Двойной миф о "советском человеке". Часть 1

На сегодняшний день существуют якобы два якобы бы противоречащих друг другу мифа о советском человеке.

Первый – либеральный. Он гласит, что советский человек был каким-то тупым животным, рабом и абсолютным ничтожеством. Исчерпывающе это отношение выразил, думается, Дениска Драгунский.

Вот его баснословное мнение. Не только о «совках», но и вообще о 80% нынешнего населения, ибо «совок» в них не избыт.

«Они даже не аморальны. Аморализм — это ведь тоже этическое (???ЕЧ) учение, требующее определенного напряжения ума и некоторых знаний. Они чаще всего бывают имморальны, то есть вне морали. Им почти недоступны категории добра и зла, выходящие за пределы их повседневного быта, за пределы сиюминутной личной выгоды. Именно сиюминутной, потому что задуматься о сколько-нибудь отдаленных последствиях своих поступков они не в силах».

Оговорюсь: я почти никогда не называю полуименами даже самых мною презираемых существ. Презрение – хамству не оправдание. Леонтьева (в тексте ниже) я называю «Мишей» исключительно потому, что когда-то он звал меня «Леной». Я давнего знакомства не стыжусь, ибо считала его другим. Может быть он и был другим, хочется верить.

Но Дениска – герой популярных рассказиков, пожалуй, исключение. Он – символ. Пожилой человек, всю биографию построивший на сыновности, так и остался в коротких штанишках.

Впрочем – это не помешало ему, в отличие от «плебса», подняться до самых высот «этического учения» аморальности.

Есть и якобы противоположный миф. Гоблино-спицынско-кургинянский со товарищи. О прекрасном строителе коммунизма, для которого было «не личное главное, а сводки рабочего дня». Который, радостно распевая коммунистические песни, шел, совершенно счастливый доверием партии, к станку, а потом ел «самый лучший пломбир», благодаря за свой счастливый удел политбюро ЦК КПСС.

Все это, конечно, одинаковая ложь, но интересно иное. Это все же не два мифа, а один. Только рассматриваемый с двух сторон. Ибо (о чем я много раз высказывалась) квазилибералы и нуворужи на самом деле неразлучны, как Быков и Прилепин, Леонтьев и Венедиктов.

Так начнем же разбираться, что на самом деле представлял собой советский человек.

Думаю, мой взгляд на предмет в достаточной мере интересен.

Я – из несоветских, но выросших в СССР. Так что предмет знаю и со стороны и изнутри.

Кстати, положение, что выше, необходимо аргументировать. Ибо несоветских развелось, я гляжу… Ну какой несоветский тот же былой комсомолец Драгунский? Смешно и грустно.

Итак, почему я отношусь к несоветским, в отличие от квазилибералов и многих иных.

Все мы – родом из своей семьи. Моя семья советской не была. Советскую власть воспринимала как чуждую.

Причин тому несколько. Все они весомы.

1. Семейная история довоенного периода – это сплошная и страшная трагедия. Довольно трудно, согласитесь, идентифицировать себя с тем, кто тебя убивает и поражает в правах.

2. Но вот, минула война. Нужды нет, все мужчины Чудиновы воевали. Ибо решили – и оказались в конечном счете правы – что временщики ничто, отечество – всё. После войны пошли кое-какие послабления. Двое младших из четверых братьев Константиновичей смогли получить университетское образование. Двое старших – попали перед войной под запрет для деклассированных. (Каждый из младших – автор крупных научных открытий). Вроде бы – можно вздохнуть?


Четверо братьев Константиновичей: Сергей, Василий, Петр, Николай. Кобу Сталина называли - только "красной собакой". Их боевые награды были - заслуженными. Незаслуженно помечал их своим именем умомянутый кавказец.
3. Но тут нам опять дано было понять, что власть – враг. Не лично нам на сей раз. Но родители мои, только-только ступившие на стезю научной деятельности ученые-естественники, с ужасом наблюдали за разгромом отечественной генетики под личным руководством уже полумертвого но еще убивающего товарища Сталина. Объяснять несведущим нет смысла. Сейчас о прекрасных лысенко-презентах жужжат разные Мухины, и дикари внимают этому жужжанию. Но на родителей, которые не были профанами, сессия ВАСХНИЛ произвела чудовищное впечатление на всю жизнь.

4. Прошел ХХ съезд, хоть с чем-то власти разобрались. Вавилов реабилитирован посмертно, генетика восстановлена в правах, хотя и сильно отстала от мирового течения. Тоже посмертно – реабилитирован Константин Гавриилович Чудинов. Можно вздохнуть? Власть хотя бы не враг? Как бы. 1972 год. Посмертное «дело» КГБ против фантаста Ефремова, изобретателя тафономии, бывшего во времена аспирантуры научным руководителем отца. С тех пор – дружили семьями. Я не поклонница литературного творчества, но что есть. Принципиальная благородная и мужественная позиция, занятая моим отцом, впоследствии стоила ему срыва научных поездок в Индию и во Францию. В США он второй раз смог поехать только в 1990-м году. Так что – расслабляться нам не давали. И забывать – тоже.

Семейная история – еще не всё.

Палеонтологи, это, как шутили родители, такая всемирная секта. Не пускали отца в США – приезжал к нам Олли – его лучший друг с 1963 года и до конца их дней, известный американский ученый Эверетт Олсон. Палеонтологам не помешаешь. У них и язык был свой, особенный. Во времена закрытости границ – наш дом был открыт всему миру. Я привыкла к этому с детства. У нас даже буры бывали, а с ЮАР тогда не было дипломатических отношений. Открытость в мир – очень влияет на мировоззрение. Я росла вне изоляционизма, навязанного народу властями.

Еще пару слов о семье. Мы с сестрой не получили религиозного воспитания, так как отец (а он всегда играл в доме главную роль) был о ту пору изрядным агностиком. Но советского атеизма в семье никак не звучало. Бабка посещала храм, на Пасху пеклись куличи. Иконы в доме были, конечно. Когда мы выросли и стали интересоваться религиозными вопросами – встретили дома полное понимание.

Семья не воевала советскую власть (до лично моей сумасбродной юности), просто – игнорировала по возможности ее существование. Наука – это настолько увлекательнее, чем окружающий совдеп – так жили мои родители. Они жили наукой.

Кстати о совдепе. Это слово дома произносилось. Хотя – важное уточнение – не в отношении людей, а в отношении тех или иных отвратительных проявлений строя. А вот квази-либеральное слово «совок», оно не звучало никогда. Не слышала я его в юности и от потомков эмигрантов, к примеру, от моей крестной матери – парижанки. Это слово изобретено явно в перестройку, когда стало «можно». Оно вызывает у меня брезгливость к произносящему. Из него точится снобизм, причем – не обоснованный, то есть – самый гнусный.

Мои слова о несоветскости семьи – не похвальба. Это просто данность. Мы дорого за это платили, в том числе – кровью.

Моя присказка оказалась длинной. Но будет и сказка. Рассказ о советском обычном человеке, поведанный повествователем не советским, но выросшим в СССР.

(продолжение следует)
Е. Чудинова