Как это всё случилось, и кто виноват №4 (идеократия).

{Кожинов В.В. Россия. Век XX (1901 - 1939)  Часть вторая (1917 – 1939)}

Глава 8. Власть и народ после Октября

Эта глава во многом основывается на выводах первого тома моего сочинения. Так, там доказывалось, что государство в России в течение веков имело идеократический характер, то есть власть основывалась не на системе законов, как на Западе, а на определенной системе идей. Ко времени Революции властвующая идея так или иначе выражалась в известной формуле "православие, самодержавие, народность", которая еще сохраняла свое значение для людей, отправлявшихся в 1914 году на фронт. Но Февральский переворот "отделил" Церковь от государства, уничтожил самодержавие и выдвинул в качестве образца западноевропейские (а не российские) формы общественного бытия, где властвует не идея, а закон.

И (о чем также шла речь ранее) победа Октября над Временным правительством и над возглавляемой "людьми Февраля" Белой армией была неизбежна, в частности, потому, что большевики создавали именно идеократическую государственность, и это в конечном счете соответствовало тысячелетнему историческому пути России. Ясно, что большевики вначале и не помышляли о подобном "соответствии", и что их "властвующая идея" не имела ничего общего с предшествующей. И для сторонников прежнего порядка была, разумеется, абсолютно неприемлема "замена" Православия верой в Коммунизм, самодержавия - диктатурой ЦК и ВЧК, народности, которая (как осознавали наиболее глубокие идеологи) включала в себя дух"всечеловечности", - интернационализмом, то есть чем-то пребывающим между (интер) нациями. Однако "идеократизм" большевиков все же являл собой, так сказать, менее утопическуюпрограмму, чем проект героев Февраля, предполагавший переделку России - то есть и самого русского народа - по западноевропейскому образцу.

Этому, казалось бы, решительно противоречит тот факт, что большевистская власть столкнулась (о чем ныне становится все более широко известно) с мощным и долгим сопротивлением вовсе не только со стороны Белой армии, но и с сопротивлением самого народа, притом не только пассивным, так или иначе "саботирующим" мероприятия власти, но и с разгоравшимися то и дело бунтами и даже с охватывающими огромные пространства восстаниями. И большевики не раз открыто признавали, что это сопротивление гораздо более опасно для их власти, нежели действия Белой армии.

Однако объективное изучение хода событий 1918-1921 годов убеждает, что народ сопротивлялся тогда не столько конкретной "программе" большевиков, сколько власти как таковой, любойвласти. После крушения в феврале 1917 года многовековой государственности все и всякие требования новых властей (будь то власть красных, белых или даже так называемых зеленых)воспринимались как ничем не оправданное и нестерпимое насилие. В народе после Февраля возобладало всегда жившее в глубинах его сознания (и широко и ярко воплотившееся в русском фольклоре) стремление к ничем не ограниченной воле. Так, обе основные - и неизбежные - государственные "повинности" - подати и воинская служба, которые ранее представали как, конечно, тягостная, но неотменимая, "естественная" реальность бытия (сопротивление вызывало только то, что воспринималось в качестве несправедливого, не соответствующего установленному порядку), - теперь нередко отвергались начисто и порождали ожесточенные бунты.

До недавнего времени историки и публицисты сосредоточивали свое внимание на бунтах против белых, восстания же против красных либо замалчивались, либо изображались как результаты "подрывной" деятельности белых, сумевших "обмануть" народ. А ныне, наоборот, стремятся свести все к "народному" сопротивлению красным. Однако обе точки зрения - то есть, используя привычные определения, "советская" и "антисоветская" - в равной мере тенденциозны и основаны на искусственном подборе исторических фактов.

При изучении истории первых послереволюционных лет во всей ее многосторонности становится очевидным, что народ - или, вернее, его наиболее энергичная и "вольнолюбивая" часть - боролся именно против власти вообще. Те же самые люди, которые стремились свергнуть власть красных, на менее яростно выступали и против власти белых, если тем удавалось взять верх. Это совершенно наглядно предстает, например, в поведении народной "вольницы" в Новороссии, возглавленной Нестором Махно: она с равным воодушевлением сражалась на оба фронта.

И, кстати сказать, есть достаточные основания прийти к выводу, что и победы, и поражения Красной и Белой армий в конечном счете зависели от "поведения" народа. Так, деникинские войска долго не могли продвинуться с южной окраины России к ее центру и только после мощного восстания против красных на Дону, начавшегося в марте 1919 года, осуществили свой победный поначалу поход на Москву, достигший 13 октября города Орла. Однако именно тогда Деникинаатаковали с юго-запада, круша его тылы, махновцы. И, как даже через шесть десятков лет вспоминал В.М.Молотов (ситуация 1919 года явно оставила в нем неизгладимое впечатление), "в гражданскую войну был момент, когда Деникин подходил к Москве, и неожиданно выручил Советскую республику Махно, ударил с фланга по Деникину". Без этого удара Деникин, возможно, захватил бы Москву, где - согласно слышанному мною еще в 1960-х годах рассказу вернувшегося из ГУЛАГа видного большевика И.М.Гронского - под парами стоял тогда на Брестском (ныне Белорусском) вокзале состав, который должен был спасти от расправы большевистские верхи, уже снабженные заграничными паспортами...

Столь же показательна и история борьбы Красной армии против Колчака, исход которой был решен начавшимся летом 1919 года народным восстанием в Сибири, позволившим красным за предельно короткий срок пройти от Урала до Байкала. Притом наиболее "вольнолюбивыми" в Сибири оказались (об этом уже шла речь) столыпинские переселенцы, на которых великий государственный деятель возлагал столь большие надежды, - но надежды эти могли сбыться только при сохранности прежнего государства...

Один из руководителей Белой армии в Сибири генерал А.П.Будберг записал а своем известном "Дневнике": "...телеграмма из Славгорода (один из главных центров столыпинского переселенчества. - В.К ), сообщающая, что по объявлении призыва (в Белую армию. - В.К.) там поднялось восстание, толпы крестьян напали на город и перебили всю городскую администрацию и стоявшую там офицерскую команду". Позже Будберг сделал точный вывод:

"Восстания и местная анархия расползаются по всей Сибири; главными районами восстаний являются поселения столыпинских аграрников". И еще: "...главными заправилами всех восстаний являются преимущественно столыпинские аграрники", которым присущи, мол, "большевистские аппетиты. Заключительное соображение едва ли сколько-нибудь справедливо; белому генералу просто очень хотелось видеть во всем враждебном влияние большевиков, - точно так же, как последние, в свою очередь, выискивали в любом мятеже против их власти руку белых.

На деле же те самые люди, которые в 1919 году обеспечили своим охватившим всю Сибирь восстанием победу Красной армии, менее чем через год начали восстание против установившейся на сибирских просторах власти коммунистов. При этом они совершенно недвусмысленно заявляли в своей выпущенной в марте 1921 года листовке: "Народ уничтожилДеникина и Врангеля, уничтожил Колчака, уничтожит и коммуну. С нами Бог и победа, ибо мы за правое дело"" . То есть народ не приемлет ни белой, ни красной власти в равной мере. И те, кто сегодня пытаются представить Белую армию в качестве силы, выражавшей волю народа, попросту закрывают глаза на реальное положение дел.

Но естественно встает вопрос о результатах самих народных восстаний, так или иначе выделявших из себя определенные зачатки власти, которая вроде бы воплощала волю и интересы именно народа, а не какого-либо отдельного слоя населения России. И "махновщина", и "антоновщина" в Тамбовской губернии, и Сибирское восстание 1921 года действительно породили свои властные органы, пусть и недостаточно четко оформленные.

Правда, сколько-нибудь объективное изучение характера и деятельности этих "народных правительств" только начинается.

Недавно вышла в свет книга тюменского писателя К.Я.Лагунова о Сибирском (конкретнее - Тобольском) народном восстании начала 1921 года, - книга, над которой Константин Яковлевич работал много лет. Он сумел в целом ряде отношений беспристрастно показать реальный ход событий, хотя - в соответствии с нынешними устремлениями - сосредоточил главное внимание на насилиях большевистской власти и ее вреднейших (вреднейших и для нее самой) "ошибках". Это отнюдь не упрек в адрес автора: действия большевиков так долго и всячески "лакировались", что стремление как можно более "разоблачительно" сказать сегодня об их власти и вполне понятно, и всецело оправдано.

Но в книге собрано и немало сведений о действиях порожденной народным восстанием власти. Проклиная свергнутую на время большевистскую власть, она объявила своей единственной целью благо народа. Однако, несмотря на то, что фактически эта власть просуществовала всего лишь 38 дней, она успела (и иначе не могло быть!) издать целый ряд приказов и постановлений, которые, как выясняется, мало чем отличались от большевистских: о "продуктовых карточках на все продукты, включая клюкву", о "сборе" денег, одежды и продуктов для Народной армии, о "свободе передвижения" только между 8 утра и 6 часами вечера, о беспрекословной "сдаче оружия", о мобилизации всех мужчин в возрасте от 18 до 35 лет и т.д. и т.п. И за невыполнение этих требований предусматривались наказания "по законам военного времени" .

Нет сомнения, что без подобных "мероприятий" власть была тогда немыслима вообще. Но книга К.Я.Лагунова убеждает, что народ не желал самого существования власти: он лелеял мечту именно о безвластном бытии и, стряхивая с себя большевистскую власть, считал задачу выполненной: "Отвоевав свое село, мужики разбредались по дворам..." (с. 141).

Выделившаяся из повстанцев власть создала и свои карательные органы, - в частности "следственные комиссии". Председателем одной из этих комиссий был назначен сельский священник Булатников (вероятно, как грамотный человек).

"По его предложению - сообщает К.Я.Лагунов, - приговаривались к расстрелу коммунисты и беспартийные советские служащие. Когда во время одного из боев повстанцам удалось захватить в плен 27 красноармейцев, и среди крестьян разгорелся спор об их судьбе, Булатников, узнав об этом, немедленно явился на место судилища и сразу вынес приговор:

Всех тюкнуть.

Не твое дело, батюшка. Уходи, - вступился за пленных один крестьянин. Но батюшка все же настоял на своем, красноармейцев расстреляли... Приговоренных Булатниковым учителей, избачей, коммунистов убивали специальным молотком с напаянными зубьями и вилами с зазубренными концами" (с. 158).

К.Я.Лагунов на всем протяжении своей книги говорит о жестоких насилиях большевистской власти в Сибири, но - и это делает ему честь - не замалчивает и карательную практику противоположной стороны:

"Дикая ярость, невиданные зверства и жестокость - вот что отличало крестьянское восстание 1921 года... Коммунистов не расстреливают, а распиливают пилами или обливают холодной водой и замораживают. А еще разбивали дубинами черепа; заживо сжигали; вспарывали животы, набивая в брюшную полость зерно и мякину; волочили за скачущей лошадью; протыкали кольями, вилами, раскаленными пиками; разбивали молотками половые органы; топили в прорубях и колодцах. Трудно представить и описать все те нечеловеческие муки и пытки, через которые по пути к смерти прошли коммунисты и все те, кто хоть как-то проявлял благожелательное отношение к Советской власти..." (с. 104). И это не было особенностью именно сибирской повстанческой власти.

В последнее время во всем мире признаны важность и ценность так называемой "устной истории" ("oral history"), которая подчас надежнее письменных источников. И я считаю целесообразным сослаться на рассказы знакомой мне более сорока лет женщины, находившейся в свое время в самом эпицентре знаменитого Тамбовского восстания (1920-1921 годов).

А.П.Блохина родилась и до начала 1 930-х годов жила в деревне Васильеве Моршанского уезда (ныне - Пичаевский район) Тамбовской губернии, затем ее семья была "раскулачена", и ей пришлось покинуть родные места, о жизни в которых она до конца своих дней вспоминала как об утраченной благодати. Анна Петровна сохранила изначальную нерушимую веру в Бога и до самых преклонных лет постоянно посещала храм. Слово "коммунисты" в ее устах всегда имело бранный смысл, ибо они, по ее представлениям, напрасно свергли царя (хотя на деле его свергли другие), порушили вековой уклад жизни и пытались уничтожить Церковь. "Ленин весь свет перевернул", - часто повторяла она.

В 1965 году поэт Анатолий Передреев, хорошо знавший Анну Петровну, написал о ней восхищенное стихотворение, в котором так обращался к ней:

Ты...

всею сущностью осталась

В деревне брошенной своей.

Осталась в ней

улыбкой детской,

Обличья каждою чертой,

И всею статью деревенской,

И деревенской добротой...

А.П.Блохина не забывала о тяжких и, кроме того, по ее убеждению, совершенно бессмысленных насилиях "коммунистов" над крестьянами, но она не раз вспоминала (впервые я услышал ее рассказы еще в конце 1950-х годов) и о предводителе тамбовских повстанцев А.С.Антонове, которого она видела в своем родном Васильеве. По его приказу совсем еще юным васильевским комсомольцам, ранее участвовавшим под давлением "продотрядовцев" в изъятии хлеба у зажиточных крестьян, вспарывали и набивали зерном животы... И земляк Анны Петровны - Антонов, родившийся в деревне Инжавино соседнего с Моршанским Кирсановского уезда, остался в ее памяти как безмерно страшный человек; столкнувшись однажды в моем присутствии с провинциальным писателем , который показался ей очень похожим на Антонова, она с ужасом отшатнулась от него...

К.Я.Лагунов сообщает в своей книге, хотя и лаконично, о том, что сибиряки очень быстро "разочаровались" в созданной в ходе восстания власти, и народ "не только спешил покинуть повстанческие полки, но и помогал Красной армии поскорее затушить пламя восстания... Народ запалил восстание, народ его и гасил" (с. 160).

И естественно полагать, что за краткий срок сибирякам стало ясно: власть, какой бы она ни была, остается властью с ее неизбежными "повинностями", и, помимо того, в пору Революциилюбая власть не может не быть жестокой, даже предельно жестокой. И стремление пойти на смерть ради защиты одной жестокой власти от другой в какой-то момент становится сомнительным делом, - что столь ярко воплощено, например, в метаниях Григория Мелехова...

Нельзя не сказать еще и о том, что сегодня едва ли ни господствует стремление преподносить подавление народных восстаний большевистской властью как расправу всесильных палачей над беспомощными и ни в чем не повинными жертвами. Плохо не только то, что подобная картина не соответствует действительности; еще хуже и даже гораздо хуже другое: при подобном истолковании в сущности принижается и обессмысливается вся история России эпохи Революции. Ибо коллизия "палачи и жертвы", конечно, крайне прискорбная коллизия, но отнюдь не трагическая, если иметь в виду истинный, высокий смысл этого слова.

<…>

 

Примечания:

1) Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф.Чуева. - М,1991, c. 76.

2) Гуль Роман. Ледяной поход. Деникин А.И. Поход и смерть генерала Корнилова. Будберг А., барон. Дневник. - М., 1990, с.229,261,306.

3) Цит. по кн.: Лагунов Константин. И сильно падает снег... - Тюмень, 1994, с. 152.

4)Там же, с. 120-125.

5)Речь идет о костромском писателе (в прошлом - председателе колхоза) В.А.Старостине (1910-1995)

Источник: http://www.hrono.ru/libris/lib_k/kogin8.php

8
609
5