"Долой общего врага - полярного медведя"

Американский интеллектуал и будущий член администрации Рейгана Ричард Пайпс посетил Китай в 1977 году. После чего он утвердился во мнении, что Китай видит в России своего главного врага. «Вместе с США мы сломим полярного медведя», – говорили китайцы. Пайпс до сих пор уверен, что основная опасность для России будет исходить от Китая и исламизма.

Ричард Пайпс считается одним из самых ярых «ястребов» в американском истеблишменте. Он был одним из тех людей, что убедили президента США Рональда Рейгана (Пайпс возглавлял при нём департамент Восточной Европы в Совете национальной безопасности) предпринять в отношении СССР самые жёсткие меры. Пайпс, как знаток истории России (он доктор исторических наук, профессор Гарварда), уверял, что Советский Союз на самом деле очень слаб, а вся его сила заключается только в пропаганде и шантаже. Рекомендации Пайпса оказались верными: не прошло и 5-6 лет, как СССР рухнул под тяжестью внутренних и внешних проблем, спровоцированными, в том числе, и напором США (от поддержки моджахедов в Афганистане до обрушения цен на нефть).

Тогда же Пайпс одним из первых в США акцентировал внимание на одном важном наблюдении: Китай, с которым Америка только налаживала отношения, – это естественный враг СССР/России (и соответственно, – друг США). В этом его убедила поездка в Китай зимой 1977/78 годов – когда эта страна только открывалась миру. Пайпс и сегодня уверен, что главная опасность для России будет исходить от исламского мира и Китая, тогда как Запад в этих условиях – неизбежный (если наша страна хочет выжить) друг.

В своей автобиографии «Я жил. Мемуары непримкнувшего» Пайпс описывает свою поездку в Китай зимой 1977/78 годов (публикуется в сокращении):

«Я выступил на семинаре в Пекинском университете, где присутствовало около тридцати внимательных слушателей. Вопросы в основном касались причин якобы «мягкотелой» политики США по отношению к Москве. Как оказалось, это было лишь прелюдией ожидавших меня в течение всего визита нравоучений о необходимости проведения более твёрдой позиции США в отношении России.

Меня повезли на восток от Пекина посетить 196-ю дивизию… Во время обеда звучал тост «Долой общего врага – полярного медведя!»

Для меня была организована встреча с директором Института международных отношений Хао Течинг. Говорил больше он, а я слушал и делал записи. Суть его рассуждений сводилась к тому, что США и Китай двигались в одном направлении, то есть по пути сдерживания Советского Союза, но отдельно друг от друга. Мы сдерживали их в военном отношении, в то время как Китай срывал их планы в Третьем мире. Директор был убеждён в неизбежности мировой войны. Всё, что можно было сделать, это задержать её начало.

Ему предполагалось, что война будет вестись обычным, а не ядерным оружием. Но для СССР это потребовало бы 3-миллионной армии, то есть намного больше, чем было дислоцировано на границе с Китаем. Главное направление его мысли можно суммировать призывом «не надо бояться» (войны с СССР). На мой вопрос, нет ли риска, что СССР и Китай снова объединятся против  Запада, он ответил, что такое невозможно, так как СССР не коммунистическое государство, а лишь «бюрократическая монополия».

Хао категорически отвергал возможность реформирования СССР после Брежнева: такие вещи, сказал он, решают не личности, а социальная система.

Я заметил существенную разницу в отношении ко мне русских и китайцев. Русские пытались понять мои мысли, а китайцы – повлиять на них. Вообще же китайцам не хватает любознательности. Когда я касался жизни на западе, предмет не вызывал у них никакого интереса, в отличие от реакции в России. Если в России буквально все читали, то в Китае я никого не видел с книгой в руках.

В путевом дневнике я записал:

«Создаётся впечатление, что эта древняя цивилизация способна выстоять вопреки всему, в то время как Россия может и не устоять. Отсюда у китайцев безмятежное спокойствие, а у русских надменность, напористость, нервозность и тревожность».

Китайцы не врали так нагло, как имели обыкновение делать русские. Враньё русских – это особая форма лжи, потому что не служит никакой цели.

Поездка в Китай ещё более убедила меня, что культура более важна, чем идеология: идеи прорастают в той культурной почве, на которую они падают. Так, в Скандинавии, где традиции собственности и закона были сильны, марксизм развился сначала в социал-демократию, а затем в демократическое социальное государство. В России же, где обе эти традиции были развиты слабо, марксизм усилил автократическую родовую традицию.

Меня сразу сильно поразила черта китайцев, которую американцы называют «могу сделать» – оптимистичное отношение к жизни, резко контрастировавшее с унынием и фатализмом, господствующим в России. Атмосфера Китая была наполнена динамизмом, которого я никогда не ощущал в России ни до, ни после 1991 года.

В течение всего моего пребывания китайцы постоянно напоминали мне о вероломстве русских, указывая, на проекты, которые должны были быть отложены или свёрнуты, потому что Москва не выполнила свои обещания. Уже когда меня провожали в аэропорт в последний день моего пребывания, гид сказал мне на прощание: «Помните, мистер Пайпс, русские всегда лгут».

Заключительные заметки в моём дневнике гласили:

«Очень может быть, что это люди будущего: если они обретут высокие технологии и определённую степень интеллектуальной свободы, что их тогда остановит? Конечно же не Россия, которая выглядит такой непрочной».