Сортир в России больше, чем сортир

В департамент культурного наследия столицы поступила заявка от градозащитников о присуждении общественному туалету на Каланчевской площади статуса исторического памятника. Будь я на месте департамента, я бы, ни секунды не колеблясь, удовлетворила эту просьбу, даже если бы увековечить предложили не каменный ватерклозет, помпезный образчик сталинского ампира, а деревянную будку «с видом на гороховое поле».





Первомайские демонстрации невольно сыграли решающую роль в появлении в Москве общественных туалетов

А вот после войны спохватились и начали строить (включая туалет на Каланчевской площади)— после того, как первый секретарь МК и МГК КПСС, он же председатель исполкома Моссовета Георгий Михайлович Попов обнаружил свой подъезд в доме 4 на Горького плотно загаженным солдатиками, собранными на репетицию Первомайского парада.







Вот вам еще одна неизменная особенность наших причинно-следственных связей: только личная заинтересованность руководства приводит к реальным результатам. Но строили общественные сортиры без лишней роскоши




. Благожелательнейший Маркес в своем фестивальном эссе «400 000 квадратных метров без единой рекламы кока-колы» не сумел скрыть потрясения от посещения советского туалета: «Нужда заставила нас искать туалет.

Он представлял собой длинное деревянное возвышение с полдюжиной отверстий, над которыми, присев на корточки, полдюжины солидных уважаемых граждан делали то, что им нужно, оживленно переговариваясь,— такой коллективизм не предусматривала никакая доктрина».

В общем, на мой взгляд, отечественный туалет заслужил свой мемориал. Потому что сортир в России больше, чем сортир, потому что отношения граждан СССР с общественными уборными всегда отличались особой напряженностью и многофункциональностью, и нет среди выросших в СССР не пытанных ежедневным стыдом из-за дверей туалетных кабинок, которые невозможно закрыть, оттого что они просто-напросто не существуют.




Это было место, где население справляло свои судьбинные нужды: творческие, коммуникативные, сексуальные. Место, где пили, дрались и плакали. Там обнародовали свои желания, симпатии и идеологические пристрастия. Там курили и общались. Там у цыган и фарцовщиков можно было найти все, о чем просила обезвоженная дефицитом душа. Например, я как-то купила в уборной напротив метро «Кропоткинская» (в ней теперь то ли элитный бутик, то ли ювелирная лавка) «По ту сторону добра и зла» Ф. Ницше и ланкомовскую тушь.




И, между прочим, перестройка в стране началась с коммерческих туалетов. Их посещали экскурсионно, как Лувр, в них пел Джо Дассен и пахло новой жизнью.