"Ранимый человек" (Поэт Юрий Левитанский).

Птицы

Когда снега земли и неба

В окне смешались заодно,

Я раскрошил краюшку хлеба

И бросил птицам за окно.

Едва во сне, как в черной яме,

Рассвет коснулся век моих,

Я был разбужен воробьями,

Случайной трапезою их.

Они так весело стучали

О подоконник жестяной,

Что показалось мне вначале,

Что это дождик за стеной...

И был отчетливый рисунок

В моем рассветном полусне -

Как будто капало с сосулек

И дело двигалось к весне.

Юрий Левитанский

О Юрии Левитанском лучше всего говорит музыка. Вот эта, помните?

- Что происходит на свете?

- А просто зима.

- Просто зима, полагаете вы?

- Полагаю...

Была пора, когда мы говорили друг с другом его строчками. Снег косо летел за стеклом телефонной будки, ноги стыли, свет фонаря и тот дрожал от холода, а я читал в трубку стихи из книжки Левитанского. А можно было просто дышать в трубку и слушать ответное дыхание. Еще не придумали "повременной оплаты".

Было ощущенье беспечности,

как скольженье на льду.

Запах ветра и вечности

от скамеек в саду...

Имя Юрия Левитанского называлось в ряду поэтов-фронтовиков, но - странное дело! - мы не видели в нем ветерана. Седого поэта мы ощущали своим ровесником. Ему было уже много лет, а его стихи как-то не вязались с возрастом - они были нежны и полны робких полутонов. Говорят, он не справлялся с бытом. Мог расплакаться "по пустякам".

А ведь этот ранимый и нежный человек ушел добровольцем на войну и прошагал ее до Победы. Оборонял Москву, брал Харьков, форсировал Днепр, дошел до Чехословакии, а потом еще воевал в Маньчжурии.

Ну что с того, что я там был,

в том грозном быть или не быть.

Я это все почти забыл.

Я это все хочу забыть.

Я не участвую в войне -

она участвует во мне...

Поэт ушел от нас шестнадцать лет назад, а вести с его войны вдруг приходят. Недавно издательский дом "Первое сентября" выпустил книгу* фронтовых дневников военного корреспондента Даниила Владимировича Фибиха, где описываются события 1942-1943 гг. на Северо-Западном фронте. За эти дневники их автор был арестован и приговорен к десяти годам лагерей. Шестьдесят лет пролежали в архиве ФСБ тетради Фибиха, пока их не вернули его внучке.

Одним из героев чудом сохранившегося дневника оказался...

Юрий Левитанский. Даниил и Юрий вместе служили во фронтовой газете 53-й армии "Родина зовет". Левитанскому было двадцать лет, звали его в редакции "Малец". Фибих был в два раза старше, на события и людей смотрел жестко, без иллюзий. Его записи напоминают кадры черно-белой хроники. Итак, на календаре - 1943 год.

"...Прибежал юный наш поэт Левитанский, со слезами на глазах стал рассказывать, что в Ташкенте пухнут с голода его старики, и клялся, если умрет мать - застрелить Карлова. Поведение редактора действительно возмутительное. Левитанский работает у нас восьмой месяц, в звании красноармейца, только на днях получил звание лейтенанта, но денег ему до сих пор не выплачивают. Мальчик совершенно лишен возможности помочь своим родителям хотя бы деньгами. Как поэт он подает надежды. Умный, острый, развитой, талантливый, хороший паренек..."

"Одна из теплушек была превращена в эстраду, на которой мы выступали. Слушатели собрались перед вагоном - стоя, сидя. Выступали Левитанский со стихами, я..."

"Вчера поссорился с Левитанским. Мальчик давно уже взял по отношению ко мне какой-то задиристо-иронический тон... Ему нельзя отказать в остроумии... я хладнокровно предупредил его, что надеру ему уши..."

Из воспоминаний Д.В. Фибиха: "Юный Левитанский, с молодыми усиками над верхней губой, с упавшим на лоб небрежным темно-русым завитком, похожий несколько на Лермонтова, был занят своими стихами и ходил всегда с вдохновенно-сосредоточенным видом..."

А потом я вновь открыл томик Левитанского и увидел вот эти стихи:

Я был в юности -

вылитый Лермонтов.

Видно, так на него походил,

что кричали мне

- Лермонтов! Лермонтов! -

на дорогах, где я проходил.

Я был в том же,

что Лермонтов, чине.

Я усы отрастил на войне.

Вероятно, по этой причине

было сходство заметно вдвойне...

Хоть и льстила мне

видимость эта,

но в моих уже зрелых летах

понимал я,

что сущность предмета

может с внешностью

быть не в ладах...

Но как горькая память о юности,

о друзьях, о любви, о войне,

все звучит это -

Лермонтов, Лермонтов! -

где-то в самой моей глубине.

В этом году Юрию Левитанскому исполнилось бы 90 лет.

*Даниил Фибих. Двужильная Россия. Дневники и воспоминания. М., "Первое сентября", 2010.