Когда я приехала на митинг на Пушкинской в начале восьмого, то увидела, кроме горожан с белыми ленточками, большую толпу людей, у которых на рукавах были повязаны ленточки в цветах российского флага. «Это путинские», — шептались вокруг. Мне хотелось с ними пообщаться, но было дико страшно, что это провокаторы. К тому же стычки между белоленточниками и триколорами происходили тут и там; при попытке сфотографировать их крепкие ребята тут же переходили в наступление, начинали кричать, толкаться, устраивать потасовки. Я по непонятной причине решила, что безопаснее всего быть в стане врага, и забралась в самую гущу этой толпы. Ни о чем я их не расспрашивала, просто стояла рядом, как, собственно, тысячи людей вокруг. Однако в тот момент, когда на сцене начала выступать Ольга Романова, я оказалась в центре внимания этих молодых ребят.
Произошло это так: я увидела, что один из триколорщиков рассказывает взрослому мужчине с белой лентой, что «никто никакие провокации устраивать не собирается, кровь не прольется» и что «все мы граждане России, куда хотим, туда и приходим». Я схватила камеру и начала парнишку снимать; он заорал: «Не снимай меня, не снимай» — и моментально мужика с белой лентой оттеснили, а вокруг меня образовалась толпа в 50 здоровых парней. И это стало началом моего личного митинга.
Поначалу было страшновато, потому что они все были выше меня на голову и шире в плечах раза в два. Меня прижали к дереву и с угрожающими интонациями стали спрашивать, что я тут делаю, кто я такая, за кого голосовала и почему стою не в своей толпе. Я миролюбиво заметила, что только что ваш же приятель сказал — все мы граждане России и можем стоять бок о бок с кем хотим и где хотим: «Собственно, ровно эту речь я и хотела записать на видео, чтобы у людей, которые пришли сюда митинговать за честные выборы, не было ощущения, что кругом провокаторы. Так что, ребята, я себя от вас не отделяю, потому что живу с вами в одной стране. Голосовала я за Прохорова, я против Путина, а еще я против коррупции и против нищей России».
Ответом стал дикий гогот и какое-то идиотское веселье на тему, что тут вокруг горячие кавказские парни, а я, как идиотка, торчу среди них и подвергаю свою жизнь опасности: дескать, меня сейчас украдут. Я сообщила, что для воровства не гожусь, так как замужняя и у меня двое детей, и начала расспрашивать и отвечать на вопросы:
— Почему вы говорите, что вы кавказские парни?
— А ты что, не видишь, что мы не русские? Я из Чечни, вот он из Дагестана.
— Нет, не вижу. А как вы тут оказались?
— Учимся в Москве.
— А где?
— Я в РГСУ, — ответил один из них. — А ты откуда?
— Я из Москвы, журналист.
— А почему ты за Прохорова голосовала? 16 миллиардов захотелось?
— Слушайте, это его личные деньги, и потом Прохоров и так для страны сделал немало. Есть фонд, который спонсирует образовательные программы по всей стране. Фонд курирует сестра Прохорова Ирина — замечательный честный человек.
— Вас послушать, только Прохоров с сестрой тут самые главные. А типа Путин для нас ничего не сделал?
— Да, он, конечно, много сделал. Только дай я тебя спрошу: ты кем собираешься стать?
— Я врачом-реаниматологом, — отвечает мне один смешной парень.
— Здорово! А знаешь, какая у тебя будет официальная, государственная зарплата, если ты будешь работать не в Москве, предположим, а в любом другом городе России?
— Хреновая. И у всей страны хреновая. Ну а чо, типа это Путин во всем виноват?
— А ты за кого голосовал?
— Я за Жириновского, — и ржет. И все вокруг ржут. — Да за Путина я, за Путина. Все равно Путин лучший, его все любят. А что, Зюганов, что ли, лучший?
— Нет. Но я лично не вижу разницы между Зюгановым, Путиным, Мироновым и Жириновским. Все они из одной коробочки. Прохоров хотя бы от них отличается.
— Не, ну слушай, ты чо? Прохоров? Какой из него политик? Он только миллиардами ворочать может. И потом, у страны должен быть сильный лидер, понимаешь? И это Путин! Путин! Путин! — начинают скандировать они. В толпе белых лент начинают орать триколору: «Путин — вор! Путин — вор!» Ребята отвлекаются от меня, чтобы оглушительно посвистеть собравшимся. Потом оборачиваются ко мне и орут: «Путин, Путин, Путин!» — и смотрят, ждут реакцию. Я молчу.
— А чо ты не кричишь: «Путин — вор»?
— Я журналист, я пришла не орать, а общаться с людьми, пришедшими на митинг. Вы мне интересны. Если я начну орать здесь, рядом с вами «Путин — вор», это будет провокацией для вас, понимаете?
— Ну да.
— Ну так и вы являетесь провокаторами для тех, кто пришел на оппозиционный митинг.
— Куда хотим, туда и ходим.
— Слушайте, вот я в самом начале митинга увидела здесь девочку-узбечку, которая была убеждена, что тут пропутинский митинг. Ее обманули, и она была очень напугана тем, что оказалась не в том месте. Вам что, тоже сказали, что здесь пропутинский митинг?
— Не, мы знали, что тут против Путина, — орут хором.
— А почему вы на Манежную не пошли?
— А потому что там скучно, — кричит один. И никто из них на эту реплику не смеется.
— Ну хорошо, расскажите, а почему Путин-то хороший?
— А ты видела, что у нас в Грозном творится? У нас там все так клево отстроили, что вообще класс.
— Круто, я очень рада, что у вас здорово. А почему вы учитесь в Москве, а не в Грозном?
— А там нет образования. Я здесь выучусь, а потом поеду из России. — То есть? Ты эмигрировать собрался?
— Не, на родину вернусь.
— Тогда нельзя говорить, что ты уедешь из России, потому что Чечня — часть нашей страны.
— Ну я так и сказал. Да ваще чо прицепилась. Я за Путина, я за Россию, я за богатую страну.
— Здорово, я тоже за богатую страну. Только за то время, пока Путин был у власти, он и близкие к нему люди обогатились за счет нефти, которая стоила невероятные деньги. А мы с вами — нет. И ты не можешь учиться у себя на родине. И вся страна нищая и необразованная. Разве это справедливо?
— Слушай, ну все воруют. У страны должен быть сильный президент.
— Нельзя верить в царя. Ты сам отвечаешь за свою страну. За то, чтобы мы жили хорошо. Эти митинги ничего не изменят, если каждый из нас не начнет жить иначе, чем прежде, если каждый не начнет работать хорошо, если каждый не будет воровать и не давать взяток. Ты должен хорошо лечить, ты — спасать людей, ты — строить, ты — управлять, я — писать заметки, каждый из нас — растить порядочных детей, не воровать и не давать украсть у нас. Понимаете? Не Путин, Зюганов, Прохоров растят наших детей, а мы сами. И только мы за все отвечаем.
В этот момент со сцены орет Навальный: «Кто здесь власть?» И эти дети вместе со всеми подхватывают: «Мы!»
— Слушай, ну вот ты говоришь, что эти митинги ничего не значат, а что сюда пришла?
— Я не говорю, что они ничего не значат. Вот смотрите, митинг для Путина на Манежной значит что-то?
— Да!!! — орут мне на ухо.
— Так и этот митинг дает понять президенту и всем, кто сейчас у власти, что мы за ними (и вы в том числе) следим; что мы хотим, чтобы нас уважали, чтобы к нашему мнению прислушивались; что мы не будем терпеть воровства и убийств; что мы не простим никому детей Беслана, понимаете?
На словах про Беслан они притихли, и пыл их поугас. Ни разу с тех пор они не свистели и не орали: «Путин! Путин!», а просто топтались на месте. И мы довольно дружелюбно болтали о том, кто откуда, кто где учится или учился, кем кто собирается стать, и что взятки давать — это жесть, и что на власть надо влиять, и что ужасно уже достала зима и хочется, чтобы было лето и на море поехать. А потом один мне говорит: «Ты одна здесь нормальная». — «Не одна, вас же здесь никто не обижает». А он мне: «В нас снежками кидали какие-то придурки, и мы их отметелили». «Простите, пожалуйста, что в вас кидались, — отвечаю я ему. — И ужасно плохо, что была драка». Минут через двадцать они начали собираться. Я их прошу: «Вы только меня не затопчите, пожалуйста. Хочу еще здесь остаться и послушать, что говорят со сцены». Старший тут же заорал своим: «Давай, уступи место девчонке у дерева, снег там расчисть, она щас сползет с сугроба, чо, не видишь?» Сугроб мне растоптали, к дереву прижали. Дальше они на моих глазах, но стараясь быть не очень заметными, распределили между собой деньги: из рук в руки, быстро-быстро. (Так что это миф, что деньги дают где-то в переходах метро через несколько часов после митинга.) А потом собрались и ушли. Знаменательно, что уходили они в тот самый момент, когда со сцены орали: «Россия будет свободной». Толпа вслед им улюлюкала и кричала: «Позор!» А какой-то парень рядом со мной радостно говорил мне: «Вот козлы, да?»
К чему я это все написала? К тому, что надо с рабочими «с Тагила» и «специально нанятыми детьми» разговаривать. А еще к тому, что нельзя относиться к людям, не похожим на вас, заведомо плохо и нельзя задавать им идиотские вопросы и провоцировать их. Я стояла два часа на митинге в окружении триколора, и каждый проходящий мимо журналист (каждый!) первым вопросом задавал такой: «Сколько вам заплатили?» В какой-то момент я лично набросилась на одну корреспондентку и сообщила ей, что ее вопросы неприличны (вопрос про деньги она задала 9 раз!) и пора людей оставить в покое. В ответ девушка спросила, не с ними ли я. Так вот, милая, родная, я с ними, я со своей страной, как, впрочем, надеюсь, и вы.
Комментарии