«Всё валится под уклон...»

Г.М. Карпушкин, фермер – сын героя:

– Приехали на рынок, смотрю – колбаса копченая, похожая на «Крестьянскую», раньше такая была, вкусная. Говорю: Галя, возьми палочку, продавщица хвалит. Жена взяла, 110 рублей, там, может, граммов 300. Приехали домой, отрезал кусочек, попробовал – и выплюнул. Не просроченная, не испорченная, а вкус неприятный, не поймешь, из чего сделана, есть невозможно. Почему-то вспомнилась мне соседка, через дом от нас живет, говорила, мол, раньше у нас ничего не было, колбасы не было… Позвал: Люба, айда, отведай хорошей колбасы. Люба тоже в рот взяла, да тут же и назад: «Я кошке отдам». А кошка и нюхать не стала. «Давайте отдадим Дружку». Вынесли, собака сначала схватила, а потом выбросила, так и не съела. Сколько к нам людей ни приходило, я всех угощал, у всех уже свой такой же опыт. В советское время никто бы не допустил выпуска такого продукта. Не разгадать, из чего колбаса, но мяса в ней явно нет. Вот нас чем теперь кормят, Люба! 300 рублей килограмм, потому и везде она лежит. А помнишь, раньше – возьмешь ты за рубль сорок колбаску, мясо и сало, ешь с аппетитом, потому что чистый продукт, без заменителей и наполнителей. Помнишь, Люба? «Помню».

     Этот пример Геннадий Михайлович Карпушкин приводит в связи с вопросом, чего ждать селу от вступления России во Всемирную торговую организацию. Да того же, что обрушили на нас под видом хваленой «рыночной экономики». Лавину разрушительных, обманных «реформ». На то капитализм. Это похуже колбасы, которую даже собака не ест.

Любому человеку, который жил и хочет жить своим трудом, милее и дороже всего Родина, родная земля. Геннадий Михайлович рассказывает:

– Раньше мы дружно работали, весело жили. Утром идешь на работу – радостно, душа поет. Потому что видели – не зря стараемся, становится все лучше. Наш отец Михаил Павлович был в числе тех, кто создавал первые совхозы. Это теперь власть два десятка лет сыплет слова про цивилизацию да Всемирную торговую организацию, как заживем с ними, а тем временем нам совсем вот-вот клёк придет. А ведь вопрос неновый, все зависит от власти. Когда рабоче-крестьянская власть приступила к механизации села, она взяла все лучшее на мировом рынке. Сразу, без многолетней болтовни. И никакими своими интересами не поступилась. Наш отец работал на американских тракторах «Катерпиллер», а через два-три года появились и наши трактора, комбайны и другие машины.

Все это касалось каждого на селе, мальчишки росли на технике. Целыми семьями работали. Отлично! Не считались ни с чем. И мама наша Прасковья Ивановна работала комбайнером на комбайне «Сталинец-6». Потом мы ее сменили. На трех самоходных комбайнах работали из семьи трое – отец, мой старший брат Николай и я. Сегодня люди еще по себе помнят, как ценилось в своей же среде старание, мастерство, с каким желанием трудились. И каким почетом окружалось в обществе.

Моему отцу Михаилу Павловичу присвоили звание Героя Социалистического Труда, высоких орденов удостоен мой брат Николай. Потом и мне вручили орден Ленина, ордена Трудового Красного Знамени, Октябрьской Революции, «Знак почета», присвоили звание Заслуженный работник сельского хозяйства РСФСР. В газетах, по телевидению и радио рассказывали о десятках вагонов зерна, которое намолотил тот или иной передовик социалистического соревнования.

За долгую трудовую жизнь мои родители участвовали в строительстве нескольких совхозов. Начинали с палаток в голой степи. По мере развития эти хозяйства превращались в настоящие фабрики зерна, мяса, молока и другой продукции. За счет своих доходов они строили и благоустраивали села.

Довелось в этом участвовать и мне, в том числе вот здесь, в должности главного инженера совхоза «Покровский». Вели многоотраслевое производство, всем хватало работы, жизнь шла на подъем. Содержали 1400 молочных коров, на двух площадках откармливали 1200 голов молодняка, еще на двух площадках выращивали телят. Кроме того имели 6000 овец.

На сегодня хорошо еще, что сохранилась сельскохозяйственная организация, акционерное общество «Дружба», использует землю, уцелела часть коров и одна площадка для телят. Овец нет совсем. Сокращается год за годом поголовье и домашнего скота. В окрестностях было 8 гуртов, осталось всего полтора.

Когда мы строили откормплощадки, я привез для них аэродромные плиты, чтобы бульдозер легко навоз счищал. Теперь все разорили.

Было в совхозе два орошаемых участка по 400 гектаров. И эту систему уничтожили, алюминиевые трубы разворовали, сдали в металлолом.

Отдачи для народа практически никакой. За 15 лет не построено ни одного дома, ни одной квартиры – ничего. Вообще в селах редко где индивидуальные застройщики ставят жилье. В райцентрах – да, растут коттеджи, стягиваются туда люди с деньгами.

А я вспоминаю: мы на всех отделениях совхоза за десять лет построили около 100 домов. Как и во всех коллективных хозяйствах. Строили школы, больницы, Дома культуры и многое другое. На том в селах и держатся.

Каждый на свой страх. В 1994 году я и сын Александр завели свое хозяйство, выделили нам землю. Техника, как у большинства фермеров, отслужила в основном два с лишним срока, но пока управляемся. Однако в целом село обезоружено и страдает то от засухи, то от дождей. В акционерном обществе «Дружба» в минувшем году до непогоды не успели убрать 600 гектаров, а в компании «Иволга» – 8000 гектаров, по области – сотни тысяч гектаров зерновых. Поздней осенью кто-то если и обмолотил, то уже остатки проросшего в колосьях зерна.

А и добрый хлеб лежит – никому не нужен. Это при Советской власти мы знали: «Хлеб – Родине!». Днем отвезли зерно с тока на элеватор, завтра звонок из банка: «На счет совхоза поступила такая-то сумма…». Теперь перекупщики уже более полугода после уборки все выжидают, когда крестьянин будет вынужден отдать хлеб, лишь бы набрать денег на посевную. Предлагают 4500 рублей за тонну пшеницы, тогда как цену, например, на дизельное топливо вздули уже за 28 тысяч, хотя раньше солярка стоила куда меньше хлеба. Такой же грабеж с ценами на технику и другие материалы для села.

Из рассказа Геннадия Михайловича вырисовывается картина настоящего погрома на селе, хотя его родной Новосергиевский район уцелел в большей степени, чем другие. Всю жизнь отдавший созиданию, он с болью воспринимает злое надругательство над разумом, над самим смыслом бытия нашего народа, разрушение построенного несколькими поколениями великих тружеников. Почему там, наверху, бахвалятся успехами, будто некуда девать богатые урожаи, дескать, советское государство закупало зерно за границей, а мы ныне завалили мировой рынок нашим хлебом, в прошедшем году продали аж 25 миллионов тонн. Путин не знает действительного положения дел, гибельное состояние села, советники обманывают его? И Геннадий Михайлович высказывает совсем уж сказочное пожелание, хотя и естественное, в адрес бывшего разведчика:

– В селах, где что-то есть напоказ, они еще бывают, а побывать бы им в разоренных и заброшенных селах. Не объявлять: приедет Путин или Медведев в колхоз «Заря», к примеру, а потихоньку приехал бы как посторонний человек и посмотрел бы и определился, что творится у нас в России. Что уж у них там, в отчетах, а тут в натуре бы посмотрел. Я пытался задать Путину вопрос в его разговоре по телевидению, почему на сельское хозяйство никакого внимания не стали обращать. Конечно, мой вопрос не захотели огласить. Что же это за руководители, если они не знают, что сегодня в действительности Россия производит в два раза меньше зерна, чем в советское время. И пробиваться во Всемирную торговую организацию ради продажи якобы излишков зерна, когда в своей стране уничтожен потребитель зерна – животноводство? Они что там – не знают или не хотят знать?

Невозможно себе представить, чтобы Брежнев и Косыгин и другие советские руководители не знали, не видели народного хозяйства во всей полноте, во взаимозависимости отраслей, в том числе в связи полеводства, производства зерна, кормов и животноводства. Размышляя об этом, Геннадий Михайлович говорит:

– Тогда болели за дела, первый секретарь райкома партии, например, Николай Иванович Попов или Мартын Мартынович Пеннер минимум два раза в месяц бывали в каждом селе, вникали во все стороны производства и быта. Болезненно воспринимали неполадки, старались, чтоб люди работали и жили путем. Часто вспоминаю, что за уборку урожая в район минимум два раза приезжал первый секретарь обкома партии. И генеральный секретарь, и председатель правительства всё знали, мы это чувствовали. А теперь говорят, власть не вмешивается во внутренние вопросы производителя, останавливается у ворот. Так что, праздный наблюдатель – лучше? Если власть – пустое место, все валится под уклон, как теперь.

От крупного рогатого скота – рожки да ножки, свиноферм не осталось – вот вам и излишки зерна. У нас в районе были свинофермы в Нестеровке, Электрозаводе – семь колхозов и совхозов держали свиней, а сейчас только в Хуторке и в Калинине сохранились. Потому что и без присоединения к ВТО распахнули настежь границы, искусственно отдали отечественное производство на разорение и грабеж.

И животноводческая ферма – не устаревший культ. Почему-то во всем мире поддерживают фермеров, у которых в помещении несколько десятков коров или сотня свиней. При всяких высоких технологиях. Нам тем более сам бог велел. Потому что многоотраслевое хозяйство, животноводство в селах и деревнях – это рабочие места, это трудовая занятость населения круглый год, это здоровый осмысленный образ жизни крестьянства как первоистока народа. Это полное использование растительных богатств наших бескрайних просторов, за последние два десятилетия вновь наполовину одичавших. А в общем – это самый целесообразный, самый по-хозяйски оправданный способ удержания в обжитом состоянии наших необъятных земель, для чего же наши предки их в веках освоили. Это задача не только продовольственной, но и национальной безопасности.

Даже у нас, в селе Кувай, еще терпим, но с сокращением животноводческих ферм люди болтаются без дела, процентов 40 зимой не работают. И летом не для всех находятся занятия, общественное животноводство свернули. Жить стало в пять раз хуже, чем в Советском Союзе. Вообще без работы многие теряют себя, спиваются.

Однако власть ищет секреты счастья на стороне. Но если не на словах только возрождать убитое, по признанию Путина, сельское хозяйство, то прямо за это и надо браться. Засучив рукава. У себя дома. В первую очередь восстановить в каждом селе животноводство, вместо того чтобы выгребать из кормушек зерно и гнать его за границу, да на весь свет хвастать, будто оно лишнее, с чем и навязываться во Всемирную торговую организацию в обмен на ту колбасу.

А крестьяне в деревнях и селах вновь хотят стать хозяевами на родной земле, использовать всю ее силу во благо семьи, полной чашей во здравие народа. Не впервой и на соседей оглянуться, не грех позаимствовать все полезное. Семь раз отмерить, ни себе и ни другим не в убыток и не в обиду.

В таком духе многое высказал потомственный крестьянин Геннадий Михайлович Карпушкин из того, о чем кормильцы народа и его защитники думают, говорят на совещаниях и кричат на митингах. Но уже десятилетия не слышит их власть самозваного «собственника» народного добра, ибо не к ним обращено ее чуткое ухо.

Поля еще под снегом, но душа полна праздником весны, с которым крестьянин столько раз приступал к труду ради нового хлеба. С таким настроением Геннадий Михайлович надел парадный костюм и зашел в домашнюю теплицу, где уже поднимается рассада. Приятно сфотографироваться с мечтой если уж не о тепличной экономике, то хотя бы о теплом отношении государства к своему крестьянину.