Советские военнопленные во время Великой Отечественной войны

Советские военнопленные во время Великой Отечественной войны — категория военнослужащих армии Советского Союза, добровольно или насильственно попавших в пленгитлеровской армии или войск союзников Германии во время Великой Отечественной войны.

Жестокие условия содержания советских военнопленных были вызваны идеологическим неприятием фюрером Третьего рейха Гитлером коммунизма и стремлением к расширениюжизненного пространства, под которые подводилась формальная основа — Советский Союз не признал Гаагскую конвенцию 1907 года и отказался присоединиться к Женевской конвенции о военнопленных, которая завершала и собирала воедино положения Гаагских правил, что, по мнению фюрера, позволяло Германии, ранее подписавшей оба соглашения, не регламентировать условия содержания советских военнопленных этими документами. На самом деле, Гаагскую конвенцию Советская Россия признала ещё в 1918 году (как соглашения о Красном Кресте), а Женевская конвенция, так и не подписанная СССР, регламентировала отношение к военнопленным вне зависимости от того, подписали ли её страны-противники или нет[3][4][5].

Количество военнопленных, попавших в плен, долгое время является предметом дискуссий, как в российской (советской), так и в немецкой историографии. Германское командование в официальных данных указывает цифру в 5 млн 270 тыс. человек. По данным Генштаба Вооружённых Сил Российской Федерации, потери пленными составили 4 млн 559 тыс. человек[6].

Причины большого количества пленных

Военно-стратегические причины: неожиданное нападение Третьего рейха на СССР, тяжёлые условия войны, в которых оказались солдаты Красной армии (подавляющая часть пленных была захвачена в т. н. «больших котлах»), привели к тому, что крупные группы частей Красной армии, исчерпав все возможности к сопротивлению и лишённые всякой поддержки командования, попадали в плен[7].

В качестве причин нехватки командного состава РККА и неадекватного уровня подготовки имевшихся кадров выделяют следующие: гражданскую войну, приведшую к массовой эмиграции русского офицерского корпуса; удаление из РККА т. н. «военспецов» в конце 1920-х годов (см.:Дело «Весна»); сталинские репрессии в РККА 1937—38 годов[8][9][10]; а также расширение армии в 1939-41 годах, в результате которого 70 % офицеров и 75 % политработников занимало должности менее года, более 1 млн красноармейцев служило менее года, а армия при этом выросла в три раза[11].

Масштабные репрессии в отношении командования РККА были восприняты потенциальным противником как его ослабление. Так, в 1937 году немецкий журнал «Верфронт» писал орепрессиях в Красной армии[12]:

Социально-политические причины: репрессивная политика советского государства (красный террор, коллективизация, сталинские репрессии) вызывала значительное недовольство как среди населения СССР, в особенности крестьян, так и вновь присоединённых территорий (Западная Украина, Прибалтика), отказывавшихся оказывать вооружённое сопротивление на стороне СССР и предпочитавших добровольно сдаваться в плен[13].

Субъективно-психологические факторы: растерянность, паника, вызванные отсутствием адекватного командования и видимым превосходством немецких войск в первый период войны[14].

Следует однако учесть, что немецкое командование, в нарушение Гаагской и Женевской конвенций, включало в состав военнопленных помимо собственно личного состава РККА[15]:

1. всех сотрудников партийных и советских органов;
2. мужчин, независимо от возраста, отходивших вместе с отступавшими и выходившими из окружения войсками;
3. иногда всех мужчин вообще в возрасте от 16 до 55 лет;
4. партизан и подпольщиков;
5. заложников, взятых в охваченных партизанским движением районах.

Например, по сообщению немецкого командования восточнее Киева было взято 665 тыс. военнопленных, тогда как к началу Киевской оборонительной операции в войсках Юго-Западного фронта было 627 тыс. личного состава, из которых более 150 тыс. действовали вне окружения, а десятки тысяч вышли из окружения. В Севастополе заявлялось о захвате 100 тыс. военнопленных. Английский историк Фуллер утверждал, что «верить немецким коммюнике о победах нельзя, ибо в них зачастую приводились астрономические цифры»[16].

Общее количество советских военнопленных в зарубежной печати определяется в пределах 5,2-5,75 млн человек. Комиссия Министерства обороны под председательством М. А. Гареева заявила о примерно 4 млн[15][п 1]. Вернулись из плена 1 836 562 человек, из них направлены: около 1 млн — для дальнейшего прохождения военной службы; 600 тыс. — для работы в промышленности в составе рабочих батальонов; 339 тыс. (в том числе 233,4 тыс. бывших военнослужащих) — в лагеря НКВД, как скомпрометировавшие себя в плену[17].

Отношение немцев к военнопленным

Основной причиной жестокого отношения к советским военнопленным в плену являлась нацистская теория о расовой неполноценности славян, в частности русских, которые воспринимались нацистами как «масса расово-неполноценных, тупых людей»[18].

Расовая ненависть гитлеровцев усугублялась идеологическим неприятием коммунизма. Фюрер на совещании высшего командного состава вермахта 30 марта 1941 года заявил:

Коммунист никогда не был и никогда не станет нашим товарищем. Речь идет о борьбе на уничтожение. Если мы не будем так смотреть, то, хотя мы и разобьем врага, через 30 лет снова возникнет коммунистическая опасность. <…> Комиссары и лица, принадлежащие к ГПУ, являются преступниками, и с ними следует поступать как с преступниками[19].
<…>
Политические комиссары являются основой большевизма в Красной Армии, носителями идеологии, враждебной национал-социализму, и не могут быть признаны солдатами. Поэтому, после пленения, их надо расстреливать[20].

Директива верховного командования вермахта (ОКВ) от 14 мая требовала принятия беспощадных мер против гражданского населения, а солдаты вермахта получали полное освобождение от ответственности за совершение любого насилия[21]. 6 июня, за две недели до начала войны, ОКВ был издан «Приказ о комиссарах»:

Сразу после начала войны такое отношение распространилось на всех советских военнопленных. В частности, в информационном бюллетене для войск № 112[22], выпущенном в июне, сказано, что «Необходимо ликвидировать красных недочеловеков вкупе с их кремлевскими диктаторами». Все немецкие командующие издавали приказы в духе «борьбы германцев против славянства и защиты от еврейского большевизма»[21]. Распоряжение ОКВ от 8 сентября 1941 года гласило[23]:

Большевизм — смертельный враг национал-социалистической Германии. Впервые перед немецким солдатом стоит противник, обученный не только в солдатском, но и политическом смысле в духе большевизма. Борьба против национал-социализма вошла ему в плоть и кровь. Он ведёт её, используя любые средства: саботаж, подрывную пропаганду, поджог, убийство. Поэтому большевистский солдат потерял право на обращение с ним, как с истинным солдатом по Женевскому соглашению.

В распоряжении секретного отдела ОКВ по делам военнопленных «Об охране советских военнопленных» от 08.09.1941 говорится о применении оружия для подавления сопротивления, а также о том, что необходимо «немедленно стрелять в убегающего военнопленного», «всякие переговоры с военнопленными запрещаются». Также в этом распоряжении указывается, что советские военнопленные не имеют права на обращение согласно положениям Женевской конвенции.

На практике это выливалось в создание невыносимых условий и в физическое уничтожение изнуренных военнопленных, вышедших из котлов, ещё по дороге до места содержания в лагере[24]:

Многие бойцы кончили свою жизнь в немецком плену. Задачей немцев было уничтожение живой силы СССР в общем и военнопленных в частности. Создавались невыносимые условия для существования пленных. По дороге в лагерь их ничем не кормили. Они питались попадавшимися по дороге капустными листьями, корнями, ржаными колосьями с неубранных придорожных полей. Воду пили из дорожных луж. Останавливаться у колодцев или просить напиться у крестьян строго воспрещалось. Так, в течение пяти дней — с 9 по 13 октября 1941 года — гнали колонну пленных в Дорогобужский лагерь. Колонну сопровождала машина, на которой были установлены четыре спаренных пулемёта. По пути в одной из деревень под печкой сгоревшего дома пленные увидели полуобгоревшую картошку. Около 200 человек бросились за ней. Из четырёх пулемётов был открыт огонь прямо в толпу. Несколько десятков пленных погибло. По пути пленные бросались на поля с невыкопанной картошкой, тотчас же открывался огонь из пулемётов.

Вопрос о международных конвенциях

Тяжёлое положение советских военнослужащих в нацистском плену гитлеровское руководство объясняло тем, что СССР не признал Гаагскую конвенцию 1907 года «О законах и обычаях сухопутной войны» и не подписал Женевскую конвенцию 1929 года, определявшую правовой статус военнопленных, хотя эта конвенция была подписана 47 странами.

На самом деле, Гаагскую конвенцию подписал не СССР, а Российская империя[3][4], а Женевская конвенция регламентировала отношения к военнопленным вне зависимости от того, подписали ли их страны конвенцию или нет.[3][4]

Положения настоящей конвенции должны соблюдаться высокими договаривающимися сторонами при всех обстоятельствах.
Если на случай войны одна из воюющих сторон окажется не участвующей в конвенции, тем не менее положения таковой остаются обязательными для всех воюющих, конвенцию подписавших.

— Статья 82. Конвенция об обращении с военнопленными.

25 августа 1931 года нарком иностранных дел М. М. Литвинов заявил, что СССР присоединяется к одной из принятых в Женеве конвенций Международного Красного Креста от 27 июля 1929 года, и в частности: «Об улучшении участи раненых и больных военнопленных»[25].

Основной причиной, по которой Советский Союз не подписал Женевскую конвенцию 1929 года в целом, было несогласие с разделением пленных по национальному признаку[26]. Отказ же СССР от подписания конвенции позволил нацистам использовать этот факт и оставить советских пленных без всякой защиты и контроля со стороны Международного Красного Креста и других организаций, помогавших пленным западных стран. Начальник штаба главнокомандования сухопутных сил вермахта Ф. Гальдер на Нюрнбергском процессе приводил слова Гитлера: «так как русские не признают Гаагской конвенции, то и обращение с их военнопленными не должно быть в соответствии с решениями Гаагской конвенции»[27].

17 июля 1941 года СССР в правительственной ноте, переданной Германии через Швецию, заявил, что присоединяется к Гаагской конвенции, так же при условии взаимности. Однако эта нота была отклонена Германией[28]. Позднее Советский Союз дважды, в ноте НКИД СССР от 25 ноября 1941 года и в ноте НКИД от 27 апреля 1942 года, заявлял о выполнении принципов Гаагской конвенции по отношению к германским военнопленным, в то же время обвиняя немецкую сторону в несоблюдении её. Причём, в ноте от 27 апреля 1942 года говорилось, что СССР присоединился к Гаагской конвенции де-факто[26].

На Нюрнбергском процессе защита выступила с заявлением о том, что Женевская конвенция якобы не распространяется на советских военнопленных на том основании, что СССР не является участником этой Конвенции. Однако Международный военный трибунал отклонил довод защиты как несостоятельный. Он указал при этом, что всегда и во всех случаях при обращении с военнопленными должны быть применены общие принципы международного права: содержание в плену должно преследовать лишь одну цель — воспрепятствовать военнопленному принимать участие в военных действиях. Убивать беззащитных людей или даже наносить им какой-то вред из мести — противоречит военной традиции[20].

Председатель Международного комитета Красного Креста Марсель Юнод сразу с началом войны,22 июня, предложил правительствам СССР, Германии, Румынии и Финляндии совершать обмены списками убитых, раненых и попавших в плен. Сам Красный Крест должен был заботиться обо всех пострадавших на фронте. В попытке исправить ситуацию с военнопленными, 27 июня 1941 года нарком иностранных дел В. М. Молотов телеграфировал председателю МККК о готовности СССР осуществлять обмены списками военнопленных и о готовности пересмотра отношения к Гаагской конвенции «О законах и обычаях сухопутной войны». Вопрос о присоединении к Женевской конвенции 1929 года советское правительство, однако же, не подняло вновь. Одновременно СССР утвердил постановлением СНК СССР от 1 июля 1941 года «Положение о военнопленных», основанное на этой конвенции и содержавшее документальное подтверждение заявления о соблюдении международно-правовых норм ведения войны. В дополнение к Положению были выпущены приказы НКВД СССР «О порядке содержания и учёта военнопленных в лагерях НКВД» от 7 августа 1941 года и «О состоянии лагерей военнопленных» от 15 августа 1941 года[29].

17 июля 1941 года В. М. Молотов официальной нотой через посольство и Красный Крест Швеции довёл до сведения Германии и её союзников согласие СССР выполнять требования Гаагской конвенции 1907 года «О законах и обычаях сухопутной войны». В документе подчёркивалось, что Советское правительство будет соблюдать требования конвенции в отношении Германии «лишь постольку, поскольку эта конвенция будет соблюдаться самой Германией». Вопреки ожиданиям советского правительства положительного ответа руководство нацистской Германии оставило ноту советского правительства без внимания. Более того, в тот же день был подписан и вступил в силу приказ гестапо, предусматривавший уничтожение «всех советских военнопленных, которые были или могли быть опасны для национал-социализма»[29]. В то время, как советское командование делало все возможное для налаживания работы по приёму военнопленных и их обеспечению, немецкое правительство предпринимало шаги в противоположном направлении. 8 августа 1941 года Управление по делам военнопленных при ОКВ выпустило новые правила, ещё более ужесточившие обращение с советскими военнопленными во всех лагерях[29]. Фактически, положение Конвенций, по отношению к друг другу не соблюдали ни Германия, ни СССР. Международному Красному Кресту не удалось осуществить ни одной инспекции лагерей для военнопленных на территории СССР. Попытки обмена информацией между Германией и ее союзниками с Советским Союзом также не увенчались успехом. НКИД СССР в разьяснительном письме весной 1942 года сообщил, что никаких переговоров с МКК, Германией и ее союзниками, СССР не ведет и на обращения не отвечает.

Отношение советского руководства к советским военнослужащим, попавшим в плен

С самого начала Великой Отечественной войны под подозрение в предательстве попали все военнослужащие и гражданские лица, оказавшиеся даже на непродолжительное время за линией фронта. Во всех кадровых анкетах появился вопрос: «Были ли Ваши родственники на оккупированной территории?»[6]

Статья 193 Уголовного Кодекса РСФСР 1926 года предусматривала «за сдачу в плен, не вызывавшуюся боевой обстановкой — расстрел с конфискацией имущества».[30] В статье 22 «Положения о воинских преступлениях» 1927 года говорилось, что сдача в плен, не вызванная боевой обстановкой, а также переход на сторону врага предусматривают высшую меру наказания (расстрел) с конфискацией имущества.[31] По смыслу закона подлежала наказанию только сдача в плен «не вызванная боевой обстановкой». В 1926 году названная статья Положения комментировалась как: «в известных случаях обстановка на поле боя может сложиться так, что сопротивление по существу представляется невозможным, а уничтожение бойцов бесцельным. В этих случаях сдача в плен является актом допустимым и немогущим вызвать судебные преследования».[32]

Расширялась практика заочного осуждения военнослужащих, находившихся за линией фронта, как изменников Родины. Достаточным основанием для такого решения были полученные оперативным путём сведения об их якобы антисоветской деятельности. Вердикт выносился без всякой проверки, иногда лишь по одному заявлению.[6]

В соответствии с Приказом Ставки Верховного Главнокомандования от 16 августа 1941 года № 270, командиры и политработники, срывающие знаки различия и сдающиеся в плен, объявлялись дезертирами, а их семьям грозил арест, государственного пособия и помощи лишались командиры и группы красноармейцев, сдавшихся врагу не исчерпав все средства к сопротивлению. Приказ призывал «драться до последней возможности, чтобы пробиться к своим»[33].

Система немецких лагерей для военнопленных

Всеми вопросами содержания иностранных военнопленных в Германии занимался отдел военнопленных германской армии в составе Общего управления вооруженных сил. Управлением бессменно руководил генерал Герман Рейнеке.

Отдел военнопленных возглавляли:

• полковник Брейер (1939—1941 гг.)
• генерал Гревениц (1942—1944 гг.)
• генерал Вестхофф (1944 г.)
• обергруппенфюрер СС Бергер (1944—1945 гг.)

В каждом военном округе (всего 17), а позднее и на оккупированных территориях, переданных под гражданское управление, имелся «командующий военнопленными». Попавшие в плен военнослужащие изначально оказывались в дивизионных пунктах сбора пленных; оттуда они передавались в транзитные лагеря («дулаги»), где сортировались: бойцы и младшие командиры отправлялись в лагеря для нижних чинов («шталаги»), а офицеры — в отдельные офицерские лагеря («офлаги»). Из шталагов военнопленные могли переводиться в рабочие лагеря или штрафные лагеря.

Лагеря для военнопленных делились на 5 категорий[34]:

• сборные пункты (лагеря)
• пересыльные лагеря («Дулаг», нем. Dulag)
• постоянные лагеря («Шталаг», нем. Stalag) и офицерские лагеря («Офлаг», нем. Oflag отOffizierlager)
• основные рабочие лагеря
• малые рабочие лагеря

Дивизионные сборные пункты военнопленных

Сборные пункты создавались в непосредственной близости к линии фронта или в районе проводимой операции.

Здесь шло окончательное разоружение пленных, составлялись первые учетные документы.

Дулаг, Шталаг

Следующим этапом движения пленных были «Дулаги» — пересыльные лагеря, обычно располагавшиеся вблизи железнодорожных узлов. После первоначальной сортировки пленных отправляли в лагеря, имеющие, как правило, постоянное месторасположение в тылу, вдали от военных действий. Как правило, все лагеря различались по номерам, в них обычно находилось большое количество пленных.[34]

Так, Шталаг-126 в Смоленске в апреле 1942 года содержал 20 тысяч человек. В Шталаге-350, расположенном в районе Риги, в 1941 году находилось 40 тысяч человек. Лагеря типа «Шталаг» были базой для сети основных рабочих лагерей, ему подчиненных. Последние имели по несколько тысяч узников и отличались друг от друга буквами, добавляемыми к наименованию главного лагеря.[34]

До войны Германия была поделена на 17 военных округов, каждому из которых был присвоен свой номер римской цифрой.

• I — Кёнигсберский округ (Konigsberg)
• II — Штеттинский округ (Stettin)
• III — Берлинский округ (Berlin)
• IV — Дрезденский округ (Dresden)
• V — Штуттгартский округ (Stuttgart)
• VI — Мюнстерский округ (Munster)
• VII — Мюнхенский округ (Munchen)
• VIII — Бреславский округ (Breslau) (Wroclaw)
• IX — Кассельский округ (Kassel)
• X — Гамбургский округ (Hamburg)
• XI — Ганноверский округ (Hannover)
• XII — Висбаденский округ (Wiesbaden)
• XIII — Нюрнбергский округ (Nurnberg)
• XVII — Венский округ (Wien) (Австрия)
• XVIII — Зальцбургский округ (Salzburg) (Австрия)
• ХХ — Данцигский округ (Danzig) (Гданьск, Польша)
• XXI — Позенский округ (Posen) (Познань, Польша)

Таким образом, цифра IV в слове «Шталаг IV Б» означала его принадлежность к указанному округу, а индекс «Б» — номер этого стационарного лагеря в данном округе. Кстати, в Дрезденском округе имелись также под разными городами Stalag — и IV с индексами А, С, D, E, G и LW5 (специально для военнопленных летчиков военно-воздушных сил). Были ещё и лагеря специально для военнопленного офицерского состава и генералитета, носившие название Offizierlager (сокращенно Oflag — Офлаг) IV A, B, C и D, где их обитателей не заставляли работать. Кое-где были лагеря типа «Дулаг» и «Шталаг» с индексом «КМ», предназначенные лишь для военнопленных моряков. Имелось несколько лагерей Heillager (Heilag — Хайлаг, или просто индекс «Н») для «поправления здоровья в случае болезни или ранения.» Помимо них имелись большие лазареты только для заболевших или поранившихся пленных.

Администрация каждого лагеря состояла из следующих отделов:

• 1А — руководство лагеря. Этот отдел отвечал за охрану лагеря, режим содержания военнопленных и составлял отчетность о деятельности лагеря.
• 2А — использование военнопленных на работах. Этот отдел отвечал за ведение учета заявок предприятий на рабочую силу, заключал договора с ними, распределял военнопленных на принудительные работы и представлял отчетность об использовании пленных.
• 2Б — учет военнопленных. Сотрудники отдела вели регистрацию лиц, прибывающих в лагерь, и следили за их перемещением. Отдел располагал картотекой фамилий и номеров, присвоенных военнопленным.
• 3А — контрразведка Абвера. Отдел занимался вербовкой агентуры среди военнопленных с целью выявления советских разведчиков и лиц, скрывавших принадлежность к политическому и командному составу РККА, евреев, а также враждебно настроенных к немцам и готовивших побег.
• 3Б — подотдел цензуры вел проверку всей переписки военнопленных.
• 4А — хозяйственный
• 4Б — санчасть.

Малые рабочие лагеря

Существовало великое множество приписанных к шталагам отдельных местных, как правило, мелких лагерей, носивших название Arbeitskommando — рабочие команды, снабженные своими собственными номерами, обозначенными арабскими цифрами. Такие лагеря, если условия труда и проживания в них были очень тяжелыми, неофициально назывались штрафными и в них немцы часто ссылали «провинившихся» военнопленных из разных других лагерей, условия пребывания в которых можно было считать терпимыми.

Малые рабочие лагеря подчинялись основным рабочим лагерям или непосредственно постоянным Шталагам. Различались по наименованию населенного пункта, где размещались, и по названию основного рабочего лагеря, к которому были приписаны. Например, в деревне Виттенхайм вЭльзасе лагерь русских военнопленных, существовавший в 1943 году, назывался «Виттенхейм Шталаг УС». Численность заключённых в малых рабочих лагерях была от нескольких десятков до нескольких сотен человек.

Условия плена и смертность

Советские военнопленные, попавшие в плен, сначала содержались либо в прифронтовой зоне, либо в «дулагах», расположенных в оперативном тылу немецких войск. Оттуда их перемещали в стационарные лагеря для военнопленных — «шталаги», а командный состав — в офицерские лагеря — «офлаги».

Фронтовые лагеря и «дулаги» размещались в сельскохозяйственных постройках, складских помещениях, но чаще всего — на открытом пространстве — в оврагах, карьерах, низинах. Для строительства лагерей для советских военнопленных применялся чрезвычайно простой метод: открытое пространство площадью в несколько гектаров огораживали колючей проволокой и ставили вокруг сторожевые вышки.[35] И лишь высокая смертность пленных впоследствии вынудила нацистов заселять советских солдат и офицеров в бараки или конюшни, где, однако, условия содержания были ненамного лучше.

Следует отметить, что в первые месяцы войны против Советского Союза советских военнопленных не отправляли на территорию рейха, опасаясь распространения коммунизма среди немцев. И только тогда, когда в лагерях для военнопленных вспыхнули массовые эпидемии, а экономика Германии ощутила недостаток рабочих рук, Гитлер разрешил отправлять пленных в Германию.

Попавшие в плен советские военнослужащие перегонялись пешим порядком или железнодорожными эшелонами из мест пленения (в основном, Белоруссия, Украина и западнаяРоссия) в немецкие лагеря, располагавшиеся на территории Польши, Германии и других стран.

Начиная с 1943 года немецкое командование стало формировать «рабочие батальоны», рабочие команды. Эксплуатация бывших советских военнослужащих и угнанных на работу в Германию «восточных рабочих» (остарбайтеров) была безгранична: немецкие власти широко использовали рабочие команды на погрузочно-разгрузочных работах в портах и на железнодорожных станциях, на восстановительных работах, на различных тяжёлых работах на предприятиях угольной и горно-рудной промышленности, в чёрной и цветной металлургии. Законы, регулирующие труд в рабочие и воскресные дни, праздники, ночное время и т. д. на них не распространялись. В одном из распоряжений директора концерна «ИГ Фарбениндустри» настойчиво напоминалось, что «повышения производительности труда военнопленных можно добиться сокращением нормы выдачи продовольствия, <…> а также наказаниями, осуществляемыми армейскими инстанциями. Если кто-либо из восточных рабочих начнёт снижать производительность труда, то к нему будет применена сила и даже оружие».[36]

Помимо ежедневного изматывающего физического труда, тяжёлое положение военнопленных осложнялось и крайней скудностью питания. Так, по приказу Верховного командования сухопутных сил от 8 октября 1941 года, норма советских военнопленных на 28 дней (в процентах) по сравнению с нормой несоветских военнопленных составляла (при использовании на тяжелых работах)[37]:

Для восстановления работоспособности каждый военнопленный получал на 6 недель: до 100 грамм искусственного мёда в неделю, до 50 г трески в неделю, до 3,5 кг картофеля в неделю. При этом добавочное питание можно было получать только 6 недель. Во время маршей военнопленные гибли сотнями как из-за голода и физического истощения, так и в результате расстрелов при неповиновении или попытках бегства.

Советские военнопленные массово умирали в немецких лагерях военнопленных, особенно в сборных лагерях, в которых они содержались в первое время после пленения, от истощения в результате скудного питания; кроме того, нередко их целенаправленно уничтожали. Стремясь к массовому уничтожению советских военнопленных, власти нацистской Германии обрекали солдат Красной Армии на вымирание от голода и инфекционных заболеваний, не оказывая им никакой медицинской помощи. Так, например, только на территории Польши, по данным польских органов власти, захоронено 883 тыс. 485 чел. советских военнопленных, погибших в многочисленных нацистских лагерях[38]

Установлено, что первым массовым уничтожением в концентрационном лагере с применением отравляющих веществ было истребление именно советских военнопленных; только затем этот метод был применён для уничтожения евреев.[23]

Евреи-военнопленные

Советский военнопленный-еврей с жёлтой звездой, 1941 год

См. также: Евреи во Второй мировой войне и Холокост на территории СССР

Специальные директивы немецкого командования указывали, что взятые в плен евреи подлежат уничтожению. Часто военнопленных-евреев убивали на месте, в остальных случаях они отделялись от других военнопленных и впоследствии отправлялись в лагеря смерти. Павел Полянподчёркивает, что «Холокост как система физического уничтожения немцами евреев хронологически ведёт своё начало именно с систематического убийства евреев-военнопленных», поскольку такие расстрелы начались уже 22 июня 1941 года, задолго до Ванзейской конференции, и на два дня ранее, чем первые акции по уничтожению гражданского еврейского населения.[39]

Почти все советские евреи-военнопленные погибли, Павел Полян называет цифру 94 %[40]. Основным способом уничтожения евреев-военнопленных были массовые расстрелы. По мнению автора книги «Плен» доктора Арона Шнеера, массовой гибели евреев-военнопленных Красной Армии способствовало то, что евреев часто выдавали немцам свои же сослуживцы. Своё мнение Шнеер подкрепляет многочисленными фактами и свидетельствами[41].

Использование военнопленных в войне на стороне Германии

См. также: Коллаборационизм во Второй мировой войне и Хиви

Из числа военнопленных формировались подразделения, предназначенные для несения караульно-конвойной службы в лагерях для военнопленных. Осенью 1941 года в тылах немецкой армии началось формирование полицейских команд, «казачьих» рот и эскадронов с целью охраны порядка и несения караульной службы на оккупированной территории. Летом 1942 года Генеральный штаб сухопутных войск подготовил директиву об организации этнических и казачьих полевых частей и подразделений. Ещё раньше, в ноябре 1941 года, были выпущены директивы, регламентирующие формирование строительных батальонов и транспортных батальонов снабжения из числа советских граждан, в том числе и военнопленных.

В итоге численность вооружённых строевых формирований, созданных немецким командованием из советских граждан, составляла примерно 250 тыс. за все время войны.

В подавляющем большинстве строевые части несли охранную, караульную и этапно-заградительную службу в немецком оперативном тылу, а также привлекались для проведения карательных акций против партизан и мирного населения.

С учётом этого общая численность советских граждан, служивших в полиции, в вооружённых силах Германии не превышала 200—300 тыс. человек. Судя по показаниям немецких военнослужащих, имевших отношение к созданию и использованию этих формирований, доля советских военнопленных в них составляла около 60 %, остальные — местные жители и эмигранты.[6]

Вальтер Шелленберг в своих воспоминаниях писал:[42]

В лагерях для военнопленных отбирались тысячи русских, которых после обучения забрасывали на парашютах вглубь русской территории. Их основной задачей, наряду с передачей текущей информации, было политическое разложение населения и диверсии. Другие группы предназначались для борьбы с партизанами, для чего их забрасывали в качестве наших агентов крусским партизанам. Чтобы поскорее добиться успеха, мы начали набирать добровольцев из числа русских военнопленных прямо в прифронтовой полосе.

После войны

Освобождённые в мае 1945 года в Норвегиисоветские военнопленные слушают начальника полиции. Возможно, недалеко от города Хамар

Ещё во время войны вышедшие из окружения военнослужащие и пересёкшие линию фронта военнообязанные из числа гражданского населения после фильтрации направлялись в основном на пополнение тыловых частей, в частности трудовых армий. Эти армии строили военнопромышленные объекты, в частности Куйбышевский авиационный завод и др.

Для проверки «бывших военнослужащих Красной Армии, находившихся в плену и окружении противника», постановлением Государственного комитета обороны от 27 декабря 1941 года была создана сеть проверочно-фильтрационных лагерей.[43] В 1942 году кроме существовавшего ранее Южского спецлагеря было создано ещё 22 лагеря в Вологодской, Тамбовской, Рязанской, Курской,Воронежской и других областях. Практически эти спецлагеря представляли собой военные тюрьмы строгого режима, причём для заключённых, которые в подавляющем большинстве не совершали каких-либо преступлений.[6]

В 1944 году поток возвращающихся в Советский Союз военнопленных и репатриированных резко увеличился. Летом этого года была разработана, а затем введена новая система фильтрации и проверки органами государственной безопасности всех возвращающихся лиц.

Весной и летом 1945 года на проверочно-фильтрационных и сборно-пересыльных пунктах в Германии и других странах Европы скопилось большое количество репатриантов, в несколько раз превышающее пропускную способность этих пунктов.

Советский и российский военный историк Г. Ф. Кривошеев указывает следующие цифры, основывающиеся на данных НКВД: из 1 836 562 солдат, вернувшихся домой из плена, 233 400 человек были осуждены в связи с обвинением в сотрудничестве с противником и отбывали наказание в системе ГУЛАГа.[44]

Во время войны освобожденные из плена военнослужащие в большинстве случаев после непродолжительной проверки восстанавливались на военной службе, причем рядовой и сержантский состав в основном в обычных воинских частях, а офицеры, как правило, лишались офицерских званий, и из них формировались офицерские штурмовые (штрафные) батальоны. В послевоенное время освобожденные офицеры направлялись в лагеря НКВД и запасные части Главупраформа Красной Армии для более тщательной проверки.

После войны освобожденные из плена военнослужащие рядового и сержантского состава, не служившие в германской армии или изменнических формированиях, были разбиты на две большие группы по возрастному признаку — демобилизуемого и недемобилизуемого возраста. В 1945 году, после увольнения из армии в запас красноармейцев тех возрастов, на которых распространялся приказ о демобилизации, были отпущены по домам и военнопленные рядового и сержантского состава соответствующих возрастов. Военнопленные же рядового и сержантского состава недемобилизуемых возрастов в соответствии со специальным постановлением Государственного комитета обороны от 18 августа 1945 года направлялись в рабочие батальоны для работы в промышленности и восстановления разрушенных во время войны объектов. Отправка к месту жительства зачисленных в рабочие батальоны ставилась в зависимость от будущей демобилизации из армии военнослужащих срочной службы соответствующих возрастов.

По директиве Генерального штаба Вооруженных сил СССР от 12 июля 1946 года рабочие батальоны были расформированы, а к зачисленным в них стал применяться термин «переведенные в постоянные кадры промышленности». Они не имели право сменить место работы и вернуться к себе на родину даже после демобилизации из армии их сверстников.[45]

Современные оценки количества советских военнопленных

Российские оценки

В 1990-е годы в России произошло не только открытие доступа к материалам и документам, бывшим ранее секретными, но и начался диалог между историками разных стран. Результатом такого диалога стало проведение ряда крупных международных конференций и издание коллективных трудов по истории военного плена[46].

• По данным Министерства обороны РФ, опубликованным в 2005 году, во время Великой Отечественной войны всего в плен попали 4,559 млн советских военнослужащих[47].

• По данным военного историка М. В. Филимошина, во время Великой Отечественной войны попало в плен и пропало без вести 4,559 млн советских военнослужащих и 500 тыс. военнообязанных, призванных по мобилизации, но ещё не зачисленных в списки войск[48].

• Согласно данным историка Г. Ф. Кривошеева, во время Великой Отечественной войны всего пропали без вести и попали в плен 3 396 400 военнослужащих[47]. Из них вернулись 1 836 000 военнослужащих, не вернулись (погибли либо эмигрировали) — 1 783 000.

Немецкие оценки и источники

Согласно немецким документам времён войны[49], к 1 мая 1944 года статистика по советским военнопленным выглядела следующим образом:

Известные советские военнопленные

См. также

• Военнопленные в СССР во время Второй мировой войны
• Оккупация территории СССР войсками Третьего рейха и его союзников
• Список высших советских офицеров, попавших в плен во время Великой Отечественной войны

Примечания