничестве «сионистам», что изгонял из своего аппарата даже технических работников-евреев. Точка зрения Медведева, как представляется, всё же ближе к истине.

Отрицая «десталинизацию», Молотов, Маленков и Каганович объединились против Хрущева. Однако Никита Сергеевич преодолел их сопротивление и на XX съезде КПСС сделал свой знаменитый доклад. Основным помощником при написании текста многочасового доклада стал Дмитрий Трофимович Шепилов.

Окончившего МГУ экономиста Шепилова пригласили работать в отдел науки ЦК. В 1938 г. он осмелился в присутствии Сталина выступить с критикой Лысенко. Сталин его не поддержал, однако не только не стал наказывать, а, напротив, поручил подготовить хороший учебник по политэкономии. После войны Шепилов стал редактором газеты «Правда», затем был возвращен в аппарат ЦК и вновь (еще в 1952 г.) назначен главным редактором «Правды». В 1955 г. Хрущев выдвинул его на должность секретаря ЦК КПСС. После освобождения в мае 1956 г. Молотова с поста министра иностранных дел этот пост занял Шепилов. Расстрельных списков за ним не числилось, и у него явно не было оснований объединяться с Молотовым, Маленковым, Кагановичем.

Заговор

Низведя Сталина в докладе на XX съезде на уровень смертного – хотя и выдающегося, но совершившего ошибки – Хрущев выпустил из лагерей выживших политзаключенных, репрессированных при Сталине. Информация, дошедшая до низовых парторганизаций, была неконкретной и лишь прославляла партию, сумевшую очиститься от скверны. Слишком ретивых коммунистов, пытавшиеся докопаться до глубинных причин культа личности, подвергали взысканиям, а явных «антисоветчиков» арестовывали.

Несколько членов Президиума ЦК во главе с Молотовым решили сместить ставшего опасным для них Хрущева. 18 июня 1957 г., когда Хрущев находился с визитом в Финляндии, Президиум ЦК принял решение о его отставке. Молотов, Маленков и Каганович, составлявшие ядро заговорщиков, сумели заручиться поддержкой большинства Президиума – даже тех, кто был обязан Хрущеву своей карьерой. За отставку Хрущева голосовали Ворошилов, Сабуров, Первухин, Булганин. Победа заговорщиков казалась столь очевидной, что к ним примкнул и Шепилов.

Хрущев немедленно вернулся в Москву и настоял на созыве Пленума ЦК, заявив, что Президиум не вправе решать подобные вопросы. Опять его спасал верный председатель КГБ Иван Александрович Серов. Военными самолетами со всех концов страны доставляли в Москву членов ЦК. Те понимали, что обращение Хрущева за помощью непременно повысит их роль среди высшей номенклатуры. Пожалуй, еще в большей степени Хрущеву помог министр обороны Г. К. Жуков, не примкнувший к другу Шепилову, а, напротив, пригрозивший поднять армию, если не будет собран пленум.

На пленуме ЦК КПСС 26 июня 1957 г. антихрущевский заговор окончательно провалился. В постановлении пленума решительно осуждались действия «антипартийной группы Молотова, Маленкова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова». На последнего Хрущев был особенно в большой обиде, так как считал «своим» человеком.

Зная, чем заканчивались прежде подобные заговоры, Каганович позвонил Хрущеву и просил сохранить ему жизнь, напомнив, что именно он привел его в высшие эшелоны власти. Хрущев заверил, что жизни ни одного из членов «антипартийной группы» ничто не угрожает, если они прекратят активную борьбу против линии партии. Опального Молотова направили послом в Монголию, Маленкова – директором электростанции в Усть-Каменогорск, Кагановича – начальником треста «Союзасбест» в Свердловскую область, Шепилова – директором Института экономики АН Киргизской ССР. Раскаявшегося Ворошилова Хрущев оставил на должности Председателя Президиума Верховного Совета, однако Ворошиловград опять переименовали в Луганск. Булганина в 1958 г. лишили звания маршала и отстранили от должности главы правительства, которую занял сам Хрущев.

«Отблагодарил» Хрущев и своих главных спасителей. Жукова в 1957 г. сняли с должности министра обороны, а затем отправили в отставку из-за разногласий с Хрущевым. Серова (кстати, одного из руководителей депортации немцев Поволжья, подавления Венгерского восстания и других «акций») в 1958 г. перевели на должность заместителя начальника Генерального штаба, а в 1963 г. отправили в отставку «за потерю бдительности» (в связи с разоблачением подчиненного ему Олега Пеньковского).

Ядро «антипартийной группы» и «примкнувшего» Шепилова еще ожидала гражданская казнь после XXII съезда КПСС (в 1961 г.). Всех их исключили из партии (Шепилова и Молотова много позже восстановили), но дали доработать до пенсии на второстепенных должностях. «Антихрущевцы» оказались долгожителями. Молотов прожил 96 лет, Каганович – 97, Маленков – 86, Шепилов – почти 90. А их гонитель Хрущев, отправленный на «заслуженный отдых» своими же выдвиженцами, которые осуществили второй антихрущевский заговор в 1964 г., – 77.

Старики, пролившие немало крови, в конце своих дней стремились к покаянию. Внук Маленкова поведал, что его дед будто бы ходил вместе с Жуковым на покаяние к старцу Нектарию в Оптину пустынь. Каганович умолял, чтобы его восстановили в партии, но так и умер беспартийным. И лишь Молотов, пережив на полтора десятилетия свою жену, во время застолий поднимал тост: «За товарища Сталина! За Полину! За коммунизм!».