Он уедет.

Выходя из дома, я увидел на двери подъезда надпись: «Дима, где ты?». Она не решилась постучаться в его квартиру, но отчаяние неизвестности прорвалось наружу. Бедная девочка, как безмерно ее быстротечное отчаяние! Как оно искренне и наивно. Почему он не сказал, что уезжает? Чтобы упростить прощание? Равнодушен? Юность легкомысленна, и ответ может быть самым неожиданным.

Глаза, утопающие в безграничном отчаянии и слезах. Тонкие девичьи руки, охватившие мою шею. Понимаю, как ей было страшно и больно : рушится мир, а тот, кто в его центре, в чьих силах все спасти, не хочет ничего спасать. Теперь понимаю.

Но юность жестока. Я тоже уехал.

Они взрослеют, когда мы уезжаем, и, повзрослев, прощают нас и забывают. И мы взрослеем, когда уезжаем. Потом вспоминаем, понимаем и стыдимся, бессильные оправдать себя или что-то изменить. Мудрость чувства берет реванш у глупости разума за свое давнее поражение.

Я не спросил его ни о чем. Потому что мне нечего сказать ему. Не сказал и про надпись : когда придет время, его память сама найдет все необходимое. Или не найдет.

В доме сделали ремонт и дверь покрасили. Пройдет время, у него тоже родится сын. Или дочь. И все повторится.