АНДРЕЙ ТАРКОВСКИЙ

 04.042012 СЕГОДНЯ 80 ЛЕТ СО ДНЯ ЕГО РОЖДЕНИЯ 

Сегодня - восемьдесят лет со дня рождения Андрея Тарковского. Непонятный многим и многими непонятый, но ставший легендой и классиком еще при жизни. Его первый полнометражный фильм «Иваново детство» принес стране венецианского «Золотого льва». Его «Андрея Рублева» Бергман назвал лучшим фильмом из всех, которые когда-либо видел. А про самого режиссера знаменитый швед говорил: «Тарковский для меня самый великий, ибо он принес новый, особый язык, который позволяет схватывать жизнь как сновидение». Рассказывают «Новости культуры». 
Его герой из дипломной работы, с которым уже не расстанется. В каждом фильме потом будет мальчишка. Стоящий у дерева в недетском «Ивановом детстве», лежащий у мертвого дерева в «Жертвоприношении». От первого полного метра до фильма, ставшего завещанием, - 24 года, семь картин, семь выбитых в мраморе ступенек у могилы на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа, сотни тысяч рецензий, трактовок, интерпретаций.
«Зеркало» в Зеркале. Ровно трицать секунд. Так долго, такими длинными планами до него еще никто не снимал. В каждый не просто всматриваются, смотрят, находят – и каждый, действительно что-то свое. Интимное, исповедальное «Зеркало», трудное, но к нему все равно возвращаются. Понятное, но разрушившее все стереотипы кино о войне – «Иваново детство». Невероятные, красивые сцены, снятые сразу, когда монтаж – уже внутрикадровый, и герой – снова мальчик, в котором, конечно, и сам Тарковский.
«Это не я в «Ивановом детстве», я мягче, я добрее, но вот это был он, и ему нужны были такие образы. Иван-мститель, покусывающий, как и Андрей сам, ногти, Бориска - тоже покусывающий, кстати, Андрей тоже это делает, Анатолий. Это все Андрей. Мы играли Андрея, как он этого добивался, это дело другое», - рассуждает народный артист России Николай Бурляев.
Закадр
Репродукции Дюрера в «Ивановом детстве», Брейгель в «Солярисе», в «Андрее Рублеве». Почти буквально экранизированный. Несение Креста. Потом скажет – чтобы зритель, пусть подсознательно, но почувствовал, кино – тоже старейшее искусство. На вершины этого искусства его Рублев взошел сразу. «Фильм фильмов», - сказали французы. К нам просачивался, показы ограниченные, просмотры полулегальны.

Один из самых великих в истории кино - эпический, не исторический – вечный.
- Русь, Русь, все то она родимая терпит, все вытерпит... Долго ли еще будет?
-...Не знаю, всегда, наверное...
Самая знаменитая сцена в мировом кинематографе. Напряжение, которое чувствует уже не одно поколение. Но вот он сам сомневался – стоило ли делать картину о Рублеве, чтобы рассказать не просто об иконописце, о муках художника: «Но я думаю, что все это правильно, пожалуй, надо было делать снимать об этом фильм, и смысл в том, что он смог выразить в самые тяжелые для народа времена нравственный идеал».
Его фильмы уже давно изучают, ему подражают, гадают над образами. Вода, которой много в каждом фильме, – чашка, колодец, и этот, такой всегда разный дождь. Огонь - и очаг собирающий, и все вокруг истребляющий, но который, действительно, оказалось, так трудно нести. Эту самую русскую болезнь – ностальгию, описал даже раньше, чем ей заболел. Только потом примет решение – не возвращаться в Союз.
«Ему однажды предложили снимать фильм о Ленине, и он над этим серьезно думал. Об этом никто не знает. Вы первые. Андрей очень боролся сам с собой в этом вопросе, как быть. Я помню его смятение, потому что такое предложение выводило его сразу в круг небожителей кинематографа», - приоткрывает завесу тайны народный артист РСФСР, кинооператор Вадим Юсов.
Ленина Тарковского так и не было. Но были 35 кардинальных поправок чиновников к «Солярису». Прошедший вторым экраном, такой выстраданный им «Сталкер». Каждую травинку в кадре укладывал сам. Изобразительный ряд – все для него. Ему подчинена музыка, если это не Бах, то в кино он вообще ее избегал.
«Его главная задача была - вообще музыки не давать. Потому что искал свой киноязык, собственный и вообще он считал, что музыка не имеет собственного языка, потому что кино строится на литературе, живописи, театре», - объясняет композитор, народный артист России Эдуард Артемьев.
Его вспоминают – молчаливый, в себе, но в кадре совсем другой Тарковский. Как и было всегда – на площадке. Также требовательно выверяет каждый кадр, что-то свое, только ему известное видит в объективе. Свой последний фильм снимает уже смертельно больным, в Швеции, но также по-русски созывает съемочную группу.

__________________________________
________________________________________________