Борьба с пожарным змием

Контейнеровоз «Honour», 1998 год. Где-то в Индийском океане.

На судно приехал злой и страшный серый волк (зачеркнуто) суперинтендант, который ведал толк не только в поросятах, но и в том, как стращать механиков. Он увидел системный коридор, в который закатывали льяла, ужаснулся картинно, и потопал ножками: «Убрать здесь все и покрасить!»

Старший механик развел руками, и, по обыкновению трясясь от систематического недопивания, выдавил глубокую мысль: «Ну, давайте, делайте что-нибудь». Первый, он же ремонтный  механик, в народе Иваныч, почесал остатки лысины и сказал, мол, если никто не хочет, то он сам сделает. А кто ж захочет? В животе у крокодила темно и скучно, и уныло. В смысле, что там грязно и мало места, развернуться негде. И неудобно. И вообще – какого хрена. И почему именно мы, если туда сливали дерьмо все, кому не лень, вот уж несколько лет. А мы возьми и помой. Ага, щас.

Но Иваныч был тверд, как небольшой лысый орех-кракатук, в своем решении убраться в коридоре. Он приводил себя в состояние боевой готовности в течение нескольких дней, заводясь все сильнее и сильнее. Он даже придумал, что за эту работу греки наверняка заплатят, мало того, откуда-то в спертом воздухе машинного каземата появилась версия о четырех сотнях долларов, которые супер отпишет героям-уборщикам.

Народ молчал. Он, народ, знал, что никто никому ничего не заплатит. А упираться в грязи по колено, даже за деньги – а тем более, даром, народу не хотелось. Мы уже провели достаточно неприятных, тяжелых и опасных работ на этом судне.


            Иваныч крякнул и сказал, что он сделает все сам, ведь это очень просто. Нужно зайти в коридор с пожарным шлангом и помыть. Проще той недопаренной репы, которую нам иногда всовывает повар. Народ смотрел на Иваныча и стеснялся своей робости в борьбе с коридором, но желания мыть на пару с первым не изъявлял.

И вот настал великий день. Первый механик внутренне собрался, произнес утреннюю мантру о необходимости уборки, которая стала уже обязательной за последние полторы недели, взбодрил ею себя, и затем сильно одухотворенный полез в коридор. Он только попросил в помощь моториста, которого я ему выделил – дело было на моей вахте. В спину уходящему Иванычу я промяукал о том, что хорошо бы выключить свет, то есть, полностью снять питание с коридорного освещения. Иваныч повернулся и сказал, что если выключить свет, то он же ни хрена не увидит. И пошел на подвиг. Главный двигатель нетерпеливо топал клапанами в предвкушении развязки.

Те, кто работают в подвале, уже всё поняли и даже знают, что будет дальше. А для всех остальных – вот картина машинным маслом.

Для того, чтобы попасть в прямую кишку, называемую системным коридором, нужно спуститься в самый низ машинного отделения – это три палубы от ЦПУ. Открыть водонепроницаемую дверь, за которой находится неизвестность. Шагнуть внутрь на три шага и спуститься по скоб-трапу вниз, около четырех метров. И очутиться, наконец, в коридоре. Что же такое коридор?

Вам наверняка доводилось видеть голливудские фильмы, в которых герои идут по какой-нибудь полузаброшенной фабрике, и со всех сторон на них фигачат струи пара, притом неожиданно? И еще очень громко капает вода, зловеще так? Вот это примерно то же самое, только съемками здесь не пахнет и крысы тут не живут, не бегают. Вы попадаете в замкнутое металлическое  пространство длиной около двухсот метров, шириной полтора и высотой метр двадцать, по обеим сторонам которого идут трубы. Пар, балластная вода, топливо, конденсат. На трубах есть клапана. На клапанах – пневматика, которая делает вид, что она дистанционно вам помогает их, клапана, открывать, а на самом деле только добавляет своего подлого шипения в общую картину коридорной страсти.

Снизу вы видите выступающие плоские металлические ребра корпуса, называемые красивым словом «шпангоуты». Они выступают снизу, от корпуса судна, на полметра. Поверх шпангоутов уложены рельсы, небольшие такие, на которых взад-вперед по коридору ездит тележка. Если вам вдруг приспичило что-то починить там, в глубокой (зачеркнуто) чреве коридора, то вы ложитесь на тележку ногами вперед, и крутите педальки. Это приводит в действие большие, сантиметров 60 в диаметре, колеса, и тележка несет вас вдаль. Колеса почти касаются потолка. Вы едете со скоростью маленького велосипеда, разгонять тележку можно, но не рекомендуется. Голову поднимать тоже не рекомендуется. Мимо вашего испуганно-напряженного лица пролетают выступающие части клапанов и коленки труб.

Надо добавить, что все двести метров коридора освещаются тремя лампочками. То есть, на каждые семьдесят метров голливудского ужаса судьба благосклонно выделила по целой лампе дневного света. Этого, как бы помягче сказать, мало. В общем, коридор абсолютно темный. Флуоресцентных ламп и запчастей, всяких балластов-стартеров, на судне не было. Но вот первые двадцать метров освещались неплохо – с потолка лился свет через каждые 3-4 метра из голых, неприкрытых крышками, незащищенных ламп. Кстати, в лучах этого света супер и увидел то льяльное безобразие, с которого начался этот рассказ.

И попробуйте представить себя на месте едущего туда на ремонт механика. Лежишь на металлической телеге и думаешь всякие нехорошие слова. Притом на ум приходят не какие-нибудь простые нехорошие слова, а сложноподчиненные предложения из них, способные порой даже добавить что-нибудь к малому и большому петровскому загибу. Держишь фонарик с инструментом на груди двумя лапками, ножками вращаешь педальки, и думаешь, что пойти учиться на судового механика было непростительной ошибкой юности. Еле удерживаешь инструменты, которые все пытаются разъехаться в разные стороны и тоже добавляют веселья.

Да. Так вот в этот самый коридор сливались льяла. У непосвященного человека возникает резонный вопрос: а что такое «льяла»?

В машинном отделении всегда есть место не только подвигу, но и протечкам. Течет вода, соленая и пресная, прокапывает масло, подтекает топливо двух-трех видов. Сальники, трещинки, прокладочки. Все это вместе дает нам обильный урожай повидла, именуемого льялами. Количество выделяемого повидла зависит от лености обслуживаемого персонала и от наличия запасных частей.

На этом контейнеровозе льяльные колодцы (места, куда стекает повидло) были очень маленькими, около кубометра. А протечек было очень много – запчастей не давали. Поэтому, когда во время стоянки в порту натекало воды по самое не могу, при запуске главный двигатель маховиком цеплял воду, не помещавшуюся в колодцах.

И разбрасывал эту грязную воду вокруг себя по окружности. Зрелище это давило на хрупкое сознание судовых механиков и, особенно, мотористов – мыть ведь приходилось им.

В общем, куда-то воду надо девать, пока стоим в порту. В море ее попросту выливают за борт, останавливая насосы, когда пойдет остающийся на поверхности масломазут, чтобы собрать его в цистерну и сжечь в инсинераторе. А в порту? Цистерна для сбора также не вмещала всё желающее поместиться туда повидло.


            Выход из ситуации был найден в виде пустого коридора. Эге-гей! Жизнь-то налаживается, подумали механики, и давай сливать туда льяла с тем, чтобы откатать их, когда судно выйдет на морской простор. Но мазут и масло после откатки оставались на стенках, на шпангоутах, на рельсах. И так, год за годом, там скопилась приличная выставочная коллекция образцов повидла, которую почему-то не одобрил суперинтендант из солнечной Греции. Очистить, вашу апельсинов мать, сказал он и уехал.  

Иваныч выбрал неправильный путь – он не захотел трудоемко мыть вручную коридор с привлечением ветоши и химии, а решил поступить, как ему казалось, проще. Рукою сильною и мышцею простертой он взял пожарный шланг, и утянул его вниз. Умного моториста Леню Иваныч поставил возле клапана. Моторист Леня был фигурой одиозной. Это его по голове погладил таксист за несговорчивость в рассказе «Доллар» http://maximblog.livejournal.com/11353.html. Я бы не стал доверять себя такому человеку, но Иваныч не пускался в сложные психологические выяснения.

 По сигналу, предварительно обласкав Леню взглядом, сказал ему Иваныч, ты включишь насос и подашь воду. Леня кивнул. И, как только я крикну «Стоп!», ты воду закроешь и насос остановишь. Леня опять кивнул.

Иваныч полез вниз, убаюканный сознанием того, что кивающий моторист Леня выполнит свою очень важную функцию. Но жизнь вносит свои коррективы.

– Давай! – проорал Иваныч снизу, махнув для убедительности рукой. Леня смотрел на него сверху, с высоты 4-х метров, и снова кивнул. Сделав три шага назад, в машину, включил насос, и подал воду. И остался стоять в машине, пупсик. А Иваныч уже не был ни виден ему, ни слышен. Ведь позади Лени грохотал свою веселую песню главный двигатель в 16 тысяч лошадей.

Попробуем прочувствовать этот радостный момент.

Представьте себе пожарный шланг, в котором бьется в истерике соленая вода с давлением в 10 килограмм на квадратный сантиметр. Удержать такой шланг можно, стоя на открытой палубе, но вдвоем. Но вы, стоя согбенным в коридоре, в резиновых сапогах на скользком грязном металле, пытаетесь его  удержать в гордом одиночестве, и как-то направить, чтобы помыть вокруг себя проклятый коридор. Вода ударяет в ближайший шпангоут, в трубы с клапанами, и бьет вверх, в стороны, вам в лицо, наливает полные сапоги, и, самое главное – в лампы дневного света, расположенные на потолке, который, как мы помним, высотой метр двадцать. Те, что не закрыты никакими защитными крышками. Ну, то есть, самые обычные лампы, не предназначенные для того, чтобы в них почти в упор била соленая вода. Когда приятный удар в  220 вольт проходит по соленой воде, вы начинаете кричать, чтобы эта сука (опять зачеркнуто) моторист Леня закрыл клапан. Но вот беда – Леня не слышит. Он же не спустился к вам вниз, чтобы быть ближе к событию, а стоит наверху, в машинном грохочущем отделении, где он думает, что услышит ваш крик.

Иваныч после первой же пилюли током выпустил брандспойт из рук. Шланг, конечно, только этого и ждал. Плох тот шланг, который не мечтает стать драконом. Он стал извиваться и больно  биться обо все вокруг, включая Иваныча. Механик стал мокрым в первую же долю секунды после включения насоса, но не это главное. Его начало бить током с возрастающей силой и с разными промежутками времени. Борьба с колотящимся Змеем Горынычем не входила в первоначальные планы первого. Иваныч набросился грудью на шланг, с трудом заваливая его на бок и ломая ему член. Богатыри со своими детскими криками в попу Горыныча в ту минуту нервно курили в углу, с завистью смотря на настоящего богатыря. Пространство было очень маленьким, и спрятаться было некуда. Крик Иваныча в тот момент, надо думать, достиг своего апогея.

Но Леня почесывал свою задницу там, где он ничегошеньки не слышал.  Он держал палец на кнопке «стоп» и ждал волшебного сигнала. 

Короче, механик выполз из коридора, внутренне отказавшись от идеи замыть коридор от  льял таким нескучным образом. Наверху в кратких сочных выражениях он рассказал  Лене, что работа закончена, клапан можно давно закрыть, а насос – выключить, и пошел отдыхать. Весь подвиг занял минуты три, не больше. Когда он, полностью мокрый, энергично зашел в ЦПУ (центральный пост управления машинным отделением), то даже у меня, видавшего всякое, отвисла челюсть от  его внешнего вида.

На нем живого места не было. Маленький, ненадолго переставший любить людей и свою  работу, с торчащими остатками лысины, с выпадающим из кармана фонариком, весь в пятнах мазута разного калибра. Довершали образ очки, болтавшиеся у него на груди, на такой специальной веревочке-резиночке, чтобы не терять. Очки тоже были в мазуте и масле. И лицо. И лысина. В маленьких точках и пятнышках побольше – Иваныч был похож на далматинца.

Он зашел, плюхнулся на стул и сказал в мою сторону страшным голосом: «ТОЛЬКО НИЧЕГО НЕ ГОВОРИ». Я пытался сдержаться, но захрюкал от смеха почти сразу же. Иваныч прекрасно понимал, что сам виноват в том, что произошло. Но такого измученного эффекта ни он, ни я не ожидали. Через минуту его прорвало.

– Там твой Леня! – дальше шло много разных слов. Я хрюкаю сильнее. Скользкий фонарик падает из его мокрого кармана на пол. – Я кричу, а он, сука, не слышит! -  Иваныч поднимает фонарик и трясет им, угрожая невидимому Лене. – Я ему «Закрывай на хер», а он – ничего! – Бросает фонарик, снимает сапог, выливает воду на пол. – Он, гад, стоит в машине, а не в коридоре! Ну, нормальный человек? Дебил. – И еще много всяких криков, междометий и воды вылилось тогда из трясущегося Иваныча. Ну, в общем, результат нетрудно было себе представить, даже не спускаясь вниз и не приступая к работе.

– Ты понимаешь, меня там током ударило, – в конце концов, поделился он сокровенным.

Я захотел обнять его, мокрого и грязного, и заплакать.

Но почему-то не сделал этого