Голубь сизокрылый

Голубь лежал на дороге около большого сугроба и в сумерках казался потерявшейся варежкой. Подняв сизаря, я расстегнула верхний крючок шубы, опустила теплый комок в образовавшуюся ямку и побежала в сторону противоположную дому. Новые валенки давили под коленками, мороз останавливал дыхание, но все равно я бежала быстро...

... только один человек в поселке может спасти замерзающего голубя - дядька Валерка-голубятник. Ходить к голубятнику строго-настрого запрещено взрослыми. Взрослые дядьку Валерку не любят, потому что он - сидел. Раньше я не понимала, почему это плохо - сидеть. Ведь все люди сидели. Но оказалось, что разные люди сидели по разному.

Сидела вредная Пахомовна из соседней квартиры. Она уже очень старая и даже не может ходить. И красивая добрая тетя Лена всегда длинно вздыхает, когда ее спрашивают: "Как там мать?" - и отвечает грустным голосом, - "Сидит".

... Пахомовна сидит на диване, она такая злая, все время плюется, а один раз я сама видела, как она взяла и укусила тетю Лену за палец! А ведь тетя Лена очень хорошая. Она похожа на бабушкины старинные портреты, вкусно пахнет цветами и на голове у нее много-много золотых волос. Летом, когда она идет по улице, кажется, что это большой подсолнух надел красивое платье и стал ходить. Но даже добрая тетя Лена ругается, если мы с ее сыном Витькой бегаем к голубятнику, хотя дядька Валерка не плюется, не кусается, у него есть голуби, большая черная собака Рада, разные кошки и щенки.

... сидел красивый седой дядя Жора из деревянного дома на другой стороне улицы. Он очень ловко умеет делать скворечники, починять ботинки и показывать разные фокусы. Дядя Жора сидел в каком-то лагере. Наверное, его там обижали, потому что иногда он пьет вино, делается пьяный и вся его семья уходит к нам в дом. А дядя Жора шатается по улице, потом идет к своему дому, открывает калитку ударом длинной ноги и громко спрашивает у пустого двора - "Собаку кормили?" А потом объясняет сам себе: "Собака тоже человек!".

И отпускает с цепи рыжего Трезора, и они вместе садятся на крылечко, и долго поют длинную песню про лагерь и вертухаев. Потом они разговаривают и дядя Жора учит Трезорку курить, но пёс выплевывает окурки, ведь собаки не курят. Когда дядя Жора падает на крылечко и засыпает, приходят другие взрослые и уносят его в дом. И даже мой папа, который очень не любит пьяных людей, никогда на дядю Жору не сердится, а всегда говорит: "Это можно понять".

... как сидел дядька Валерка - непонятно. Дружок Витька раз сказал мне по секрету, что голубятник - никакой не голубятник, а - уголовник - и взрослые потому не разрешают с ним дружить, что он научит плохому - пить, курить и ругаться матом. Пить и курить мне пока не хочется, а ругаться матом я и сама умею, в бабушкиной деревне даже коровы мычат матом, подумаешь!..

Наконец, я прибежала к маленькому неказистому дому, открыла калитку, дверь и оказалась в тепле. У горячей печки на полу лежала лохматая Радка, раскинув веером пушистый хвост. Большой пестрый кот с драным ухом сидел на стуле, мигая желтыми глазами. Я достала голубя и показала голубятнику:

- Он на дороге упал, ты его вылечишь, правда?

Дядька Валерка взял сизаря в ладонь, сказал:

- А вот мы его сейчас в больничку отправим, - и голубь поехал лечиться в специальную голубиную комнату.

Ходить туда никому нельзя, но я один раз подсмотрела, как там все устроено - у каждого голубя отдельный маленький домик, а в середине большая круглая кормушка и еще много всяких ящичков.

На следующий день уроки в школе опять отменили, и я побежала навещать сизаря. Голубь уже совсем оживел! Он важно ходил по полу, клевал печенье и косил глазом на черную Радку - боялся. Потом мы пили чай и разговаривали про первый класс, где я учусь. Дядька Валерка называет меня чуднО - шпингалетка, а иногда дразнится - Лорка-урка, но получается не обидно, а смешно.

Потом пришли другие дядьки, стали пить вино, разговаривать и материться. Неинтересно. Но я и интересное тоже услышала - про вертухаев! Голубятник ругался, что там, где вертухаи - "плохая житуха". Значит, он тоже сидел в лагере. Тогда почему с ним нельзя дружить, а с дядей Жорой - можно?

Странные эти взрослые, думала я по дороге домой. Если они все где-нибудь сидели, значит, и дружить можно со всеми и нечего все запутывать и запрещать! Это плохое дело.

Кончилась морозная зима, прошла весна и начались каникулы. В палисаднике, между двумя тополями, я копала подземный ход в другой палисадник и в открытое окно услышала, как спорят взрослые о том, куда подевать меня на лето. "Нельзя, нельзя ее в городе оставлять, - горячился папа, - она дом спалит!"

Я навострила уши и удивилась, как это мой добрый, хороший папа так думает! Разве я такая дура, что спалю наш большой, красивый дом?! Правда, позатем летом в деревне я спалила соседский сарай, но это вышло нечаянно и от обиды, значит, несчитово! Но папа все спорил с мамой, а потом сказал: "В лагерь ее нужно отправить, вот что я тебе скажу!" Разве лагерь - для детей? Ведь там сидели дядя Жора и голубятник. Значит, теперь и мне придется сидеть?

... конечно, меня часто ругают взрослые за плохое поведение. Наша толстая учительница Апфия Андреевна так все время и пишет в моем школьном дневнике - "дурит на уроках", "продолжает дуреть на уроках" и даже - "избивает одноклассников". Попробуй объясни взрослым, что я не избиваю, а дерусь. Чтобы победить в драке, нужно бить, а не ворон считать. Как побьешь - так и победишь. А как только победишь, про тебя сразу напишут - избивает!

Но я и исправляюсь тоже. Вот, например, я очень сильно ругалась матом. Но недавно папа так рассердился, что пришел и сказал: "Садись, пиши расписку!" Я сидела и писала. "Папа и мама! Я, ваша дочь Лора, обещаю и клянусь, что никогда больше не буду материться." Число и подпись. Потом папа помахал у меня перед носом распиской и объяснил: "Это - документ! Это не хухры, тебе, мухры, а - письменные обязательства, которые ты должна выполнять! Кто их не выполняет, тот - недостойный человек!" Мне так понравилось про документ и обязательства, что я даже всем во дворе рассказала и перестала материться! Значит, исправляюсь. Зачем же меня - в лагерь?

... что если папа узнал про мой тайничок во дворе под навесом, где спрятаны натыренные спички и настоящий перочинный ножичек, у которого много лезвий? И поэтому думает, что я спалю дом? Может быть, надо отдать папе все мои спички вместе с ножичком?..

Нужно побежать поскорее к дяде Жоре и хорошенько расспросить про лагерь - что там? Но побежала я зря - дядя Жора спал, и в комнате пахло вином. Значит, он уже пнул калитку, сказал, что собака - человек, и спел песню про лагерь. И ходить к нему не стоит, он теперь будет долго молчать и смотреть в землю. А все будут тихонечко шептаться - "Как переживает, как мучается, бедный он, бедный..."

На следующий день я ходила и всех спрашивала про лагерь. И только одна девочка сказала, что Женька, который живет за речкой, тоже был в лагере позатем летом.

Я побежала бегом за речку и вызвала Женьку.

И все оказалось правда. Этот лагерь далеко в лесу, туда долго везут на автобусе. Женьке в лагере не понравилось, потому что там были вредные вожатки. "А вертухаи?" - спросила я. Про вертухаев Женька ничего не знал. Но вожатки были вредные, заставляли днем спать, везде ходить строем, даже в столовую на обед, и все время еще заставляли собирать шишки. "Зачем?" - удивилась я, ведь лагерь - в лесу. Но женькина бабушка, увидев меня в окно, загнала его домой, чтоб не водился с хулиганкой. Показав язык закрытым воротам и противной бабушке, я сказала: "Бе-бе-бе, сама ты - хулиганка", - и пошла себе в сторону дома.

Было как-то грустно... Разве можно днем - спать? Днем спят только дураки и очень маленькие дети, а они все равно что дураки. Но больше всего непонятно про эти шишки. Сколько шишек в лесу? - видимо-невидимо, миллион миллионов шишек. И зачем их собирать, они же снова нападают! Наверное, такое специальное наказанье для плохих детей. У всех интересные дела, а ты ходи и собирай им все время шишки, пока не умрешь. Плохое дело.

На следующий день я решила сходить втихаря к дядьке Валерке. Он, конечно, не любит, когда расспрашивают и говорит про Варвару, которой нос оторвали, но если спросить не сразу и по хитрому, можно все разузнать. Хорошее дело.

Голубятник мастерил для Радки новую конуру и я стала помогать - держала дощечки, пока он их приколачивал. Когда он совсем занялся дощечками, я тогда и спросила:

- Дядь Валер, а в лагере сидеть плохо, правда?

- А чего ж там хорошего, шпингалетка, - рассудительно сказал голубятник, стукая по гвоздю, - ничего там хорошего нет... небо в клетку, жизнь в полоску...

- Разве бывает небо в клетку? - удивилась я и посмотрела на небо. Небо было красивое - голубое-голубое с белыми облаками. Без клеток.

- Спрос, - засмеялся голубятник и дернул меня за нос, - кто спросит, тому - в нос! Догадался, что я расспрашиваю.

- А шишки? Собирал ты там шишки? - не унималась я.

- А шишек я там, шпингалетка, столько насобирал - на всю жизнь хватит! - сказал дядька Валерка и сильно стукнул молотком по конуриной крыше. Потом мы позвали Радку смотреть новую конуру и стали варить похлебку "на весь колхоз", как сказал дядька Валерка. А про лагерь он больше ничего не сказал.

По дороге домой я все думала, как же объяснить папе, что я такое узнала? Скажешь, начнется ругань, - а как узнала? а зачем к голубятнику ходила? Не скажешь - отправит в лагерь...

Но через два дня опять случилась большая драка и я разбила нос Вовке-коровке из соседнего двора. В наш двор прибежала вовкикоровкина мама и долго кричала, что я - отродье, что на меня нет управы, что я изуродовала лицо ее Вовочке-коровочке и ругаюсь матом, как пьяный мужик. Папа очень рассердился, взял меня за шкирку и подвесил в воздух. Очень неудобно оказалось висеть, я шевелила руками и ногами, как какой-нибудь паук, и просила:

- Папа, пожалуйста, поставь меня! Я не ругалась матом, а только один разик всего ругнулась, я помню про свои обязательства, я - достойный человек!

Но папа все не поддавался, а только еще больше меня потряс и спросил ужасным голосом:

- Что мне с тобой делать? А?!

- Наказать, - решительно сказала я, - наказать строгим наказаньем! И добавила жалобно, - Ты только в лагерь меня не отправляй, там очень плохая житуха!

- Что?! - заревел папа, как медведь в зоопарке, - что такое?! Ты опять подслушивала, скверная девчонка?! - и от возмущения поставил меня на пол.

Быстренько отбежав подальше от больших папиных рук, я стала объяснять:

- Не подслушивала, а нечаянно услышала в окно, потому что рыла яму...

- Что ты рыла? Где ты рыла? Зачем ты рыла? - закричал сердитый папа и сказал непонятное, - Это для меня ты роешь яму!

- Не для тебя, а - подземный ход, но я уже бросила рыть и все закопала обратно.

- Показывай, где рыла! - потребовал папа и мы пошли в палисадник. По дороге пришлось еще говорить, что я же не виновата, раз у меня такие уши, что они все слышат...

- Уши я тебе когда-нибудь оторву! - грозился папа, но уже не так сильно.

- А ты не знаешь, ты не знаешь, что я, когда услышала нечаянно, а не нарошно, так сразу стала ходить и всех спрашивать. И мне сказал... эээ... мне сказали... эээ... знакомые люди, что в лагере очень плохо, там небо в клетку, вертухаи и все время нужно шишки собирать!

Тут папа сел на лавочку в палисаднике, стал махать руками, смеяться, вытирать глаза и говорить:

- Иди, иди, иди, я тебе потом все объясню...

Очень странные эти взрослые. Сначала все запрещают и не разрешают, потом ругаются и подвешивают, а потом смеются и говорят, чтобы ты уходила...

Конечно, папа призвал меня обратно и спросил:

- Ты зачем, непослушная девчонка, ходила к голубятнику, я же тебе запретил категорически?

- Я не ходила, а отнесла голубя, потому что был мороз. А категорически - это как? Понарошку?

- Так ты с самой зимы туда шастаешь! - ужаснулся папа, и сказал, что категорически - это значит нельзя и все.

- Я не шастаю, а навещала сизаря. А дядька Валерка хороший, он голубя спас! Он меня не учит пить и курить, а матерится я сама уже бросила и исправляюсь.

Папа сказал, что я все перепутала - этот лагерь не такой, а - другой. Он называется - пионерский. Там живут всякие пионерские дети, играют в игры и соревнования...

- А заставляют днем спать? - спросила я папу. И он сказал, что это так надо и такой порядок.

- А ты сам там был? - настаивала я. И папа сказал, что не был, но точно знает.

- А другие - были, и тоже знают. Вдруг этот лагерь - такой? Увезут на автобусе далеко в лес, а там - шишки и вертухаи...

- Все! С меня хватит! - воскликнул папа и сказал, - Поедешь в деревню, заплетать хвосты коровам!

Хорошее дело. В деревне мне нравится. В деревне интересно и много разных дел. Правильно, что я не проболталась про тайничок со спичками и перочинным ножичком, они мне еще пригодятся!

... И деревенское лето миновало, и осень позвала во второй класс, и еще одна холодная зима прошла, а весной я услышала из разговора взрослых (конечно же, нечаянно, а не нарошно!), что голубятник "снова сел" и следующая наша с ним встреча произошла очень нескоро...

© Copyright: Лариса Ермолаева, 2013 Свидетельство о публикации №213063000279