ПОЛИТИКА И МОРАЛЬ

Сегодня, 3 марта, "день тишины": любая агитация в пользу или против того или иного кандидата в президенты запрещена. Продлится он до вечера 4 марта, когда закроется последний избирательный участок на территории России. 

Этот день хорош тем, что позволяет задуматься над вопросами, важными не только для избранного президента, но и для нас, граждан страны, кому небезразлично, какую внутреннюю и внешнюю политику будет он проводить в течение предстоящих шести лет. 

Гражданское общество предполагает сотрудничество народа и власти во имя достижения общих целей. Митинги и демонстрации тут непригодны. Лучшей площадки, чем Гайдпарк, где каждый волен свободно высказать свою точку зрения по любому интересующему его вопросу, не придумать. 

Для меня один из таких вопросов - соотношение политики и морали.

Политика, лишенная морали, приводит к различным противоречиям и злоупотреблениям как во власти, так и в обществе. Логичный итог этих противоречий и злоупотреблений - война. В лучшем случае - гражданская, в худшем - мировая. Политика, опирающаяся на мораль, подразумевает поиск компромиссных решений как в масштабах страны, так и мира в целом. 

В этом отношении уроки истории могут оказаться полезными как избранному президенту, так и нам, кто чувствует себя причастными ко всему происходящему вокруг нас и с нами. 

 

Вторая мировая война обошлась человечеству дорогой ценой. В ней участвовало 72 государства. Было мобилизовано 110 млн. человек. Потери в живой силе составили 62 млн. человек. С учетом раненых, физически и психически сломленнных людей, преждевременно ушедших из жизни, точное число потерь никто назвать не может. Если вспомнить слова Гейне - под всякой могильной плитой лежит всемирная история, - кто возьмется определить масштабы и цену потерь мировой истории, которую нанесла война? 

Основные потери - более половины всех жертв - понесли державы, сыгравшие основную роль во Второй мировой войне. Потери эти выглядят так: 

Великобритания - 370 000

США - 500 000

Франция - 600 000

Германия - 7 300 000

Советский Союз - 27 000 000

 

Уроки Второй мировой войны не прошли бесследно ни для победителей, ни для побежденных. Но вот отсутствие морали в политике привело к тому, что с окончанием одной войны началась другая - "холодная", растянувшаяся на  долгие 40 с лишним лет. 

Первыми, кто задумался над опасностью продолжения войны в новом качестве стали не политики, а ученые. 

Случилось это вскоре после окончания Второй мировой войны - вначале на Западе в 50-е гг., затем в нашей стране. Разумному переустройству мира посвятили свои силы лучшие умы человечества. Так возникла теория конвергенции, или, как ее чаще называли, "наведения мостов". 

В чем суть этой теории? В самом общем виде ее можно выразить в следующих словах. Благодаря успехам в науке и техники послевоенный мир "вырвался" из прокрустова ложа индустриальной эпохи и вступил в пору постиндустриального развития. На противоположных полюсах этого мира оказались СССР и США - самые сильные державы, какие только знала история. Советский Союз исповедовал социалистическую доктрину, Соединенные Штата - капиталистическую. Чтобы противоречия между этими супердержавами не разразились новой глобальной катастрофой, необходимо было решить вопрос о необходимости сближения их, а в перспективе слияния в одно смешанное общество, членами которого станут впоследствии все страны мира, управляемые, как это мечталось академику Сахарову, одним всемирным правительством. 

Возможно ли такое? И не особая ли это форма глобализации, которая по-разному понималась и понимается ее сторонниками и противниками? 

Авторы теории конвергенции утверждали: да, возможно. Американский социолог, профессор Колумбийского и Гарвардского университетов Даниел Белл издал книгу "Конец идеологии", в которой наметил пять компонент-индикаторов, которые характерны для любого постиндустриального общества вне зависимости от его идеологической направленности: 

     1. Сфера экономики - сдвиг от производства товаров к производству услуг. 

     2. Сфера занятости - преобладание работников умственного труда. 

    3. Основной принцип - центральное положение теоретических знаний как источника нововведений и определения политики. 

     4. Ориентация на будущее - контроль над техникой и оценка последствий технических нововедений. 

     5. Принятие решений на основе новой интеллектуальной технологии и использование ее методов в теории управления и построения экономических моделей. 

Когда Белла упрекнули, что его концепция постиндустриального общества является амальгамой из идей французского социалиста-утописта Сен-Симона, немецкого социолога, экономиста и историка Макса Вебера и основоположника позитивизма в философии Огюста Конта, американский профессор ответил: "Мы все эпигоны великих учителей. Странно, однако, что среди них вы не упомянули Маркса, в то время как все мы - постмарксисты". 

Кроме критиков у Белла нашлись и сторонники. Французский социолог, профессор Коллежа де Франс Раймон Арон заявил, что в новую эпоху понятие "капиталистическое предпринимательство" утрачивает свое значение, как становится анахронизмом и понятие собственность. Капитализм, писал он, в противоположность социализму, прибегает к "неавторитарному планированию" ("авторитарным", или "тотальным" Арон называл систему государственного планирования, принятую в СССР), "иллюзия тотального планирования рассеялась вместе с иллюзией, будто можно обойтись без денег, цен, автономии предприятий, процентных ставок и т.д. Спор относительно общественной или частной собственности на средства производства сохранил лишь идеологический смысл". 

Рассеялись иллюзии и относительно рынка, который-де регулирует производство, удовлетворяя потребности "суверенитета потребителя". На самом деле, утверждал американский экономист Джон Гэлбрейт, рынок, как и потребности потребителя, тут вообще ни при чем: вкусы и нужды людей в "потребительском обществе" находятся исключительно в сфере полномочий производителя и навязываются потребителю через систему производства новых товаров, изучения конъюнктуры и назойливой рекламы, которая преследует потребителя всюду, не давая ему ни минуты возможности отвлечься на что-то иное, не связанное напрямую с куплей-продажей. 

Была создана и более наглядная схема, призванная определить точки соприкосновения и взаимодополнения между капитализмом и социализмом. Выглядела эта схема так: 

Капитализм = демократия = прогресс = свобода; 

Социализм = тоталитаризм = стагнация = равенство. 

Из этой схемы видно, что капитализм не в состоянии обеспечить действительным равенством всех людей, а социализм не в состоянии обеспечить подлинной свободой всех членов общетва.

Иными словами, в новейших исторических условиях обе системы оказались плохи. Отсюда делался вывод: чтобы примирить капитализм о социализмом, а впоследствии слить их в смешанное общество, необходимо соединить капиталистическую свободу с социалистическим равенством, - лишь при этом условии можно будет разрешить все социальные проблемы, доставшиеся человечеству от прошлого, и построить новый мир, основанный на принципах гуманности и справедливости. 

Создать так мир в одночасье невозможно. Как писал тот же Арон, на какой-то срок, возможно, достаточно длительный, придется смириться с неравенством в новом смешанном обществе: "Определенные группы будут чувствовать, что сама работа, которой они заняты, делает недоступной для них высокую культуру. При этих условиях представляется вероятным, что стремление к равенству будет скорее индивидуальным, чем коллективным". Американский экономист Р. Хейлбронер допускал даже некую переходную "среднюю дистанцию" продолжительностью в четверть века (Хейлбронер называл даты - с 2001 по 2025 гг.), в течение которых следует "добиться сочетания лучшего в социалистической экономической практике с лучшим в либерально-капиталистической практике". Оставшееся до начала III тысячелетия время он предлагал употребить на углубление международного разделения труда, преодоление разрыва в уровне жизни разных народов, защиту окружающей среды, интенсивному обмену культурными ценностями и т.д. 

По мнению австралийского экономиста Дж. Вильчински, капитализм к середине 70-х гг. сделал значительные шаги на пути конвергенции с социализмом, заимствовав у него такие элементы, как планирование национальных экономик, национализация ряда отраслей народного хозяйства и более справедливое, чем это было прежде, распределение национального продукта. Американский экономист Дж. Гэлбрейт выступил за снижение роли рынка как регулятора экономики будущего смешанного общества. Финский социолог А. Туоминен предложил не выдумывать модель будущего общества, а внимательней присмотреться к тому, что уже создано на земле и обнаружило высокую жизнеспособность. "Предположим, - писал он, - что капитализм - это тезис, а коммунистический мир - антитезис. Из борьбы этих противоположностей в соответствии с диалектической теорией и методом рождается нечто новое, происходит синтез. Этот синтез (общественный строй нового типа, новый способ производства и новая надстройка) получит многие маркситские черты и кое-что от капитализма. Капитализм является как бы отцом, а дитя наследует нечто и от родителя. Надеюсь, будут унаследованы и уважение свободы личности, духовная и физическая свобода, то есть важная часть западной демократии. От матери, то есть от коммунизма, должны быть унаследованы сильная социальность, плановость хозяйства, коллективное мышление и руководство и т.д.". И - вывод: "Подобное общественное обновление уже не требует для своего рождения взрыва, насильственной революции, оно может осуществиться в процессе развития. Если попробовать нарисовать его портрет, то он был бы похож на шведскую социал-демократию". 

Неожиданно для многих свое слово в защиту конвергенции сказала церковь. 26 марта 1967 г. римский папа Павел VI издал энциклику "Populorum progressio" ("Развитие народов"), целиком посвященную социальным проблемам в мире. В этой энциклике утверждалась ответственность каждого жителя планеты не только перед всеми живущими людьми, но и перед будущими поколениями, говорилось о необходимости сотрудничества верующих и неверующих, о признании политического и социально-экономического плюрализма в мире и т.п. Но что было уже совершенно неслыханно новым - в энциклике говорилось, что частная собственность ни для кого не является безусловным и абсолютным правом, осуждались злоупотребления в обладании собственностью и признавалась правомерность национализации частной собственности ради общего блага. В энциклике виновными во всех социальных бедах были объявлены не социализм и коммунизм, что было привычно для слуха тогдашних жителей стран Запада, а злоупотребления капитализма. Павел VI пошел так далеко, как до него не шел ни один крупный религиозный деятель, пользующийся международным авторитетом. Выступая за мирный путь социальных изменений в мире, он в то же время признал право народов на революции - "в случае очевидной и длительной тирании, существенно нарушающей права личности и наносящей вред общему благу страны". 

Прямым следствием энциклики Павла VI стало возникновение в 60-70-е гг. в западной христианской идеологии, захватившей и протестантов, широкое теоретическое течение, получившее название политической идеологии. Сторонники этого течения выдвигали леворадикальные лозунги, внушая, с одной стороны, людям мысль, что христианство не является вечным союзником несправедливых общественных структур и политических систем, заботясь в первую очередь об обездоленных и защищая их интересы, а с другой - напоминая правительствам западных стран, что в погоне за прибылью существует предел, забвение которого чревато серьезными потрясениями для всего цивилизованного мира. 

Горячим сторонников сближения и последующего слияния двух противоположных систем стал академик Сахаров. В 1988 г., за год до смерти, он писал: "Отойти от края пропасти всемирной катастрофы, сохранить цивилизацию и саму жизнь на планете - настоятельная необходимость современного этапа мировой истории. Это, как я убежден, возможно лишь в результате глубоких геополитических, социально-экономических и идеологических изменений в направлении сближения - конвергенции - капиталистической и социалистической систем и открытости общества, при достижении большего равновесия всех рас и народов не только юридически, но и в экономическом, культурном и социальном отношении". 

Мир, однако, не воспользовался предложением ученых и церкви. Виновниками неприятия смешанного общества будущего, которому авторы теории конвергенции не придумали даже названия, стали руководители как СССР, так и США. Когда встал вопрос, какая из двух сверхдержав возьмет на себя смелость стать инициатором создания смешанного общества, поступившись при этом частью своих "исторических завоеваний", американское руководство объявило Советских Союз "империей зла" и призвало своих союзников к "крестовому походу против коммунизма", а советское руководство в самом факте распространенности теории конвергенции на Западе усмотрело "крах надежд буржуазных идеологов на обновление капитализма и эрозию социализма", а потому-де достаточно "чуть-чуть надавить" на капитализм, и он безвозвратно канет в Лету. При этом ни те, ни другие даже не заикнулись о том, что политика, проводимая ими, должна опираться не на угрозу применения силы, а на мораль. 

Потому-то случилось то, что случилось: капитализм "чуть-чуть" надавил на коммунизм, и Советский Союз рухнул, а вместе с ним прекратили существование страны социалистического содружества. Теории конвергенции, над которой трудились лучшие умы, так и не суждено было претвориться в жизнь ни в одной из своих частей. Остался лишь урок, который всем нам, кому небезразлична судьба России и мира в целом, равно как новоизбранном президенту, не лишне вспомнить и извлечь из него практическую пользу.