Мы ее теряем

Анализ статистики последних двух десятилетий показывает, что Сибирь с каждым годом играет все меньшую роль в экономике, культуре и общественных процессах России. Макрорегион становится все более низкоразвитой и криминальной периферией страны

Ефимов Валерий, директор Центра стратегических исследований и разработок Сибирского федерального университета (Красноярск)

Ежегодный рост ВВП России на 5–7% в 2000–2007 годах привел к росту доходов населения, что стало основой для формирования долгожданного «среднего класса». Оптимистами стала достаточно большая часть населения. Казалось, что стабильный рост — это надолго и всеобщее процветание наступит уже через 10 лет. Тогда же обыватели наизусть выучили, что Сибирь — настоящая кладовая: здесь находится 85% общероссийских запасов свинца и платины; 80% угля и молибдена; 71% никеля; 69% меди; 44% серебра; 40% золота и много других богатств, которые в случае вовлечения их в экономический оборот могут обеспечить стране достойное место в мировой экономике.

Общий эмоциональный подъем портили лишь некоторые досадные факты. Например, данные об ускоряющейся миграции из Сибири и разговоры про надвигающееся нашествие мигрантов из Азии. Но в целом все вокруг напоминало последний этап советского проекта освоения Сибири. Так, в Красноярском крае усилиями губернатора Александра Хлопонина возродился проект развития Нижнего Приангарья, в рамках которого начали достраивать Богучанскую ГЭС. Там же стартовала разработка новых нефтяных месторождений — прежде всего Ванкорского. Нефть начали добывать и в Иркутской области, а у Ковыкты, все еще ждущей своего часа, появился достойный хозяин — «Газпром». Страна почти протянула нефтяную трубу на Дальний Восток — нефтепровод Восточная Сибирь – Тихий океан уже успели окрестить вторым БАМом. Правительство РФ в 2008 году утвердило «Транспортную стратегию России на период до 2030 года», по которой вся Сибирь и Дальний Восток должны быть пронизаны тысячами километров железных и автомобильных дорог, покрыты густой сетью регио­нальных аэропортов.

Но ощущение приближающегося благоденствия испортил мировой финансово-экономический кризис. Надежды на то, что Россия станет «тихой гаванью», не оправдались. Сначала в ступор начал впадать банковский сектор, потом покатились под откос базовые отрасли экономики и градообразующие предприятия. Понадобились многомиллиардные бюджетные вливания, чтобы залить начинающийся в стране кризисный пожар. Статистика в это время зафиксировала сокращение в большинстве секторов экономики: увольняли не только офисный планктон, но и работников промышленных предприятий. В результате рост расходов на услуги ЖКХ, продукты питания, предметы первой и второй необходимости привел к существенному сокращению числа социальных оптимистов.

Ответом на кризисные явления стала разработка новых стратегий развития: «Инновационная Россия — 2020», «Стратегия социально-экономического развития Сибири до 2020 года», «Стратегия развития Забайкалья и Дальнего Востока на период до 2020 года», в которых снова предполагались многомиллиардные бюджетные и частные инвестиции. Документы должны были внушить надежду. Но оставались вопросы: где страна сможет взять такие деньги, как их правильно использовать, как повысить эффективность стратегических решений?

После энтузиазма первой половины 2000-х и трудностей кризиса хочется остановиться и понять — что же все-таки происходит с Сибирью? Мы уже вышли на финишную прямую и движемся к высоким целям? Или нам нужно остановиться и пересмотреть выбранный курс? Наконец, какое место занимает Сибирь в России в настоящее время — в сфере экономики, культуры, образования и здравоохранения?

<h3>Открыто и общепринято</h3>

Чтобы ответить на все эти вопросы, можно пойти разными путями — благо, что макроэкономической и прочей статистики в России в последние годы ведется немало. Но чтобы получить максимально прозрачный, а главное — общепринятый ответ, мы решили следовать нескольким четким принципам, общая идея которых в том, что любой желающий может проверить исход­ные данные.

Принцип первый: нужно использовать общеупотребимые данные. Иначе придется не только проводить свое исследование, но и обосновать потом достоверность полученных результатов. Поэтому при расчетах использовались официальные данные Росстата, доступные на сайте главного статистического ведомства страны. При том что у методов, которые использует Росстат, есть сторонники и непримиримые противники, следует признать, что сейчас это наиболее общепринятые принципы анализа экономики и общества.

Второй принцип: нужно смотреть не на быстрые ежегодные изменения, а на длинные тренды желательно за период 5–10–20 лет. Тогда можно будет увидеть тенденции, а не локальные всплески величин, связанные с изменением внешней конъюнктуры или (что тоже случается) методик сбора статистических данных.

Третий принцип: Сибирь нужно сравнивать с Россией. Всем понятно, что существуют общие для страны тренды — например, сокращение численности населения или рост внутреннего валового продукта. И что все эти тренды так или иначе проявляются и в Сибири. Но если пересчитать те же показатели отдельной Сибири относительно среднероссийских данных, станет очевидна совсем другая картина. И можно будет ответить на вопросы: опережаем ли мы другие территории, плывем ли в общем потоке, отстаем ли от новых лидеров страны?

Наконец, мы не углубляемся в теоретические споры о настоящих границах понятия «Сибирь» и пользуемся наличным административно-территориальным делением, то есть в качестве «Сибири» формально рассматриваем регионы Сибирского федерального округа (СФО). Да, при этом выпадает нефтеносная Тюмень и далекая алмазная Республика Саха (Якутия), но остаются Алтайский, Забайкальский и Красноярский края, Иркутская, Кемеровская, Новосибирская, Омская и Томская области, а также республики Алтай, Бурятия, Тыва и Хакасия.

<h3>Наша экономика</h3>

Могущество страны можно оценивать по очень разным параметрам: военному и экономическому потенциалу, размеру территории и численности населения, достижениям в науке и культуре и так далее. Ограничимся тремя простыми и понятными параметрами: объемом валового внутреннего продукта, размером экспорта и численностью населения. Роль Сибири в социально-экономическом развитии страны можно таким образом оценить, рассмат­ривая вклад сибирских регионов в ВВП, экспортные потоки и человеческий капитал страны.

Валовой продукт — это вся продукция, которая производится в стране или в отдельно взятом регионе, объем валового продукта характеризует экономический потенциал, «экономическую силу» страны. В России с 1998-го по 2009 год произошел рост ВВП в 14,2 раза. При этом рост валового продукта в СФО происходил более низкими темпами и за тот же период вырос в 11,2 раза (см. график 1). Таким образом, в последние 14 лет статистика показывает нам очевидный тренд — снижение вклада Сибири в валовой продукт страны почти на три процентных пункта: с 13,4 до 10,6% от общероссийского показателя. При этом вклад такого в прошлом промышленного гиганта, как Красноярский край, и вовсе уменьшился на 25%. Сопоставимые данные можно наблюдать и в других регионах, в прошлом имевших мощную промышленность — Новосибирской и Томской областях.

Таким образом, Сибирь все больше теряет бренд «локомотива индустриального развития страны». Известно, что в последние десять лет наблюдается рост экономики страны, при этом рост валового продукта достигает 5,5–10,6% в год. В этой линейке «тучных» лет исключение составляют лишь кризисные 1998-й и 2009 годы. В соответствии с общей ситуацией в стране происходит рост валового продукта сибирских регионов. Однако нужно понимать, что если рост ВРП Сибири опережает российские показатели, то мы, безусловно, лидеры. Если они равны значениям роста в России, то мы плывем в общем потоке. Но возможен вариант, когда темпы роста сибирской экономики ниже среднероссийских показателей — это значит, что мы тормозим развитие страны.

В качестве показателя роста ВРП в статистике используют «индекс физического объема валового регионального продукта», который показывает увеличение объемов производимой продукции в отношении к предыдущему году. Причем расчет ведется через сопоставление физических показателей производства — тонн нефти и металла, кубометров газа, числа самолетов и автомобилей и других, что позволяет исключить эффекты инфляции и изменения рыночных цен. Анализ этого показателя как раз и неутешителен. Оказывается, длительное время темпы роста экономики Сибири отставали от общероссийских в среднем на 2–6%, приблизились к ним в 2007–2008 годах и начали опережать только в 2009 году (и то — это явно не заслуга сибирской экономики, скорее этот показатель отражает сопоставимое падение экономики в европейской части России).

Та же тенденция наблюдается и в общероссийской структуре экспорта — сибирского «нашего всего». В экономическом смысле показатель экспорта указывает на конкурентоспособность производимой продукции, пусть это даже не высокотехнологичные продукты, а природные ресурсы. Конкретные значения экспорта зависят от конъюнктуры мировых цен и динамики экономического роста ведущих мировых потребителей. А потому они могут существенно меняться даже в течение одного года. Тут нас ждет неприятная неожиданность. Несмотря на ежегодно оглашаемые данные о росте добычи угля в Кузбассе или нефти в Красноярском крае, в последние 13 лет происходит явное снижение вклада Сибири в экспортные потоки страны. Если в 1998 году регионы современного СФО экспортировали 13% общероссийской продукции, то в 2010-м — только 9,5% (см. график 3). То же и с Красноярским краем: за аналогичный период его вклад в экспорт страны сократился почти на 40%.

Вряд ли стоит удивляться, что соответствующим образом меняется и динамика инвестиций в основной капитал. Как известно, это своеобразное «удобрение почвы», которое дает экономический результат только через несколько лет. За прошедшие 10 лет инвестиции в основной капитал в России выросли в 7,9 раза — до 9,15 трлн рублей (данные 2010 года). Напротив, относительная величина инвестиций в сибирскую экономику имеет отрицательную динамику: они составляют все меньшую долю в общероссийских инвестициях (см. график 4). Если в 1990 году они достигали 14,8% от общего объема инвестиций, то в 2010 году — всего 9,7%. Это означает, что шансы Сибири сделать рывок и стать экономическим лидером России практически нереализуемы.

<h3>Наши наука и образование</h3>

Вышеприведенные экономические показатели, впрочем, теоретически вполне могут быть нивелированы научно-образователь­ным потенциалом региона — этакой долгосрочной и сложно измеряемой экономическими показателями инвестицией. Поскольку увеличение затрат на исследования и разработки — это показатель вхождения территории в новый постиндустриальный уклад, формирования сектора инновационной экономики.

Нельзя сказать, что Россия в целом — безусловный лидер по этому показателю, но за последние 10 лет внутренние затраты НИОКР в стране увеличились в 6,8 раза.

Зато анализ «длинных» трендов за 15 лет показывает, что относительная величина вложений в сибирскую науку также имеет отрицательную динамику и составляет все меньшую долю в общероссийских вложениях. Если в 1994 году они достигали 8,3% от общероссийского объема затрат, то в 2010 году — всего 6,5% (см. график 5). Аналогичные сокращения происходили в Новосибирской области и Красноярском крае, хотя в первой работает всемирно известный Академгородок, а во втором появился Сибирский федеральный университет. Это означает, что шансы Сибири сформировать у себя значимый сектор инновационной экономики пока остаются, мягко говоря, невысокими.

Ситуацию усугубляет и динамика соотношения образованного населения в Сибири с общероссийскими показателями. Мы снова можем наблюдать две резко противоположные тенденции. С одной стороны, за последние двадцать лет доля людей с высшим образованием в России увеличилась с 16,2 до 28,2% (дискуссии о качестве высшего образования оставим на потом). Показатель растет и в сибирских регионах: в целом с 13,7 до 24,6%. Но с другой стороны, рост доли образованных людей в Сибири и сибирских регионах отставал от средних для России значений (см. график 6). Значительное падение уровня образованности наблюдается даже в Томской области, где уровень 1990–1994 годов составлял 120–130% от российских значений, а в 2008–2009 годах снизился до 96–105%. Это может указывать на значительный поток «интеллектуальной миграции» из Томска, образованные люди переезжают в другие страны и регионы.

<h3>Наше благополучие</h3>

Качество жизни можно также оценивать и при помощи других используемых в статистике показателей: уровень доходов населения; уровень смертности по социальным причинам. Рост доходов и сокращение смертности от отравления алкоголем и самоубийств — этого уже достаточно для того, чтобы чувствовать наступление «благополучного завтра».

Общероссийская динамика здесь известна. Начиная с 1990 года доходы россиян в рублевых показателях ежегодно увеличивались, причем рост был зафиксирован даже в кризисном 1998 году. Цены могли расти гораздо быстрее доходов населения, а покупательная способность могла снижаться до катастрофически низкого уровня, но факт остается фактом: в 1992 году ежемесячный доход среднего россиянина составлял 215 рублей, а в 2010 году он достиг значения 18,9 тыс. рублей. При этом в советские годы сложилось так, что зарплата сибиряка всегда была выше, чем в целом по стране — высокие доходы должны были компенсировать дополнительные издержки, связанные с холодным климатом, транспортной удаленностью, более высокими ценами на продукты питания и предметы домашнего пользования.

Однако расчеты показывают, что в последние два десятилетия доходы сибиряков в среднем ниже, чем у среднестатистического россиянина. Печально и то, что эта разница в доходах продолжает увеличиваться (см. график 7). В начале 1990-х разница была еще результатом советской политики развития Сибири — в Томской области и Красноярском крае величина доходов превышала среднероссийские значения на 20%. При этом в 1990–1992 годах сформировался негативный тренд снижения уровня доходов сибиряков в сравнении с доходами среднестатистического жителя России. В результате к 2010 году доходы сибиряков стали на 20% ниже, чем доходы среднего россиянина.

Снижение качества человеческого капитала ведет к ухудшению криминальной обстановки в регионах Сибири

Ухудшение условий жизни (помимо сокращения доходов здесь следует отметить прежде всего деградацию инфраструктуры) привело к увеличению смертности населения по социальным причинам. Официальная статистика включает сюда смертность от 16 возможных причин, основными из которых являются: самоубийства, несчастные случаи на транспорте, отравление алкоголем. Социальную ситуацию в Сибири можно оценить все по тому же принципу — сопоставляя показатели смертности по этим причинам со среднероссийскими значениями и прослеживая их динамику в последние двадцать лет (см. график 8). Данные не обнадеживают. В начале 1990-х годов Красноярский край, Новосибирская и Томская области были благополучными регионами, смертность по социальным причинам была на 10–15% ниже, чем в среднем по России. Но уже к 1994 году Красноярский край достиг среднероссийских показателей. Новосибирская область сделала это в 2001 году. Наблюдается стабильный рост смертности по причинам социального неблагополучия, показатели которой к 2010 году превышают среднероссийские на 20–40%. Удивительными опять же являются показатели Томской области, в которой в 2009–2010 годах произошло резкое снижение смертности по социальным причинам — почти в два раза. Детальный анализ показывает, что это связано в первую очередь с резким, 4–5-кратным снижением смертности от отравления алкоголем в 2009–2010 годах (если это не статистический дефект, то можно говорить об очень удачном опыте региона по профилактике алкоголизма).

Таким образом, средние показатели смертности по социальным причинам в Сибири оказываются выше российских значений на 17–18% в начале 90-х годов, а к 2010 году этот разрыв достигает 60%. Нужно называть вещи своими именами — это просто локальная социальная катастрофа.

<h3>Наша безопасность</h3>

Еще один важный показатель социального благополучия — безопасность граждан, которую статистически можно выразить прежде всего общим уровнем преступности. Здесь у Сибири и так не очень хорошее наследие — край известен как в России, так и за ее пределами как место ссылки политических и уголовных преступников. Что сегодня происходит с этой сферой в Сибири?

Отметим, что в целом в России по сравнению с большинством стран Европы весьма высокий уровень преступности. И он стремительно растет. Если в 1990 году было зарегистрировано 1 243 преступления на 100 тыс. человек, то в 2010 году этот показатель составил 1 839 преступлений. В Сибири же ситуация имеет свой «колорит». Даже по данным Росстата округ остается верным своим негативным традициям, сохраняя статус зоны повышенной опасности. Средние значения уровня преступности в 1990–2010 годах в СФО на 20% выше среднероссийских значений (см. график 9).

При этом в региональном разрезе, конечно, не все так просто. В Новосибирской и Томской областях, к примеру, наблюдается тренд к снижению уровня преступности, который в 1990–1994 годах превышал среднероссийские показатели на 30–60%, а 2006–2010 годах — на 30–50%. Тревожным сигналом является рост уровня преступности в СФО — Красноярском крае, Новосибирской и Томской областях в период 2006–2010 годов в отношении к среднероссийским значениям. Более того, в 2011 году Томская область стала абсолютным лидером по уровню преступности среди регионов РФ, перехватив пальму первенства в этой сомнительной номинации у Пермского края, который получил ее в 2010 году.

Преступления против общества и человека — это всегда плохо, но есть особая группа «тяжелых» преступлений, которые связаны с риском для жизни и здоровья потерпевшего. В группу «тяжелых» преступлений мы включили следующие категории из официальной статистики: убийство и покушение на убийство; умышленное причинение тяжкого вреда здоровью; изнасилование и покушение на изнасилование; разбой. В последние 10 лет наблюдался общий тренд снижения числа «тяжелых» преступлений в России, с 88 до 60 на 100 тыс. человек в 2000-м и 2010 годах соответственно. В целом показатель уровня «тяжелых» преступлений уменьшался и в СФО — со 125 до 65 за тот же период (см. график 10). Правда, в результате уровень «тяжелых» преступлений в Сибири в 2000–2010 годах все равно на 30–60% превышал среднероссийские значения. Некоторые же регионы и вовсе показали в последнюю пятилетку рост уровня «тяжелых» преступлений по сравнению с общероссийскими показателями. Это прежде всего Красноярский край (на 24,1%), Новосибирская (на 17%) и Томская области (на 45,5%).

<h3>Займемся целеполаганием</h3>

Таким образом, общий анализ социально-экономического положения Сибири в общероссийских показателях неутешителен. Негативные тенденции наблюдаются в экономике (снижается доля вклада СФО в ВВП и экспорт страны и так далее), в человеческом капитале (уменьшение доли образованного населения, увеличение смертности по социальным причинам), в сферах науки и безопасности.

Повторимся — нужно называть вещи своими именами. Выявленные тенденции можно обозначить как постепенное вытеснение Сибири на периферию процессов экономического, социального и культурного развития государства. Макрорегион становится все более низкоразвитой и криминальной периферией РФ. Вполне возможно, что к этим негативным процессам добавится активная миграция российского населения из сибирских регионов (миграционные процессы, как правило, запаздывают относительно социально-экономи­ческих изменений). В данном случае можно будет говорить о потере Сибири для России: территориально округ останется в составе страны, но энергия экономической и социальной жизни в нем будет быстро затухать.

В этом году Россия и Сибирь вошли в новый политический цикл, который предполагает осмысление пройденного пути и определение новых стратегических ориентиров. Нужно отметить, что прошедшие двадцать лет не были самыми успешными в истории социально-экономического и культурного развития Сибири. В настоящее время важно начать формировать повестку дня для страны и для СФО, чтобы не быть окончательно вытесненными на периферию процессов развития, а занять достойное место в группе развивающихся регионов страны и мира.