История рассказанная идиотом

(фрагмент из романа)

Oh, you can't help that. We're all mad here.

  Cheshire Cat

ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

…Зарев, - говорит папа странное слово, - зарев…
Мы идём с ним и мамой по аллее парка. Родители держат меня за руки. Улыбаются. Мне шесть лет.
В тени лип, прохладно. Дорожки вымощены толчёным кирпичом. Вдоль них мраморные статуи. Кузнечики стрекочут. Жёлтые бабочки летают. Это лимонницы.
Солнышко смотрит сверху. Рядом ясный месяц. Юрий Гагарин плывёт по небу в ракете и машет нам рукой. За ним катит Илья-пророк в золотой колеснице.
Ещё выше - Сам Боженька, Иисус Христос. Летит лицом вниз, на кресте, как на самолёте. Раскинул руки, будто Землю обнимает, и глядит ласково. А вокруг – сияние золотое…
…И совсем уже высоко танцуют звёзды. Их много-премного. Они вспыхивают, смеются и водят хороводы. А до нас им и дела нет.
За спиной у меня – Красная площадь и Кремль со Спасской башней посредине. Куранты музыку играют…
И тут вдруг – трах! ба-ба-бах! - начинается салют…

…я тогда удрал от мамы с папой решил спрятаться понарошку чтобы они испугались что я потерялся сначала за большую лиственницу зашёл когда они отвернулись потом среди кустов пробирался и даже в гроте каком-то пытался схорониться но местечка укромного так и не нашёл а родителей потерял заплутал среди аллей и тропинок стал папу с мамой искать сначала шёл быстро потом ещё быстрее потом вообще бегом побежал и тогда меня совсем уже паника охватила нету их нигде и нету а они меня тоже наверняка ищут а когда найдут будут ругать и вот я бегу бегом задыхаюсь из глаз слёзы катятся размазываю их по лицу а людей вокруг почему-то нет спросить не у кого что же мне теперь делать-то куда идти куда бежать а вокруг уже ни подстриженных кустов ни белых статуй ни красных дорожек а заросли какие-то густые боярышник ежевика колючая и пробегаю я мимо развалин неизвестно откуда взявшейся церкви мимо страшных каких-то могил с потрескавшимися каменными надгробьями бегу сквозь сумрачный сад вылетаю на край оврага и успеваю заметить только что он глубокий и на дне его зелёный туман клубится пытаюсь затормозить но спотыкаюсь о какой-то корень падаю и качусь колобком вниз глаза закрыл и от страха даже не чувствую что кусты меня по лицу хлещут а сучки в тело впиваются…

…вдруг бац как обо что-то долбанусь там дерево росло дуб огромный такой в него я и врезался головой ударился больно даже сознание на какое-то время потерял да наверняка потерял потому что после яркой вспышки провалился куда-то где не было ни деревьев ни людей ни вещей ни времени ни пространства ничего совсем ничего…

…и тогда увидел, что в темноте рой за роем зажигаются какие-то маленькие светящиеся искры, они вили́сь и кружились, словно снежинки, или светлячки, или звёзды в галактиках, а потом стали расти, превращаясь в смутные образы, в клочья картин, а вслед за тем родились звуки, которые стали складываться в обрывки мелодий и куски фраз…

…мне казалось, что это всё происходит не где-нибудь, а в самóй бедной моей голове, которая просто раскалывается от боли, взрывается, как нарождающаяся Вселенная...

…очнулся и долго лежал и не мог сообразить что со мной случилось и даже глаза открыть боялся и только слушал как сердце стучит бум бум бум бум бум…

…И вот лежу я, прихожу в себя потихоньку. Наконец, размежил веки и вижу, что нахожусь на склоне оврага. Кузнечики стрекочут, пчёлки жужжат, а надо мной дуб этот тёмный склоняется и шумит. Вверху небо серенькое, внизу травинка щёку щекочет… И чувствую я себя вроде бы хорошо, ничего у меня нигде не болит, будто я манекен какой, или робот, или умер уже… Даже голову не ломит. …Но с психикой моей, с памятью что-то произошло… необъяснимое и пугающее…

…Ощущение было такое, точно в мой мозг, пока я был без сознания, кто-то произвёл несанкционированный брейн-дамп. Будто самопроизвольно загрузилась откуда-то инфа, как в заражённый трояном компьютер. И её, этой информации, была целая бездна... Я, казалось, физически чувствовал её в себе, как бы, даже, видел внутренним зрением огромное кипящее облако. Информация переполняла меня, и я не знал, выдержит ли такую нагрузку бедный мой мозг.
…А в нём, в мозгу, рой за роем носились идеи, концепции, визуальные и аудиальные образы, обрывки каких-то знаний, баз данных, алгоритмы, формулы, символы и чёрт знает что ещё. Всё это летало и кружилось, будто листья в ноябре… Оно шумело, свистело, визжало, стонало, выло и падало, падало, падало, складываясь в огромные груды, в целую гору, в башню Вавилонскую… Вернее, в нагромождение её руин…

…Что это было? Откуда оно пришло? Я понятия не имел. Может из Космоса, может от множества других людей, может из Интернета, может ещё откуда… Может быть это было какое-нибудь откровение? Ви́дение? Виде́ние? Вахй? …Не знаю. Мистика, какая-то, короче…

Теперь я знал всё на свете. Ну, не буквально всё… Но очень-очень-очень много. Причём, знания эти не были чем-то совсем уж мне необходимым. Например, я знал,

что расстояние до Луны равно 384 467 км, а постоянная Планка ħ=1,05457210⁻²⁷эрг•с,

что мелодию песни «Город золотой» написал не Гребенщиков и не Франческо да Милано и, даже, не Владимир Вавилов, а Франсуа Куперен,

что моделью для изображения криворукой и безбровой бабы с дебильноватой улыбкой, служил в действительности мелкий воришка, которого звали Джакомо, Леонардо был содомитом, а purgatorius является предком всех приматов,

что Моцарт не был отравлен ни Сальери, ни Зюсмайером, а умер от обычной «просовидной лихорадки» и был похоронен не в общей могиле, а по третьему разряду, и что стоило это восемь гульденов пятьдесят шесть крейцеров плюс три гульдена за катафалк, причём череп Моцарта мародёры впоследствии выкрали, так же, как и череп Гоголя, который, в отличие от моцартовского, сейчас находится неизвестно где,

что Бигбэнга не было, галактики не разбегаются, а апостола Иуду распяли на кресте в армянском городе Арате,

что у Аллаха девяносто девять имён (и ещё двадцать пять!), а красный стрептоцид в организме человека расщепляется на белый и на токсичный триаминобензол, из-за которого его, красный стрептоцид, ни в коем случае нельзя давать детям, точно так же, как нельзя давать им и героин, который в начале прошлого века продавался в аптеках, в качестве детского лекарства от кашля,

что шубу лучше покупать в Греции, слово «блядь» нецензурным объявила царица Анна Иоанновна, Роршах в студенческие годы носил прозвище Клякса, а 19 мая 2034 года приходится на пятницу…

Вот так из человека я волшебным образом превратился в дурацкую ходячую Википедию. И всё-то я знал, только не знал, откуда я это знаю… И, главное, - зачем мне всё это знать.

В моём тезаурусе оказалось несчётное множество картин, рисунков, мелодий, гармоний, тембров, семплов, стихов, пословиц, афоризмов, танцев, романов, сказок, птичьих голосов, мифов, анекдотов, афоризмов, симфоний, опер, фуг, частушек, блатных песен, фильмов, спектаклей, экзотических запахов, тактильных ощущений, карикатур, порнографических сцен, художественных стилей, знаменитых скульптур и архитектурных шедевров… Я мог припомнить, как это всё выглядит, пахнет или звучит…

Я не только непозволительно много знал... Ещё, в скорбной голове моей сами собой периодически случались стихи и иные литературные произведения…. И я мог, например, в уме за пять секунд извлечь корень двенадцатой степени из числа «двести сорок четыре миллиона сто сорок тысяч шестьсот двадцать пять». В то же время, я не мог извлечь из памяти каких-то простых и совершенно необходимых вещей… 

…Но, самое ужасное во всём этом было то, что я не мог вспомнить собственного своего имени. …Да ладно, имени! Я не мог вспомнить себя. Историю свою. Жизнь. Своё «я».
…Просто совсем не знал кто я.
…Кто?
Who in the world am I? – как сказала бы одна английская девочка. - Ah, that's the great puzzle!

В потоке сознания я, разумеется, произносил личное местоимение первого лица единственного числа, но как-то формально произносил. Просто потому, что требовалось подлежащее в некоторых предложениях… А если бы оно грамматически не требовалось, то я бы и не произносил.

Да, я совсем не помнил собственной своей жизни, забыл даже самые важные её обстоятельства, не говоря уже всяких забавных или трагических пустяках. …Ну, «совсем» - это не совсем точно, почти совсем точно будет «почти совсем»… Некоторые личные обстоятельства, при этом, вспоминались сами, ни с того, ни с сего и совершенно произвольно. Но, они были вырваны из жизненного контекста и поэтому совершенно непонятны и в гипотетическую судьбу мою как-то не очень впихуемы.

Короче, ситуация эта описывалась известным кино-мемом: «Здесь помню, здесь не помню». Я помнил его среди тысяч других, но не помнил вещей, которые в тысячу раз нужнее было помнить…

…А ещё многочисленные вопросы пронизывали мой страждущий мозг, будто волосы, вставшие дыбом внутрь черепа.

…Сколько мне лет? ...Ну, ладно, пусть будет сорок. …Сорок, ведь, лучше, чем семьдесят…

…Пол? …Руки, вижу, мужские, лицо пощупал - трёхдневная щетина, одежда, вроде, соответствующая. И есть даже смутное ощущение наличия первичных половых признаков мужских. - Значит я мужескага полу? – Да. Я мужик. - Ну, слава Богу, отлегло.

…Национальность? …Русский! ...Конечно русский. …А кем же я ещё могу оказаться? …Евреем, например. …Да, нет, не может такого быть… Я не еврей… И не татарин… И не немец. Русский я… Просто русский. Печёнкой чую… И думаю вот по-русски! И вообще.
Русский и всё тут, хоть вы меня режьте.

…Вероисповедание? …Никак не могу вспомнить. При том, что в голове моей бродит целая бездна всякой религиоведческой информации. …Попробую просто почувствовать, какое из вероучений отзовётся в моей душе. …Пропускаю перед своим внутренним взором разные конфессии, образы всех известных мне богов и прочих сверхъестественных существ… Никакого позитивного отклика. Лёгкое раздражение и всё.
Наверное, я атеист? Или, как принято говорить в европах, агностик. Ну, что ж… Логично.

…Профессия? Социальный статус? Имущественное положение? …А хрен его знает. Да и не важно это.

…Жена, дети есть? Любовница? …Тоже не знаю. Может я, вообще, этот… как его… слово ещё такое ругательное… забыл… Да нет, не должно́…

…Внезапно я сердцем почуял, что болею за Спартак. Я помнил, что Спартак – это такой вождь восстания рабов в Древнем Риме. Но почему я за него болею, да ещё в именительном падеже, я не понимал…

…Место жительства? …Неизвестно. …Но, предпочитаю Москву.

…Как здесь очутился?

…Где «здесь»?

…И что мне делать?

…Что делать сейчас? Что делать, вообще?

…Что? Где? Когда? Как? Кого? Чем? Зачем? Почему? …И, главное, кто виноват?

Постепенно вихрь слов, фраз, картинок и звуков в моей голове утих. Моё циклопическое знание как-то устаканилось, успокоилось, перестало носиться и орать.
Я встал и побрёл по тропинке туда, не знаю куда, чтобы найти то, не знаю что.

…так начался мой экзистенциальный анабасис…
…или, если кому-то больше нравится, – метафизический трип…

ПЕСНЬ ВТОРАЯ

…И вот, иду себе такой весь из себя солидный мужчинка, до половины, наверное, прошедший свой земной путь…
…Иду, чисто автоматически размышляя о чём-то, не то мудром, не то печальном. О каком-то радикальном конструктивизме фон Глазерсфельда, а ещё об опыте переживания имманентного, и о том, что долг некоему Бляхеру отдавать пора, а нечем. …Да ещё, как назло, Анюта пропала, уехала в Ростов и уже два месяца ни слуху от неё, ни духу…
…О, Боже! Кто они, эти Бляхер с Глазерсфельдом? При чём здесь «имманентное»? Почему долг? Откуда взялась какая-то Анюта? И как меня зовут-то, чёрт побери?!

…Иду, и очень мне хочется кружечку пивка, холодненького… Жарко потому что…

…Иду, и продолжаю надоедливо спрашивать себя, подобно дауншифтеру Гогену: «Кто я? Откуда? Куда иду?»
…И, главное, зачемзачемзачемзачемзачемзачем….
…зачемзачемзачемзачем мне в голову всё время лезет этот Бёлль?

…идуидуидуидуидуидуидуидуидуидуидуидуидуининаодинвопроссамсебеответитьнемогу…

…Что? Что со мной на самом деле? Сон? Крыша едет? Мозаичная амнезия? Фуга диссоциативная? Анатман? Деперсонализация? Дхьяна? Расщепление личности? Сссс… что-то там такое… слово забыл… Идиотия? Делириум тременс? Бред? Жопа с ручкой?
…А может я уже умер? Ударился башкой о дерево и получил себе бигбэнг мозга несовместимый с жизнью. Направляюсь на тот свет.
…Правда, ни Харона с веслом, ни Бабы-яги какой-нибудь завалященькой, ни трёх зверей, ни тёмного туннеля с сияющим эмпиреем вдалеке я не вижу; жизнь перед глазами не проносится, а как раз наоборот, забылась напрочь; никуда не лечу; спокойствия и умиротворения не спытываю; существ сотканных из света не лицезрю; а вижу только пожухлую траву, пыльные кусты, да ручеёк мутненький внизу. И яблочной брагой откуда-то воняет.
«А что, - думаю, - может быть именно так путь в загробный мир и выглядит? Почему нет?»

* * *
…Вдруг слышу, сдавленные то ли стоны, то ли крики. Пошёл на звук. И через пару минут узрел прелюбопытнейшую сцену.
…На склоне, рядом с большим, затейливой формы камнем, суровый кавалер, облачённый в пурпуровый плащ с капюшоном, напоминающим cuculus nocturnus, яростно куртуазит некую блондинистую дамочку. Происходит это на изрядно помятом красном покрывале, небрежно брошенном на траву. А из одежды на дамочке - только веночек маргаритковый. Стонет бедняжка, бьётся, подобно голубице в когтях ястреба, и молит своего мучителя: «Cazzo! Cazzo me! Cazzo fortemente, carino! Scopare, oppure io morirò!"…
…А надо всей этой иерогамией опен-эйр, вьётся рой бабочек золотых…

…Я, хоть и не очень-то понимал, куда мне надлежит направить свои стопы, вознамерился всё же разузнать у кавалера дорогу. Он мне показался человеком основательным и осведомлённым.
Подошёл ближе. Но мужик на меня так глазами зыркнул, что я сразу же расхотел к нему приставать с глупостями. Он же, будто прочитав мои мысли, и не прекращая сладостного своего процесса, прохрипел: «A te convien tenere altro viaggio». И рукой махнул куда-то в сторону. Отвали, мол.
Посмотрев в указанном направлении, я обнаружил извилистую тропинку, по которой и двинулся озадаченно.
Не скажу, что меня окружали красивые виды. То лошадиный череп с костями выглядывал из травы, то вдалеке угадывались очертания виселицы.
Откуда-то прибежала злобная собачонка, и стала облаивать меня, норовя вцепиться в ногу. Еле-еле удалось от неё отбиться подобранной с земли палкой…
Через четверть часа глазам моим предстала живописная речушка поросшая камышом, а над нею – мостик горбатенький. Из заводей доносились брачные рулады лягушек…
Перед мостом стоял знак с указанием названия реки. Бо́льшую часть его кто-то отломал, так, что остались только две первые буквы: «р.» и «М».
Перебравшись на другой берег и, тем самым, окончательно трансцендировав за пределы парка, я очутился на печальной равнине и увидел вдалеке окраину какого-то города. Там неровными рядами теснились бараки. Много-много-много бараков. Чёрных бараков, тоскливых, страшных… Они, бараки эти, тянулись, почти до самого горизонта…

Чуть в стороне от них курились многочисленные трубы химического завода. Грязно-зелёные дымы этих труб не поднимались вверх, к серому печальному небу, а как бы распускались кронами деревьев, отчего завод казался похожим на сумрачный техногенный лес.
…Жажда продолжала мучить меня, поэтому я спустился к реке и, зачерпнув пригоршню воды, с жадностью выпил. И сразу же об этом пожалел, поскольку только здесь заметил, что речушка впадает в бирюзовое светящееся озеро, а по нему плавают чёрные лебеди, причём, некоторые, о двух головах. «Это сколько же я сейчас миллизиверт хватанул?» - подумалось мне.
…На дальнем берегу водоёма толпилось великое множество голых людей. Они стояли, лежали, сидели, ходили взад-вперёд, кто-то курил, кто-то на гитаре играл. Ещё, люди жгли костры, готовили и ели какую-то пищу, пили пиво и косорыловку, короче, культурно отдыхали. Физиономии же у всех были унылые-преунылые. Как у Антихриста на фреске Синьорелли…
…Посредине озера, смотрю, островок. На нём фонтан - не фонтан, цветок – не цветок… Высится конструкция, нелепая, почти убогая, напоминая нечто членистоногое. То ли она розовая, то ли серовато-красная… Короче, тоска ужасная…
…Босх, одним словом, совершеннейший Иеронимус Антониссон ван Акен.

…Нет, - думаю, - так дальше нельзя… Как-то надо со своим «я» разбираться… Побольше вспомнить про себя всяких случаев, коловратностей жизни и прочих пустяков бытия… и пазл этот как-нибудь сложить…
С детства начать что ли?.. Да, да! Ведь тот сюжет в парке я же помню? Помню! Папа, мама, липы, Гагарин, салют, боярышник, кладбище… Как живые перед глазами. Только лица никак не припоминаются… И ничего мне всё равно не понятно… Может быть и не моё это вовсе…
Или моё?
…Надо ещё повспоминать…

…идуидуидуидуидуидуидуидуиду идуидуидуидуидуидуидуидуидуидуидуидуидуи….

…и отчего-то сделалось мне тревожно и грустно. И стал я унылунылунылунылунылуны печальней. И чтобы как-то себя подбодрить, начал напевать случившуюся у меня в голове песенку на мотив «Оды к радости» Бетховена:

Ох, it hurts моё сердечко,
Where are you, мой милый друг?
I will sit on the крылечко
На дорожку take a look…

Może jesteś ты в Европе
Lub uciekło za ocean
Dans le cul, in ass, иль в жопе
Ты wahrscheinlich einer пан…

Спел. А потом ещё повторил, но уже на какой-то частушечный мотив. И стало мне чуть-чуть полегче…

ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ

…Справа от меня тяжело хромая бежало вдаль то, что в советские времена, было асфальтовой дорогой. Казалось, сказочный Никита Кожемяка вздыбил её своим плугом с запряжённым в него Драконом. Пейзаж здесь являл собой одну сплошную комбинированную травму на теле матушки-Земли. …Поработали, судя по всему, «Катюши» или даже «Ураганы», а то и «Смерчи», которые, как мне известно, по разрушительной силе своей уступают лишь ядерному оружию и брахмастре.

…Страшные следы репетиции Армагеддона тянулись до самого горизонта, и вся территория, насколько хватало глаз, была усеяна остовами разбитой в хлам и дымящейся военной техники. В художественном беспорядке лежали изуродованные «Виллисы» и «Кюбельвагены», искалеченные "Ноны" и БМПшки, исковерканные БТРы и БРДМы, раздолбанные feldkochherd’ы и, feldkrematorium’ы, а также великое множество сожжённых танков со снесёнными башнями и рваными гусеницами, среди которых железной горой выделялся развороченный немецкий «Маус».

…И ещё много-премного мелкого всякого металла, а именно, пуль, гильз, неразорвавшихся снарядов, осколков, потерянных карабе́л, калашей, разломанных траков, кусков брони, ваджр, штальхельмов, каких-то непонятных деталей и прочих зубов дракона, было посеяно в многострадальную эту почву.

И валялось на дороге бессчётное множество мёртвых человеческих тел. Многие из них были чёрными, обугленными, застывшими в самых нелепых позах. Трупы эти блестели, словно натёртые земляным маслом. Некоторые лежали с разверстыми животами, в разные стороны из которых вываливались внутренности. Жирные мухи жужжали над усопшими. Лужи засыхающей крови краснели там и сям. Копчёные мертвецы казались похожими на негров, а возможно таковыми и являлись. …Здесь витал смешанный запах тухнущего мяса и подгорелой яичницы. Но, самым ужасным во всём этом было то, что над дорогой, периодически раздавались трели телефонов, уцелевших в карманах некоторых погибших. А покойные не имели уже никакой возможности ответить ни матерям своим, ни жёнам, ни детям, ни невестам, ни любовницам, никому… Разве, что милосердному Богу на Страшном суде…

Моё внимание привлёк лежащий поблизости необгорелый труп. Собственно, и трупом-то это назвать было трудно, поскольку не наличествовало у него ни рук, ни ног, ни головы, ни даже маленького какого-нибудь писюна. И был он, этот фрагмент человеческого организма, трогательно наг и бел. Ни дать, ни взять аполлониев «Бельведерский торс», только с шеей и без остатков гениталий. Само же туловище оказалось совершенно целёхоньким, без царапины, даже крестик на кожаном гайтане каким-то чудом сохранился.

На груди у этого куска человеческой плоти виднелась татуировка, изображавшая симпатичного чубатого хлопчика, содомирующего звероподобное существо, в котором без труда угадывался злобный пархатый москаль. Чуть ниже располагалась стилизованная под готическую надпись:

З нами Бог і Україна 

Слева, там, где раньше находилась подмышка, были наколоты буковки «Б(III) Rh-», означавшие уже никому не интересную группу крови погибшего.
Неподалёку от лишённого конечностей покойника стояли несколько тёток торговавших дынями и арбузами. Однако, торговля шла небойко, покупателей было маловато…

Чуть дальше, среди некроапофеоза, прогуливалась странная парочка: негр в новеньком, но уже замаранном кровью камуфляже «Дубок», и стареющая голая баба, вполне арийского, вида, но с неаккуратно постриженным лобком.
Негр, как я предположил в первый момент, был, чудом уцелевшим афроамериканским наёмником, а тётка - какой-нибудь приблудной маркитанткой.

«Дикий гусь» брёл, прихрамывая, с любопытством разглядывал окружающее, и изредка подсчитывал что-то на карманном калькуляторе, а его боевая подруга бегала вокруг и поминутно восклицала: «Das ist fantastisch! Das ist fantastisch!» Со стороны, это было похоже на то, как если бы нетрезвая вивандьерка, насмотревшаяся немецких порнофильмов, таким способом соблазняла своего темнокожего хуренвайбеля, чтобы прямо здесь совершить с ним немедленную межрасовую копуляцию.

Но, предположение моё оказалось ошибочным. Подойдя чуть ближе, я узнал эту противную бабку. Ею оказалась дама, известная в определённых кругах, как агент «Штази», КГБ и ЦРУ вместе взятых, выдававшая себя, к тому же, за посмертную дочь Адольфа Гитлера. Негра я тоже где-то раньше видел, кажется, по CNN, но, сколько ни напрягал свою мозаичную амнезию, вспомнить кто он так и не смог. Единственное, что мне удалось уловить – это его портретное сходство с наркомом Ежовым…

…И совсем не оказалось в их поведении помни́вшейся мне спервоначала эротики, а одно только туповатое и чуть радостное удивление наблюдаемой гекатомбе. …К тому же, невооружённым глазом было видно, что замышляют они недоброе.

Парочка мне интуитивно не понравилась. Я из принципа не стал спрашивать у них дорогу, почувствовав к ним некоторое как бы даже отвращение. Вместо этого я ещё раз просканировал взглядом окружающие меня макабрические виды, чтобы хоть как-то сориентироваться в пространстве.

…Безрадостное зрелище сие уязвило взор мой, сжало сердце ужасом и дрожью. Когда же дух мой, бегущий и смятенный, вспять оборотился, оказалось, что и сам-то парк, из которого я только что вышел, мёртвый стоит. И листья на его деревьях жестяные, и гремят они от ветра, как на винтажных кладбищенских венках…

…И тогда почудилось мне, что из умершего этого мiра я уже никогда не вырвусь, то есть, останусь здесь навсегда.

…Как будто демоница порталов Гаап затворила за мной невидимые врата. Или «Сим-сим» оглох от старости и умер. Или золотой ключик Алисы украл злобный Карабас-Барабас вместе с пузырьком «Выпей меня!»

…Я-то полагал, что падаю в кроличью нору, а угодил в чёрную дыру…
…И ещё померещилась мне на сером небе мерцающая светодиодная надпись: 

Lasciate ogni speranza voi ch’entrate  

…Впрочем, это была только иллюзия. Майя. Миф. Морок. Мираж. Мгновения малодушия.
…Я потряс головой, и наваждение исчезло. То есть, вот это вот чувство безысходности, прошло.
… А моя кроличья нора, как впоследствии выяснилось, и вовсе оказалась кротовой…

…И тут вдруг сцена из детства увиделась... Вспышка памяти… Флешбэк…

…Мне года четыре, ну, может, пять от силы. …И вот, значит, плыву я на огромном корабле, именуемом «речной трамвайчик», по Маскварике. Речка так называется. Со мной рядом женщина стоит красивая, и она, женщина эта, моя мама. Ещё присутствуют неведомый дяденька и мальчик чуть постарше меня. Мы с ними вместе были до этого на «ВСХВ» видели там каких-то миргородских свиней, белых коняшек да ещё мандариновые деревья.

…И вот стою я, в белом полотняном костюмчике, на голове панамка ненавистная, смотрю на Кремль, мимо которого мы проплываем, и мне ужасно хочется камушек в воду бросить, а камушка-то и нет. И вокруг ничего нет, чем бы его можно заменить. У меня из-за этого даже живот заболел. Я уже реветь собрался. И тут мне приходит в голову, что нужно сделать. Радостно срываю с головы панамку и бросаю её в воду. Урppа!

…Мама ругается, дядька смеётся, мальчик что-то рассудительно говорит, защищая меня, а я плачу.

…И тут же вижу, как этого мальчика несут в гробу и осень вокруг. А мальчик, оказывается, мой двоюродный брат. …Не могу вспомнить его имени, но помню чей-то рассказ о том, что он был ужасно добрым. Однажды, на Новый год, он положил под ёлку подарок Деду Морозу, перочинный ножик, который летом в траве нашёл. «Дедушка Мороз всем всё дарит, а ему никто».

…И тут в памяти рождается ещё одна вспышка. Я, будто уже совсем взрослый, сижу за каким-то допотопным компьютером и, барабаня по клавиатуре, описываю ту самую ситуацию: катер, Кремль, маму... И, значит, я кто?.. Какой-то писатель, что ли? Или, хотя бы, графоман?..

…А за эти воспоминания ещё одно цепляется. …О том, как я катаюсь на лодке по Кусковскому пруду с двумя детьми, и это собственные мои сыновья. Я гребу деревянными вёслами, поскрипываю уключинами и рассказываю мальчикам историю про своё детство, про катер, про брошенную в воду панамку, и тут младший, на носу лодки сидящий, вдохновившись моим рассказом, неожиданно срывает с головы бейсболку и радостно бросает её в воду, где она мгновенно исчезает навсегда…

Я тогда не стал его ругать, я засмеялся…

А здесь и сейчас, догадался, что у меня где-то дети есть. …Хоть что-то!

…А негр как бы приветливо машет мне своей чёрной рукой со светлой ладошкой и кричит: «Don’t be afraid of me. Let's go together. I’ll point you the way».

…С чего он взял, что я его боюсь?

К чему бы мне его бояться? Негр, он и в Африке негр… Тем более хромой. У меня, разумеется, даже мысли не возникло за ним идти…

И тут произошло нечто совсем уж несообразное и невообразимое. Престарелая эта Мата Хари, приблизившись к моему несостоявшемуся провожатому, ни с того, ни с сего, ударила его в пах ударом кин гери. Сильно ударила, со всей своей спецназовской дури!

…Бедняга побледнел, как только может побледнеть негр, и рухнул, словно подкошенный, визуально вписавшись в васнецовскую картину «После побоища…» в качестве одного из неживых персонажей. Вероломная же его подруга, обернувшись ко мне, улыбнулась призывно и закричала: «Hey, Chevalier, gehen besser mit mir. Ich werde dich ins Paradies zu nehmen».

«Эге-ге! — подумал я словами Хомы Брута. — Только нет, бабуся! Устарела…»
…И бодро зашагал прочь.

ПЕСНЬ ЧЕТВЁРТАЯ

Долго ли, коротко ли шёл я вверх по течению… Видел, как петляет река, видел, как вьётся тропинка, но не ведал, в какой стране и в каком времени нахожусь.

…И вот, наконец, я стою на высоком кургане у почти разрушенного обелиска и смотрю вокруг… Отсюда видна была равнина, такая же ровная и безграничная, как небо, виделись барские усадьбы, хутора немцев и молокан, русские деревни, а совсем далеко - руины небольшого города.

…Вдруг стало видимо далеко, во все стороны света. И предстала пред скорбным взором моим не то, чтобы вся планета, и не, как тем пана́м и гетьманам, чудакам чубатым, привиделись когда-то Путин, Галиция, да Карпаты, да Лиман, да Русское море, да гнилой Сиваш…

И не как трафальмадорцам, тысячу лет назад прозревавшим Крымнаш. И, даже, не как Маркандее, во чреве мальчика-бога Вишну спасшемуся от Потопа, все мiры, и сферы, и царства, и океаны, и горы увиделись без телескопа. Стала видимой не просто Вселенная, и, даже, не Мультивселенная целиком… А открылся весь плеромический Омниверсум набитый битком вселенными всевозможными, мультивселенными, пространствами, временами; виртуальными, психическими, духовными и всяческими мiрами…
И нами…

…А в том маленьком профаническом мiре, где я тогда позиционировался, где стоял на высоком израненном холме, увиделась мне, в отдалении не различимая ранее огромная толпа, напоминавшая monstrum horrendum, informe, ingens, qui lumen ademptum. …Она была далеко, но мне стало очень любопытно, что это за люди такие, и чего они хотят.
Я направился к ним.

* * *
- Куда ж вы прёте-то, православные?! Ребятёнка задавили...
- Ой, батюшки, задушили дитя, ироды!!!
Толпа немного раздалась. Какой-то мастеровой выволок снизу, чуть не из-под собственных ног, мертвенно бледного парнишку в разорванной грязной рубахе. С того слетел картуз, обнажив белобрысую маленькую голову. Непонятно было дышит малец или уже нет. «Лекаря надо! Скорее лекаря, помрёт мальчонка!» - запричитал кто-то. Доброхот, вздев ребёнка над головой, бережно передал его стоящему рядом человеку, тот – мне... и вот уже мальчишка медленно плывёт по людской реке подобно всплывшему из чёрных водорослей утопленнику…

- Давай, народ, не воронь, шевелись шибче! - кричал бородатый мужик, расталкивая толпу. - Поторапливайся покудова артельщики все гостинцы своим не ро́здали.
- Не напирай, не напирай, говорят! А то я тебе так напру!
- …сайку дадут, полфунта колбасы дадут, пряник вяземский с орлом, да орехов.
- А я слыхал, ещё кружку с вензелем можно взять и билет выигрышный. Эх, вот кабы и на самого Государя́ хоть одним глазком взглянуть…
…А толпа всё набухала, разрасталась, плотнела, колыхалась в тумане, ползла гигантским аспидом, стекала, будто в бездонный колодец, в непроглядную тьму.
…Скоро давка сделалась невыносимой. Невозможно стало поднять руки, пошевелиться, набрать в грудь воздуха. Публика переминалась с ноги на ногу почти на одном месте, без видимого продвижения вперёд. Некоторые люди теряли сознание, умирали от удушья, но, умерев, не могли даже упасть на землю, а висели поддерживаемые со всех сторон потными телами, тихо покачиваясь вместе с толпой и укоризненно глядя в небо слепыми глазами.
…Некоторые из живых изловчались, однако, выползти наверх и шагали по плечам и головам. Поспешал куда-то похожий на приказчика мужичок с неестественно вывернутой рукой. Брела рыжая пучеглазая баба с лошадиным лицом. Бежал вприпрыжку одетый в рваное летнее пальто подросток. …Я тоже пытался выдраться вверх, но тщетно.
…Несмотря на весь ужас происходящего, в толпе орудовало множество карманных воров. О, это был их день!
…Впрочем, давили мазуриков так же немилосердно, как и всех остальных.
«Раздают, раздают!» - истошно завопил кто-то. Масса качнулась чуть влево, потом вправо, в сторону невидимых, но кое-как угадываемых буфетов. Чьё-то заполошное «ура!» потонуло в ликующем рёве и смертных стонах задавленных.
Те, кто первыми оказались у павильонов, радостно хватали летящие им в руки оранжевые узелки с гостинцами, не понимая, что через минуту напирающее сзади стадо впечатает их в стены и превратит в кровавую кашу. Что в короткое время и произошло.
…Глупее всего было моё положение. Меня привела в толпу обыкновенная пытливость ума, и никаких гостинцев мне нужно не было. А вот, поди ж ты… Попал, как кур в ощип.
Короче, сознание я всё-таки потерял… И там, в темноте, поплыли совсем другие картины…

ПЕСНЬ ПЯТАЯ

…Когда же пришёл я в себя, августейшая семья уже отбыла и суета улеглась. Я услыхал, как весело играет вдалеке сафроновский оркестр, слаженно поёт хор «Славься…». …А в шаге от меня два слепых лирника тянули душу отчаянной песней об Украйне, о Страшном суде, и в рваный картуз их, как осенние листья, падали засаленные карбованцы.
…Над моим лицом мирно кружились две бабочки, одна ярко-жёлтая, а другая зеленовато-белая. На каждом крыле у них было по оранжевой точке. Бабочки, судя по всему, исполняли брачный танец, и мне стало интересно: когда же они будут совокупляться? И вообще, интересно, как спариваются бабочки?
…А уже везли на телегах пустые сосновые гробы. Много белых, пахнущих свежим деревом, гробов. Кровавые ошмётки людей и целые трупы собрали граблями в большие кучи. Пришедшая поглазеть на мертвяков публика, по обычаю, кидала в эти кучи похоронную мелочь. Многие снимали происходящее на мобильники. Дети с разноцветными воздушными шариками бегали вокруг.
…Мне как-то стало жалко их всех. И покойников. И публику. И особенно детей.
Ну, и себя самого, конечно.
…Я знал, что когда о происшествии телефонируют великому князю Сергею Александровичу, тот скажет: «Эка важность! Быдло потоптало друг друга в давке за дармовщиной».
Ещё я знал, что на следующий день юный самодержец разошлёт по больницам тысячу бутылок оставшейся после коронации мадеры, покалеченным, для подкрепления сил и скорейшего выздоровления. Несчастные будут счастливы. …Кроме того царь пожертвует страдальцам денег на лечение.
…Я же потихоньку встал и направился к Востряковскому проезду, где тоже собралась толпа, и назревало что-то интересное.
* * *
Пока шёл, опять вспышка памяти случилась. …Года три мне было, или четыре. …Просыпаюсь как-то днём. Рядом спит женщина пожилая. Ну, да, это, конечно, бабушка. Кто же ещё? Меня уложила, а сама рядом прилегла и задремала.
…Перед тем, как уложить, бабушка отпаивала меня горячим козьим молоком. Это потому, что я заболел.
…утром проснулся и почувствовал что не могу дышать как будто в горле камень застрял и болит оно очень горло и голова тоже болит и глаза ломит я подумал тогда что сейчас умру хотя что такое умереть не знал но всё равно очень-очень испугался закричал умираааю бабуля я умираааю кричу а голос хриплый-хриплый бабуля тогда проснулась от моих криков перепугалась стала спрашивать что болит лоб щупать и градусник совать увидела какая температура запричитала дала выпить таблетку красного стрептоцида да-да красного стрептоцида а сама побежала к Гиркиным за козьим молоком пока оно на керосинке кипятилось бабуля натёрла меня скипидаром перемешанным со свиным жиром завернула в полотенце надела пижамку ещё шалью закутала и сверху свитер натянула и одеялом накрыла и стала вскипевшим молоком меня поить и я хоть и обжигался но пил его терпеливо не плакал и мне становилось всё легче и легче и я уснул и…

…И вот, проснулся уже днём, бабуля рядом спит, похрапывает тихонечко. А я чувствую себя прекрасно, как будто утром ничего и не было. Ни голова не болит, ни горло. Только жарко мне очень. Тогда я вылез из-под одеяла, раскутался, встал, походил немного по комнате. И мне было хорошо. Легко как-то, только голова кружилась чуть-чуть. И я тогда решил выйти на улицу, погулять пока бабуля спит, потому, что когда она проснётся, ни за что не выпустит.
Тихонько, чтобы её не разбудить я натянул чулки, рейтузы тёплые, шубку надел, варежки на резинке, шапку, валенки с калошами… Сам! Без бабушки. …Может быть впервые в жизни.
…Дверь была не заперта. Я её тихонечко открыл, вышел в сени, потом в терраску, там двери тоже не запертые, спустился во двор, прошёл через калитку и… вот оно счастье! На улице никого. Морозец, а снега нет. Лужи льдом покрыты, и он, когда наступаешь, ломается с вкусным таким звуком… И тогда я пошёл куда глаза глядят… Сам. Один. Без взрослых. И шёл так долго-долго…
Вот как сейчас иду…
* * *
- Закрыть эту базу грёбаную да и всё!
- …у них там даже свои публичные дома есть. Проститутки прямо на детской площадке жопами вертят, да матерятся. А мы там, бля, с детьми гуляем…
- …к девкам цепляются, насилуют, пацанов наших бьют… на улицу выйти страшно!
- Уважаемый, а вы какой округ представляете?
- Чурок убрать нахер! Россия для русских, Москва для москвичей!
- Разъяснительная работа не ведётся. Меры не принимаются…
- Эх, сейчас бы всей шоблой, под шумок, базу эту расхуячить, а потом ещё и по жидам ебануть.
- По жидам, извините, надо бы в первую очередь! От них вся эта зараза и пошла.
- Как же, дадут тебе, вон они, «космонавты», только того и дожидаются, суки.
- Для нас работы нет, а для чуркобесов – нате?!
- Братья, мы же русские, мы же наши, мы должны сказать своё слово. Чтобы весь мiр вздрогнул.
- Ты хоть одного русского здесь видал? Татарва голимая да чудь белоглазая…
- Геть! У Кацапію геть!
- Слава Україні!
- Не лепо ли ны бяшети, братие? А? Вы бо своими крамолами сами поганыя на землю русскую наводите.
- Це хто тут ще пургу жене про братів та про російську землю? Не інакше жид. Бач, Петро, окуляри начепив. Або вiн москаль?
- Москаляку на гиляку, колорада на шашлык! ыыыыыыыы…..
- …наркотики, преступность…
- Огородить их колючей проволокой и не выпускать.
- И напалмом, напалмом!
- Эй, мусора, пацанов наших отпустите! Не доводите людей до греха!
- Хачей до хрена на районе, их и запирайте!
- Здравствуйте, товарищи! Я исполняющий обязанности начальника УВД по Южному округу Половинко Алексей Георгиевич. Докладываю. Задержания правильные. Так? Заведены дела по статье 213-й, «хулиганство». Мы доставили нарушителей в отделения, провели там с ними беседы, после чего часть лиц была отпущена. В настоящее время проводятся следственные действия. Так?
…По убийству Щербакова. Дело, товарищи, уже возбу́ждено. Под личным контролем начальника ГУВД, товарища Якунина. Будут приняты все меры для задержания. Он от нас не уйдёт, товарищи. Так? За предоставление сведений о его местонахождении объявлена награда, миллион рублей…
- Какие действия? Какая награда? Вы, полиция, вообще, за кого? За русских или за чертей?
- Они за хазарский каганат!
- Докатились, бля! Наши русские менты своих бьют, а чурок защищают.
- Это потому, что кавказская национальность есть, а у нас нету. Потому, что мы никто! Раньше были русские. Потом нам Ельцин паспорта поменял, графы́ «национальность» не стало. Это нас не стало! Одним махом целый народ уничтожили. Документальный геноцид! А черножопые тут как тут, все уже москвичи. Их полицаи защищают, а нас зачищают. Они всё тут купили. У них диаспора кругом, а у нас диаспоры нету. И республики своей нету. И никому мы не нужны. Нас убивать можно.
- …Вы бы лучше базу закрыли, чем своих хватать. Порядок нужен в районе. А вы проблемы решаете, только когда до края дойдёт.
- Ну, вы же взрослый человек! Так? Должны понимать, что полиция закрыть базу не имеет права. Но меры принимаются. Сейчас обсуждается предложение создать народные дружины для патрулирования улиц и скорейшего задержания преступника. Так что порядок наведём, не волнуйтесь. С вашей, товарищи, помощью.
- Когда солнцевские здесь рулили, порядок был, чурок, бля, не было. Они, суки, нос высунуть боялись.
- Вот именно! Были бы сейчас тут бандосы, они бы нас защитили. Солнцевские чё, против своих были? Они за русских были! А эти, бля, рамсы свои, гнилые кидают налево и направо и всё.
- Чё он мне тут втирает? Эй, ты, мент! Ты мне, бля, скажи: «Я буду стараться, я буду всю черноту убирать». Ты мне, бля, это скажи! А я подумаю…
- Кто там разоряется в погонах? Не слышно нихера.
- Да шишка какая-то ментовская. Типа, главный в округе. Пиздабол, короче…
- Я здесь родился, понял? А этих мразей никогда не было. Я по овощной базе, бля, тут всё детство лазил. С пацанами, бля. С Лёхой Фёдоровым да с Русиком Гареевым. И ни одной чурки тут не было никогда. Я за арбузами тут лазил, бля. За капустой. По осени лазили. Ты понял, не? А теперь что? …Аллилуя, бля?
Толпа начинает нестройно скандировать: «У-хо-ди! У-хо-ди!» Другая часть горланит: «По-зор! По-зор!» потом все, единым хором: «Вы-се-лять! Вы-се-лять!»
«Динь-динь! Зор-зор! Блять-блять!» - лениво откликается эхо.

…Над толпой низко кружит полицейский вертолёт. Со стороны омоновских автобусов и мигалок доносится искажённый матюгальником звонко-скрипучий голос: «…Граждане, любые попытки нарушения общественного порядка и действующего законодательства Российской Федерации будут пресекаться сотрудниками полиции…» …Всё это называется, не то «народный сход», не то «всенародное вече», не то «назревающий погром».

…От станции продолжают течь люди. Идут мужчины и женщины, молодые и старые, многие с детьми на плечах.
Толпа ощетинилась флагами: красными, чёрными, червоно-чорними з вовчим крюком, бело-сине-красными, чёрно-жёлто-белыми, звёздно-полосатыми и звёздно-голубыми, радужными, а также императорскими штандартами, андреевскими гюйсами, коммодорскими брейд-вымпелами и ещё какими-то мне неизвестными полотнищами.
Многие торжественно несут иконы в кивотах, хоругви с ликами Христа и Богородицы, портреты Сталина, Ленина, Николая II, Бандеры, Ким Ир Сена и Аллы Пугачёвой. Самый замечательный портрет изображает сильно пожидевшего Ельцина, на лбу у которого красуется фашистская свастика, а на щеках - по шестиконечной звезде. Подпись под портретом гласит: Эльцин Борух Нафталиевич.
Над головами колышется море плакатов. «Stop Putin!», «Свободу Дубчеку!», «Хватит кормить Кавказ!», «Альтернативы нет — голосуйте за Унабомбера!», «Зоофилофф ф топку!», «Чебурашка прийде, порядок наведе», «Желѣзной рукой загонимъ человѣчество къ счастiю!», «Превратим Красные Площади в Розовые Треугольники!», «Слава Ісусу Христу! А москалям смерть!», «Стрелкова в Президенты!», «Freedom to Pussy Riot!» и…
«Идите в жопу все!».
…Как бы визуализируя последнюю максиму, несколько человек, то ли гомофобов, то ли педерастов, волокли по асфальту огромное изображение афедрона. Cва́яно оно было из розового поролона. …И ехало на маленьких колёсиках.
Пьяненький мужичонка в хасидской шляпе с приклеенными пейсами играл на гармошке и орал дурным голосом одну и ту же частушку:

Ой, дуды, дуды, дуды,
Нет ни хлеба, ни воды.
Нет ни хлеба, ни воды,
а в Кремле одни жиды.

Тут и там бегали дрожащие от холода пионеры в синих шортиках, белых рубашках и красных галстуках. …Всё это напоминало не то День советской пионерии в осеннем Брюсселе, не то Коммунистический Крестный ход на Лысой горе, не то Гей-парад в поддержку Майдана на Канатчиковой даче…

…Впереди колонны марширует центурия бравых молодых людей. Они в одинаковых чёрных рубашках, на рукавах - какие-то руны, лица скрыты балаклавами. В руках у многих бейсбольные биты, фаера и бутылки с molotov-cocktail-ем. Сразу видно, что это штурмовики, и они тут единственные, кто знает что надо делать. Или всем так кажется. Эти люди совсем не похожи ни на гей-парад, ни на крестный ход. Они скорее вызывают ассоциации с Хрустальной ночью, одесским Домом профсоюзов или Сумгаитским погромом.
…На том месте, где ещё недавно разорялся полицейский начальник, теперь стоят двое: чернявый очкарик в вышиванке, похожий на интеллигентного еврея и какой-то растерянный человечек с физиономией муниципального чиновника. Очкарик хитренько улыбается, а чиновник пытается перекричать толпу, но она его не слышит и не хочет слышать. Все снова начинают скандировать: «В от-став-ку! В от-став-ку!»
Посрамлённый чиновник ретируется, а боевики направляются к Торговому центру на Булатниковской улице. А в этом центре, по всеобщему убеждению, засели «одни, бля, суки черножопые», которым давно пора показать их место. …Ведь, эти пидоры, как известно, не только лезгинку пляшут на Манежке, но и кровь христианских младенцев добавляют себе в мацу.
Штурмовики идут молча, лишь иногда кто-то из них, вскинув руку в нацистском приветствии, кричит: «Один за всех и все за одного!», или «Россия для русских! Русские вперёд!», или просто «Слава России!». Остальные хором повторяют речёвку, отвечают: «Героям слава!», а то и просто зигуют в ответ. Толпа возбуждённо катится вслед за ними…

* * *
- Ты его знал?
- Нет… А там хер его знает, может и знал. Пацану лет двадцать было, говорят. Девушку провожал. А этот его ножом в сердце, сука. Вот так выйдешь погулять, а тебя какая-нибудь дагестанская мразь, ножом…
- А он разве даг?
- По ящику, вроде, сказали. …Может и не даг. Но нерусский, это точно! Русский так никогда не сделает. Мы раньше тоже, бывало, дрались. Из-за девок там, или по-пьяни. Могли и морду разбить, если что. Бывало и бо́шки друг другу проламывали колами. Не без этого. Но чтобы ножом… в сердце… Это только чернота так может.
- …А ты сам-то не приезжий часом? Чё-то чернявенький больно.
- Да ну-на! Ты, братан, попутал малость. Я тутошний, с Измайлова. …Шестнадцатая парковая.
- Слышь, Димон, бухло осталось? Дай глотнуть.
- Сынок, ты флагом-то поосторожней махай. Чуть бабушке в морду не заебенил...
- …так в полиции-то теперь тоже одна нерусь. Они же своих в обиду не дадут. Куда наши-то все подевались, не пойму. Торгуют азеры, строят молдаване, улицы метут таджики, шьют вьетнамцы, финансы – Набиуллина, оборона – Кумжугетович, в телевизоре одни евреи да пидоры.
- …ага, и Лужок тоже был еврей. А теперь мэром, вообще, чукчу выбрали.
- Да какой он чукча! Собянин сам носатый! Канальгерух - настоящая фамилия. И жена у него Иосифовна.
- Да что вы заладили «евреи, евреи». Их по переписи во всей России осталось всего-то сто пятьдесят три тысячи. Капля в море, одна десятая процента…
- Милок, они же маскируются, фамилии чужие берут. Ты что не знаешь, что даже Путин на самом деле Шоломов, а Медведев – Мендель? Поскреби сейчас любого Иванова, обязательно окажется Шниперсон. Мы уже давно оккупированы Израилем…
- Путину импичмент!
- Им-пич-мент! Им-пич-мент!
- И Медведеву, бля, импичмент! И Думе!
- Вы же знаете, князь, что я верю в магию чисел… И вот что я вам скажу. Charivari подобное тому, что сегодня случилось на Ходынке, насколько я помню, было в 1770 году в Париже. Так вот, там, во время народных гуляний по случаю бракосочетания Людовика XVI с Марией-Антуанеттой тоже немало людишек потоптали. «Ну, и что?» - спросите вы. А то, что двадцать три года спустя королевскую семью казнила взбунтовавшаяся чернь. …И вот меня не покидает тревожная мысль… Вернее вопрос. Какой у нас нынче год? 1896-й? Интересно, а что у нас, в России, произойдёт году эдак в восемнадцатом-девятнадцатом?..
- …мне только что пацаны цынканули, что у «Пражской» тоже кипиш. Кто-то из наших уже к «Каширской» идёт, а на Манежку не прорваться, там всё менты перекрыли нахрен. Со всех сторон.
- Да случись это до выборов, Навальный получил бы все сто процентов, а не двадцать семь…
- Если ты назвал папуаса папуасом, это ещё не значит, что ты ксенофоб…
- Отродясь бабка на митинги не ходила. И сейчас не от хорошей жизни пошла. У меня тут внуки…
- …да я с ними разговаривал. «Вы что творите? – спрашиваю. – Вы же русские». - «А что мы можем сделать? Мы люди военные, у нас приказ. Семью надо кормить…»
- …с каждым разом, память эта должна прирастать, а также всем необходимо научиться определять своё предназначение. То есть! Не то, что нравится самому человеку, а то, что верно изнашивает и разрушает его тело. Ватикан же, имея эту информацию, в виде программы пытался запустить её в души людей, как вирус в компьютерную сеть. А дальше должно было всё идти, как по Маслоу. Но, программа засбоила. Теперь никто не знает что делать. Причина же всего лишь в том, что люди думать не умеют, нормальные семьи создавать не хотят, призвание определять не пытаются даже. Зато все превратились в быдло, если сказать попросту. В общем, вывод один: во всём виноваты пидоры…
- Жить стало лучше, жить стало веселее…
- Кому лучше? Абрамовичу лучше? Кагалу веселее?
- Ну, и какой вы видите выход?
- Да никакого! Семнадцатый год. Вот и весь выход.
- Ага! Нам тут ещё Майдана не хватало. …Нет уж, лучше Путин.

* * *
…Я смотрю вокруг и, хотя очень мне всё это интересно, вопросы сам себе продолжаю задавать и жизнь свою позабытую пытаюсь кое-как припомнить.
Почему мне там, на Ходынке, привиделись похороны Сталина? Почему глазами женщины? Откуда, это виде́ние? Из предыдущей инкарнации? Но, я же не верю ни в какой метемпсихоз, вроде… Или верю?
…А кто, всё-таки, эта пропавшая Анюта? А? Сестра? Супруга? Внебрачная жена? Нет… Не сестра и не жена… Любимая женщина, вот она кто…
Наверное…

ПЕСНЬ ШЕСТАЯ

По дороге толпа отлавливала и избивала не успевших затаиться москвичей и гостей столицы. Не всех, разумеется, а только похожих на кавказцев. Правда, таких попалось немного. Убили, говорят, только одного, да и тот, как позднее выяснилось, оказался этническим узбеком и москвичом в третьем поколении.
…Я лично никого не убивал. Просто смотрел себе, да и смотрел.

Дойдя до Торгового центра, мы остановились. Через некоторое время человек тридцать боевиков подошли к дверям. Охрана забаррикадировалась внутри, продавцы спешно покидали здание через чёрный ход. Тогда нападающие приготовились к штурму. Подкатили самодельное стенобитное орудие, стали раскачивать таран…

…Тем временем, кто-то камнями бил витрины, кто-то кидал внутрь дымовые шашки и петарды. Потом, вынеся, наконец, дверь, штурмовики ворвались в фойе. Там нападавшие немного побушевали, поорали, сокрушили несколько прилавков и загнали в подвал каких-то не успевших ускользнуть златозубых тёток.

Некоторые из героев, под шумок, стали через заднюю дверь выносить добытые на поле боя трофеи. Тащили их в больших клетчатых сумках, напоминая уже не штурмовиков, а челноков.

Основная часть толпы, среди которой был и я, наблюдала за штурмом снаружи. Многие фотографировали происходящее, снимали на видео, чтобы выложить вечером на Ютубе.

В помещении занялся небольшой пожар. Кто-то пытался его тушить, кто-то бил тревогу. На звон набата приехали пожарные в медных начищенных касках. И все, как один, с усами. Стали тушить. К Центру постепенно стягивались омоновцы. Некоторые из них вошли внутрь и кого-то из погромщиков задержали.

…А рядом со входом, к стеклу был криво приклеен скотчем плакат с крупной надписью:

Акция:

Бесплатно каждая 2-я кастрация!

Приходи!

И  друга  четвероногого  приводи! 

…Но, вообще, как-то вяло всё это было. Как-то не всерьёз. Невзаправду будто. Казалось, будто все ещё ждут чего-то… Сигнала какого-то…

* * *
…И вот, из здания выволокли мадам де Ламбаль, с распущенными по плечам белокурыми волосами и окровавленным лицом. Расправой руководил полупьяный барабанщик милицейского батальона по имени Шарла. Он прошёл совсем рядом со мной, поглядел мутными глазами, махнул рукой и что-то пробормотал. Как-то неприятно это всё было. И страшновато.
Шарла был вооружён кинжалом на чёрной ленте с вышитой серебром надписью:

Auнt vincere aut mori 

Ему помогали несколько неистовых молодых женщин в бассареях из лисьих шкур. В руках они держали короткие копья.

…Вот, теперь-то оно и наступило, то, чего все ждали. Жертвоприношение, ради которого публика и собралась. Толпа, вслед за менадами с остервенением бросилась на принцессу. С неё мгновенно сорвали одежду, и бедняжка, совершенно голая, плакала, пытаясь хоть как-то прикрыть руками тело от бесстыдных взглядов и смачных плевков. Те, кто не мог дотянуться до жертвы, показывали ей издалека фак. Какой-то пьяный санкюлот с мушкетом, стоявший рядом со мной, ни с того, ни с сего принялся блевать. Я еле отскочить успел…

Кто-то стал кричать: «Опомнитесь, безумцы! Что вы делаете?! Перед вами женщина! Ведь у вас тоже есть матери и жёны!» Эти слова вызвали ярость толпы. «Она не женщина, она трибада!» - завопили сразу несколько голосов. Милосердного самаритянина моментально изрубили палашами, проткнули копьями и он упал к ногам своих убийц.

…Шарла, тем временем, с силой ударил несчастную по голове бейсбольной битой, и женщина рухнула на землю. К телу подбежал мальчишка, подручный мясника. Настоящее имя парня было Гризон, но все звали его Осёл. Он был в кожаном фартуке, с маленькой белобрысой головой и огромным разделочным ножом в руках. Присев на корточки, Осёл мигом отрезал голову принцессы и под ликующие крики поднял её за волосы над толпой. Голову сразу же насадили на пику и, словно хоругвь, понесли к Ипатьевскому дому.

На оставшееся валяться тело принцессы тут же набросились деловитые, словно муравьи, некрофилы-иерофанты. Кто-то сладострастно кромсал груди женщины, кто-то выреза́л вульву, а какой-то маленький, с усами, как у Сальвадора Дали, вспарывал живот. Внутренности вытащили и разбросали вокруг. Потом вырвали сердце и насадили его ещё на одну пику, но прежде Шарла откусил от него здоровенный кусок и, причмокивая, съел. Потом труп поволокли по городу, отрывая от него небольшие части, которые растаскивались публикой на сувениры. Я некоторое время шёл рядом с беснующейся толпой. …Неприятно было это всё наблюдать.

…Куски кожи и мяса принцессы предприимчивые горожане ещё до темноты растянут на специальных рамках, чтобы засушить. Спустя много лет такие реликвии будут храниться у некоторых коллекционеров, и стоить несусветных денег, хотя, конечно, среди них окажется немало подделок. Наиболее ценными раритетами станут засушенный детородный орган принцессы и её средний палец…

Подоспевшие омоновцы пытались кое-как усмирить народ. Однако, толпа не хотела усмиряться. Она хотела кидать в полицейских, камни и бутылки с огненным коктейлем. Несколько человек, притащив откуда-то кучу покрышек, соорудили из них некое подобие баррикады, которую зачем-то подожгли. У центурионов вырывали щиты, их лупили отнятыми у них же резиновыми палками, срывали с бедолаг шлемы и нашивки. Особенно бесновались пьяные менады.
Многие стражи порядка были изрядно покалечены или обожжены. Тем не менее, человек десять боевиков кое-как запихнули в автозак. Но довезти их до ОВД всё равно не удалось. Толпа обступила машину и, скандируя «Вы-пус-кай, вы-пус-кай!», заставила стражей освободить пленников...
…А, между тем, снайперы уже сидели на крышах, в специально приготовленных для них гнёздах и к Белому дому стягивались танки…  

Продолжение см.: http://maxpark.com/community/4707/content/3387012