Владимир Мамонтов: – сами вы гнильё!

Клепали да постили фальшивые ролики, бездоказательные карты нарушений ради благой цели – доказать, что режим прогнил? Получите профессионально стасованный, циничный и залповый ответ на аудиторию, покрывающую все «Фейсбуки» вместе взятые – сами вы гнильё!

Устройство людей не перестает меня  удивлять. Причем, включая меня самого. Вообще-то я тихий. Но иногда как заведет чего-то, как подымится из глубины, где ржавые якоря и шестеренки забытой любви, как заорешь, и даже голос какой-то не твой. Или это и есть твой?

На НТВ писали как-то программу – такие неявные похороны «Единой России». Товарищеский суд, как выразился ведущий.

В зале зрители – понятно, кто такие, там очень своеобразная массовка, от фанатеющих девчат до пенсионеров, пришедших заработать немножко. Ну, и в телевизор, возможно, попадешь, тоже неплохо. В целом, наши люди – не олигархи, не бомжи. Москвичи. И на сюжетный поворот, когда принялись грызть молодежные движения, прибывшие в Москву, чтобы неуклюже, с барабанами, защитить власть, да при этом жирно подчеркивая, что понаехали эти быдловатые недоумки из Иванова и прочих Тул, зрители смачно так зааплодировали. Тетушки в недорогих, но аккуратных кофточках, дядюшки в неновых пиджаках, девчата в лучших платьях с круглыми коленками и робкие пацаны с напряженными лицами.

А меня тут прямо перекорежило, и я стал орать (там, кстати, орать начинаешь индуктивно, все орут и ты), что зря  аплодируете. Сдуру. Потому что это дети наши приехали. И сверстники. Какие есть. Желающие пробиться в этой жизни к лучшему. А мы им не дали ничего, кроме дурацкого барабана. Они думают, что здесь, в Москве, все более лучшее. И хлопать вот так, по команде – а кто не знает, хлопают в студии по команде, которую специальным зачинщикам дает режиссер, они начинают, прочие подтягиваются – так вот: хлопать так – себя не уважать. Не видеть, как с каждых хлопком уходит из вас что-то важное, мудрое. Затачивается и упрощается душа. Выйдете вы после из Останкина, схлынет этот раж, засемените по скользкому тротуару – и вспомните, как в молодости хотелось счастья. И новые туфли. И губки, как у Фатеевой. Все отобрали проклятые коммуняки, а потом демократы, а потом едросы-воры, остались только боты на резиновом ходу и тихая радость ходить в неистребимое Останкино.

Что-то вроде этого я сказал (про Фатееву не говорил, это сейчас в голову пришло), и стало тихо. В окончательном варианте сей эпизод опять-таки вырезали вместе со словом «товарищеский» – чего миндальничать, чего рассусоливать с ворами-то?

Свой неожиданный для меня самого накал речей я после анализировал. Ну, за приезжих мне Бог велел вступаться, я родом из Владивостока. Вступиться за провинциальное простодушие и  добросердечие меня два раза просить не надо. А незнание падежей – и, страшно сказать, свитер в катышках – я малодушно готов простить. (Одна моя знакомая долго говорила «во власти золотого тельца» с ударением на «е» в последнем слове, но у нее были и  достоинства.) Конечно, во мне говорил – орал! – мальчик из Советского Союза, до дыр зачитавший желтую «Детскую энциклопедию», родившийся в доме с репродуктором-тарелкой и обтянутой синим сукном кушеткой, юноша, летом ездивший в колхоз, работать на агрегате витаминно-травяной муки, собкор, пару раз сумевший защитить маленького человека в борьбе с бездушной машиной. Да просто дядька, кое-что повидавший, «проездившийся», как Гоголь говаривал, по России. Много там злого и горького, и смешного, и мерзкого, но режьте меня, а в «Единой России» не все воры и жулики. (Напишешь такое – и чувствуешь себя героем, рвите на части, хомяки. Вот до каких пошлостей дожили). А среди тех, кто ездил на Селигер, есть изобретатели сверхкомпактных лазеров. И девушки с офигительными достоинствами. А народ – не быдло. Не быдло, поняли?

Возможно, вы этого не знаете.

Простительно. Не хотите знать – уже плохо. Знаете, а все-таки лезете в колею, в рамки, в рой, в стаю, осуждаете, нос воротите, хлопаете, потому что все хлопают – даже не будучи нанятой телевидением массовкой – совсем никуда. «Ни один более безнадежно не порабощен, чем те, кто ложно полагает, что они свободны», – сказал Гете. А если не просто полагать, но еще и понимать эту ложность в глубине души? Тем не менее лезть в фонтан? Следовать в едином, сплоченном  строю к индивидуальной свободе и демократии, неся плакат, как на трижды проклятой первомайской демонстрации?

Потом я тоже шел от Останкина и корил себя ровно за одно: дал себя разозлить. Совсем немного, слегка, но возненавидел эту тетку напротив, в чистенькой кофте, которая послушно хлопала, когда вроде разномастные, но все равно похожие друг на друга ведущие оглупляли, опошляли, разнимали, развинчивали на ее глазах жизнь, как игрушку, а она еще и радостно дивилась  фокусникам. И этих ведущих... сытеньких. И депутатов гудковых, которые залезли с ногами в Думу, а потом призвали к себе Чурова, чтобы тот объяснил, ответил, как на страшном суде, почему он это допустил. А потом, совсем слегка, я возненавидел тупоголового оппонента, который сначала Сталина уравнивал с Гитлером, а потом Путина, а при первой попытке возражать – и меня. Ну, что мне делать – я вижу меж ними разницу! Вижу! А он – нет? Или, сукин сын, прикидывается, злит меня, нарывается, ему заплатили, он обкурился, что ли?

«Всем, кто пришел на Поклонную, заплатили», – орала оппозиция. «Всем, кто пришел на Болотную, заплатили», – получили они в ответ фильм НТВ «Анатомия протеста». Клепали да постили фальшивые ролики, бездоказательные карты нарушений ради благой цели – доказать, что режим прогнил? Получите профессионально стасованный, циничный и залповый ответ на аудиторию, покрывающую все «Фейсбуки» вместе взятые – сами вы гнильё! Ах, вам не нравится? Вы уже группу создали по бойкоту НТВ? А чего вы его прежде не бойкотировали? Когда там за ночь лепили агитку про Лужкова? В ней ведь, мягко говоря, не все было правдой – а вы же против лжи? Или бывает и во спасение? А когда телевидение это ежедневно впрыскивало в тело страны трупный яд – чего вы его не бойкотировали? Не желали ему смерти путем перекрытия рекламных кровотоков? Завелся.

Но вообще-то во мне мало ненависти. Быстро остываю. Повозмущаюсь недолго Ксенией Собчак за то, как легко она предает тех, кто помогал ее отцу, матери и ей самой – да и подумаю: а как еще девушке, сделавшей саму себя, удержаться-то в тренде? В колее? Предать – и дело с концом! Изумлюсь Борису Немцову, который на голубом глазу рассказывает про снайперов, готовых отстреливать оппозицию – а потом пожалею бывшего губернатора, бывшего вице-премьера, который вынужден создавать параллельную иерархию, будучи выдавлен из основной. Ельцин вон тоже про снайперов рассказывал.

И ведь что характерно: все (кроме совсем глупых) знают, что никакой Путин не демон – это раз. Что в словах людей, отправившихся на Болотную, немало правды – про неуважение к гражданам, про архаику связей власти и общества, про властные рокировочки – это два. Что раскачивать страну нельзя, и глумливыми плакатиками эту истину не зачеркнуть. Что революция никому не нужна – одним понизит капитализацию, других ввергнет в нищету. Что на Поклонную не всех привезли на автобусах – и не все на Болотной подойдут под определение креативного класса.

Но это – если спокойно рассуждать. Приведу слова френда с «Фейсбука» Владимира Усманова о нарастании радикализма: «В России выход из клинча почти всегда с кровью, надо притормаживать всем». Добавлю: без создания групп ненависти в соцсетях. Без попытки заселить фонтан. Без...

Поставлю на этом месте точку, поскольку теперь про себя знаю: на теме фонтана меня клинит, наговорю лишнего.