СМЯТЕНИЕ ГРОЗНОЙ ОСЕНИ 1941 ГОДА.

…В первые недели фашистского нашествия, как свидетельствовали донесения осведомителей НКВД, большое число людей обнаруживали свои «нездорове настроения» и распространяли провокационные слухи. Так, по данным НКВД в Москве зафиксированы высказывания о том, что якобы гитлеровцы, захватывая советские города, развешивают объявления с заявлениями, что не будут наказывать рабочих за опоздания на работу на 21 минуту. За подобные слухи и их распространение в период с 22 июня и по 1 сентября было подписано 2524 приговора, в том числе 204 к смертной казни (из доклада Главного военного прокурора «Об уголовных преступлениях на железных дорогах).

В недавно опубликованном сборнике документов об общественных настроениях в Москве в первые месяцы войны подчеркивается растерянность жителей города перед германским нашествием 1941 года. Москвичи как бы разделились на три группы: «патриоты», «болото» и «пораженцы». По воспоминаниям жителей Москвы о периоде осени 1941 года в городе отмечалось паническое настроение вследствие начавшихся боев на самых подступах к городу, ночных и дневных авианалетов, пожаров. Особенно это смятение усилилось после 15 октября в связи с действием постановления Государственного Комитета Обороны от 15 октября «Об эвакуации столицы СССР г. Москвы». Согласно этому постановлению Москву должны были покинуть Правительство, Управление Генштаба, военные академии, наркоматы, посольства, заводы и пр. Крупные заводы, электростанции, мосты и метро следовало заминировать, выдать рабочим и служащим сверх нормы по пуду муки или зерна и зарплату за месяц вперед.

Такие меры правительства привели москвичей в испуг, началась массовая эвакуация населения по шоссе Энтузиастов на восток. Из Москвы эвакуировались почти 2 млн жителей, среди населения распространилась паника. Москвич Решетин в своем дневнике так описывал происходившее: «Шестнадцатого октября шоссе Энтузиастов заполнилось бегущими людьми. Шум, крик, гам. Люди двинулись на восток, в сторону города Горького… Застава Ильича… По площади летают листы и обрывки бумаги, мусор, пахнет гарью. Какие-то люди то там, то здесь останавливают направляющиеся к шоссе автомашины. Стаскивают ехавших, бьют их, сбрасывают вещи, расшвыривают их по земле.

Из дневника журналиста Вержбицкого: «… в очередях драки, душат старух, давят в магазинах, бандитствует молодежь, а милиционеры по два-четыре слоняются по тротуарам и покуривают: „Нет инструкций“… Опозорено шоссе Энтузиастов, по которому в этот день неслись на восток автомобили вчерашних „энтузиастов“ (на словах), груженные никелированными кроватями, кожаными чемоданами, коврами, шкатулками, пузатыми бумажниками и жирным мясом хозяев всего этого барахла…» . Растерянность и бездействие власти, безнаказанность, желание многих спастись, выжить любойценой, привели к тому, что в городе возникла обстановка грабительского азарта, при которойчеловек, и не являющийся преступником, поддавшись общему настроению, может совершитьпреступление.

Но и бывалые преступники не теряли времени даром. Один бандит пытался вывезти на детской коляске два чемодана с бриллиантами и золотом. Его задержали чекисты, уж сольно подозрительной показалась им физиономия уголовника в сочетании с детской коляской. Но некоторым уголовникам в те дни все-таки повезло. Стрелки военизированной охраны Капотнинского отдельного лагерного пункта бросили эшелон, где везли заключенных, и разошлись по домам.

К лицам, совершавшим нетяжкие преступления и способным держать винтовку, трибунал применял пункт 2-й примечания к статье 28-й Уголовного кодекса, позволяющий отсрочить исполнение приговора до окончания военных действий, а осужденного направить в действующую армию. В приговоре по делу Родичева А.П., отставшего от части и возвратившегося в Москву, это выглядело так: «… назначить Родичеву по статье 193-7 „г“ УК РСФСР (дезертирство) наказание в виде десяти лет лишения свободы… Исполнение приговора отсрочить до окончания военных действий. Направить Родичева в ряды действующей Красной армии. В случае проявления себя Родичевым в действующей Красной армии стойким защитником СССР предоставить ходатайство перед судом военно-начальствующему составу об освобождении Родичева от отбытия наказания или применения к нему более мягкой меры наказания».

Такое положение дел в Москве продолжалось недолго. 20 октября постановлением Государственного Комитета Обороны в Москве и в прилегающих к городу районах было введено осадное положение (некоторые называли его «досадным»). Из постановления Государственного Комитета Обороны: «Сим объявляется, что оборона столицы на рубежах, отстоящих на 100-120 километров западнее Москвы, поручена командующему Западным фронтом генералу армии т. Жукову, а на начальника гарнизона Москвы генерал-лейтенанта т. Артемьева возложена оборона Москвы на ее подступах. В целях тылового обеспечения обороны Москвы и укрепления тыла войск, защищающих Москву, а также в целях пресечения подрывной деятельности шпионов, диверсантов и других агентов немецкого фашизма Государственный Комитет Обороны постановил:

1. Ввести с 20 октября 1941 г. в Москве и прилегающих к городу районах осадное положение.

2. Воспретить всякое уличное движение как отдельных лиц, так и транспортов с 12 часов ночидо 5 часов утра, за исключением транспортов и лиц, имеющих специальные пропуска от коменданта Москвы, причем в случае объявления воздушной тревоги п ередвижение населения и транспортов должно происходить согласно правилам, утвержденным московской противовоздушной обороной и опубликованным в печати.

3. Охрану строжайшего порядка в городе и в пригородных районах возложить на коменданта Москвы генерал-майора т.Синилова, для чего в распоряжение коменданта предоставить войска внутренней охраны НКВД, милицию и добровольческие рабочие отряды.

4. Нарушителей порядка немедля привлекать к ответственности с передачей суду военного трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте.

Государственный Комитет Обороны призывает всех трудящихся столицы соблюдать порядок и спокойствие и оказывать Красной Армии, обороняющей Москву, всяческое содействие.

Председатель Государственного Комитета Обороны И. Сталин».

Вряд ли следует отрицать, что подобные факты поведения людей не имели места в других областных городах или промышленных центрах, и, хотя они не имели достаточно массового характера, эти факты являются свидетельством настроения и смятения людей в грозную осень 1941 года. Подобное настроение вызывали также приказы Ставки Главного Командования о демонтаже промышленного оборудования или подготовке промышленных объектов к их уничтожению в случае приближения врага.

В своем дневнике Владимир Натанович Гельфанд описывает обстановку, царившую в июле 1941 года в Днепропетровске: «По улицам суетилось множество людей. Трамваи были переполнены, и люди висели на подножках, так что нам с трудом удалось сесть и выбраться из него на нужной остановке... Это было ужасно и неожиданно… Комсомольцы и не комсомольцы клеили окна, рыли ямы, хлопотали, шумели и вообще все были в необычном состоянии».

Имеются свидетельства о подобном положении дел в сентябре-октябре 1941 года и в Ессентуках:«Город постепенно пустел, и население его редело с каждым днем.  Казалось нелепым это бегство жителей из города… город волновался… Днем и ночью город оставляли тысячи его жителей.Начали растекаться слухи. Остающиеся в городе с  негодованием смотрели на убывающих».

Состояние смятения, страха и растерянности наблюдались в первые месяцы войны в Иванове и других городах области. Особенно это проявилось осенью 1941 года в период сражения под. Москвой, когда фашисты подошли совсем близко к границам Ивановской области. Иным стал и облик города. С наступлением темноты окна в домах и на предприятиях плотно занавешивались. Специальные дежурные обходили улицы и строго следили за соблюдением светомаскировки. На улицах стояли ящики с песком на случай бомбардировки зажигательными бомбами. Сотни ивановцев с лопатами направлялись по Лежневскому шоссе строить оборонительные сооружения на подступах к городу. С перебоями работал общественный транспорт, часть трамваев приспособили для перевозки раненых. Не хватало топлива, дома плохо отапливались. Возникли серьезные трудности с продовольствием. Особенно тяжелой выдалась первая военная зима. По карточкам выдавались товары первуй необходимости: рабочим 600 граммов хлеба в день, так называемым “иждивенцам” - 400 граммов, детям - 300 граммов.

Очевидец подобного положения в Иванове описывал: «На станции разгружали эшелон с ранеными, вокзал был забит худыми измученными женщинами с малыми ребятами на руках, сидевшими между узлов и чемоданов. По затемненным улицам изредка пробегали переполненные трамвайные вагоны с висящими на подножках людьми, у хлебных магазинов длинные очереди». В область прибыло около 100 тысяч беженцев. Усталые, полуголодные люди своими рассказами создавали настроения смятения у некоторой части жителей города.

Документальные свидетельства по Ивановской области подтверждают факты проявления смятения среди горожан, усилившегося в связи с начавшимся демонтажем оборудования на некоторых текстильных предприятиях города. О протестных выступлениях на текстильных предприятиях в городе и области указывают источники, в которых эти факты введены в оборот относительно недавно. Высказывания людей и протестные действия были зафиксированы в документах НКВД, спецзаписках, докладах партийных и советских работников в первые месяцы начала войны. Следует уточнить, что составление этих документов входило в круг обязанностей органов безопасности, и речь в них велась в основном о настроении, социально-психологическом состоянии жителей ряда городов и промышленных предприятий в Ивановской области, которые были охарактеризованы как «негативные» по отношению круководству страны в целом и к власти на местах. Основная доля (около 90%) записок содержала информацию о негативных настроениях и действиях населения. Исследователи фактов протестных выступлений в Иванове подчеркивают, что, учитывая характер доминирующей в области текстильной промышленности, состав протестующих был в основном женским, это соответствовало и военной обстановке, при которой мужчины военнообязанных возрастов и добровольцы в составе народного ополчения были на фронтах, а на плечи женщин легли многие семейные заботы. Среди протестующих нередко были и рядовые члены партии, социальное положение которых мало отличалось от положения беспартийных рабочих, а представители партийной номенклатуры от них были достаточно далеки.

Конечно, это совсем не значит, что освещался только негативизм в оценках настроения людей. Нередко в них проскальзывал и сдержанный оптимизм. «Общее политическое настроение среди трудящихся области вполне удовлетворительное». В некоторых же документах отражался нескрываемый патриотизм людей. «Нагло-разбойничье нападение фашистской Германии на советскую территорию вызвало неудержимый гнев и возмущение рабочих и служащих предприятий города… В ответ на кровавую вылазку зарвавшегося врага работницы швейного производства стали работать еще лучше. Наряду с подъемом производства, они наполнены патриотизмом к своей Родине… Ненависть к фашизму настолько велика, что в производстве среди работниц зачастую можно слышать возгласы «Растерзать эту гадину!».

Отражением подобного патриотического сознания среди населения области, рабочих промышленных предприятий, колхозов и совхозов является факт формирования военных дивизий из военнообязанных и гражданских лиц, их отправка на фронт. Вместе с тем, как свидетельствуют документы были и иные настроения среди людей, которые можно объяснить страхом, голодом , неуверенностью в завтрашнем дне. Прежде всего, разговоры велись об ошибках, допущенных руководством страны в отношениях с Германией. Рабочий железнодорожной ветки станции Меленки говорил: «Вот так друг Гитлер-то Советскому Союзу! А наши дураки в течение двух лет кормили, обували, военное снаряжение отправляли, а нас морилиголодом». Так же думал и некий  Ж.: «Я вот тебе говорил, что накормим себе врага нашею». Существовало также мнение, что войну начала не Германия. «Я все же думаю, что мы сами напали на Германию, иначе не могло быть.

Германия не могла решиться напасть первая» (начальник Владимирского горжилуправления, член ВКП(б) Б.).

Также не нравилось населению области, как освещался начальный этап войны в средствах массовой информации. Его обижало и оскорбляло сокрытие правды, реальной картины боевых действий на фронтах. Старший кочегар П., принимая участие в обсуждении заявил: «Из выступления ничего не поймешь. У них только одни лозунги – «Наше дело правое», «Победа будет за нами» - а немец все прет и прет. Вот тебе и ни одной пяди своей земли не отдадим. Немец Ленинград и Одессу возьмет, а Москву сами отдадут. Вот говорят, что победа будет за нами, а правды о войне по радио не передают. Только и слышно, что противник потерял столько-то самолетов, а о наших потерях ничего не говорят». И, как следствие, отсутствие правдивой информации, а то и откровенная дезинформация породили слухи и панику среди населения. Самые распространенные слухи – о предательстве военачальников. «На фронте 15 тысяч наших войск добровольно сдались в плен. Ворошилов отказался воевать. Наше правительство продало страну» (жительница С., село Аньково). Также популярны были слухи о Москве. «Немцы во время налетов на Москву бросают бомбы, начиненные песком, в которых находятся листовки, призывающие русских бросить оружие и получить свободу и хлеб» (жительница деревни Шухра Гаврилово-Посадского района).Еще бредовее были слухи об Ивановской области. «Сегодня в городе спустились два парашютиста. Ходили и отравляли воду в колодцах» (рабочий И., Южская ф-ка).«Вчера около Кольчугино сел самолет. Самолет этот немецкий, так как на Кольчугинском заводе раскрыли большое вредительство – группа инженера хотела взорвать этот завод, а он военного значения» - монтер П. ГЭС.

Из-за тяжелого положения на фронтах, сложной экономической ситуации в области в первые месяцы войны появились так называемые «пораженческие настроения». «Вот уже четыре недели, как идет война, а наши и с места не двигают. Хлопают нашего брата. Весь фронт загружен одной молодятиной. «Товарищи» ничего не говорят о том, сколько убито наших и сколько без вести пропало» (рабочий П.). «Нашим войскам все равно не устоять. Гитлер ловко нас обманул, и нам с ним нечего и воевать. Ему еще подсобит Япония, и будет конец советской власти. Война эта скоро кончится, наших победят. Тогда опять запоем в церкви по-старому» (церковникгорода Макарьева З.).

Следует заметить, что в высказываниях народа проявляется бесконечно наивное желание представить немцев высококультурной расой, совершенное непонимание сути фашизма и целей интервентов, которые были поставлены при вторжении на нашу территорию. «Немцы не допустят, чтобы крестьяне были в колхозах, а рабочие жили в нужде и неволе. Они-то вот действительно дадут нам полную свободу и снабдят нас всем необходимым» (портниха Пестяковской артели инвалидов Ф.).

Должно быть, самым неприятным для советской власти было ожидание многих прихода Гитлера к власти и установления им новых порядков. «Весь народ ждет от немцев освобождения. Нужно бы развернуть агитацию до того, чтобы вразумить людей, что немцев нечего бояться, что хуже, чем сейчас, никогда не будет… Коммунизм забрал у людей всю радость жизни, и единственное спасенне для народа только в победе немцев»(гражданка И., город Александров).

Почему же были так сильны иллюзии у населения относительно немцев, где же хвалёный русский патриотизм? Самое адекватное объяснение здесь – ностальгия по прежней жизни, нежелание принять новые послереволюционные порядки. Подобные высказывания составляют большую долю в исследованных документах. «Скорее бы разгромили советскую власть, а то сейчас хорошо живут одни коммунисты, а мы с голоду издыхаем» (домохозяйка Ю. из Комсомольска). «Вон до чего довели сволочи – ничего не стало, пей и ешь одну воду… Революция просуществовала 23 года, а дошли до того, что людей посадили на 400 граммов хлеба» (рабочий К., Кинешемский анилзавод).

Конечно же, ответственность за неудачи первых месяцев войны народ возлагал на советскую власть в целом и Сталина в частности. «Гитлер прет и будет переть до победы, и уж тогда мы снимем Сталина. В этой войне, безусловно, повинен Сталин. Нам нужно помочь Гитлеру, а для этого надо сделать восстание. Народ ведь политикой недоволен и даже недовольно большинство коммунистов, верхушка творит, что вздумает» (колхозник Ш., деревня Хлябово Гаврилово-Посадский район). В документах имеются записки, отражающие недовольство советским режимом, вследствие этого некоторые граждане не хотели вставать на защиту Родины. «Этих паразитов коммунистов защищать не будем, их самих нужно расстреливать… Будете на фронте, переходите на сторону Гитлера…»(мобилизованный С.). Разумеется, судьба тех, кто настолько неосторожно высказывался, была незавидна. Большинство тех, о ком шла речь в спецзаписках, были привлечены к уголовной ответственности, а некоторые – расстреляны. Ввиду того, что Иваново являлся городом с развитой текстильной промышленностью, следует обратить внимание на документы, отражающие мнения некоторых рабочих фабрик и заводов, их отношение к руководству, а также к забастовке и т.п.

В документах о событиях на предприятиях Ивановской области подробно оп исываютсябеспорядки, а также видна предполагаемая партийным аппаратом схема их трактовки. Среди участников волнений выискиваются родственники репрессированных или уголовники – и именно они далее считаются «враждебными элементами», спровоцировавшими несознательную массу рабочих. Частично доля вины возлагается и на местное начальство, оторвавшееся от масс и не сумевшее предотвратить эксцессы. Такая версия позволяла местным руководителям оправдаться самим, а центральной власти трактовать события как локальные, не требующие изменений в проводимой политике. Рабочих подобная версия также устраивала – ведь она помогала им избежать репрессий.

Из докладной записки «О положении на текстильных предприятиях Ивановской области»: «Недовольство вызывает заметно снизившийся заработок текстильщиков за последнее время, резкое ухудшение продовольственного снабжения, при большом повышении базарных цен на продукты питания, крайне скверная работа торговых организаций, фабричных столовых».

«На Фурмановской фабрике №2 отдельные рабочие заявили «В Иванове рабочие объявили забастовку и им стали давать по килограмму хлеба». На собрании рабочих фабрики им. Ногинаработница К. заявила: «Гитлер хлеб-то ведь не взял, ему мы сами давали, а сейчас нам не дают, ему что ли берегут? Два месяца провоевали, а хлеба не стало» .

В Докладной записке комиссии ЦК ВКП(б) заместителю зав. организационно-инструкторскимотделом ЦК ВКП(б) М.А.Шамбергу отмечалось: «Руководители п артийных и хозяйственных организаций своей нераспорядительностью, грубым отношением к людям усиливают недовольство рабочих, а враждебно настроенные элементы это используют».Там же отмечалось«Директор фабрики им. Шагова т. Субботин 20 сентября издал приказ, в котором 21 сентября воскресенье объявлялось рабочим днем. В субботу в ткацкой фабрике на собрание смены, которая должна работать и в воскресенье, вместо 250 чел. пришло только 75 чел. На собрании директор зачитал свой приказ, добавив, что в августе месяце было общее решение рабочих об отработке в фонд обороны. Рабочие так и не поняли: приглашают их на воскресник или же это обычный узаконенный рабочий день. Попытка отдельных рабочих выяснить это дело ни к чему не привела. Директор после зачтения приказа закрыл собрание и на вопросы не стал отвечать. В результате рабочие не вышли, и работа ткацкой фабрики была сорвана».

В оценке состояния партийно-политической работы в документах отмечалось: «Проверка на месте показала исключительную запущенность агитационно-массовой работы на фабриках, в общежитиях рабочих. Секретари горкомов и райкомов ВКП(б) самоустранились от этой работы, оторвались от народа, чуждаются его».

Следует иметь ввиду, что по своему характеру это не было сознательным выступлением против советской власти. Фабричные рабочие, в большинстве своем женщины, чьи мужья находились на фронте, в первую очередь, боялись остаться без средств к существованию, если оборудованиевывезут, а предприятия взорвут. К этому присоединилось давно копившееся недовольство местным руководством, не  заботившимся о нуждах трудящихся и бросающим их на произвол судьбы. В докладной записке секретарю ЦК ВКП(б) А.А.Андрееву «…Об антисоветских выступлениях рабочих текстильных предприятий г.Иваново и области 19-20 октября 1941 г.» отмечалось: «На льнокомбинате плохо заботились о бытовых нуждах рабочих. Выдача зарплаты рабочим последнее время задерживалась. Плохо было организовано снабжение рабочих предметами первой необходимости, районные организации не наладили даже продажу овощей. Много беспорядков было вскрыто в общежитиях рабочих. Так, общежитие, в котором проживает 500 рабочих, по выходным дням не отапливалось лишь на том основании, что был выходной день у кочегара».

Решение о демонтаже оборудования, осуществляемом к тому же в обстановке секретности, подтолкнуло рабочих к переходу от пассивных форм сопротивления к активным. Так, 15-16 октября на комбинате по указанию Наркомтекстиля была начата подготовка к демонтажу 50% оборудования. Вся эта работа проводилась в строго секретном порядке. Работа началась 17 октября – в выходной день на комбинате. Никакой разъяснительной работы среди рабочих проведено не было. В результате 18 октября рабочие, придя в 6 час. утра на работу, не зная ничего, увидели в цехах часть разобранного оборудования. Через несколько часов группа активных участников беспорядков пришла из ткацкой в отделочную фабрику, где стояли ящики с разобранным оборудованием, и начала разбивать ящики топорами и молотками. Когда не удалось прекратить действия погромщиков, директор комбината Частухин заявил им: «Если не дадите вывезти оборудование, то комбинат все равно взорвем, а врагу не дадим». Провокаторы и кликуши немедленно побежали по цехам с криками: «Комбинат сейчас взорвут вместе с рабочими, подложены мины, Частухин приказал» .

Учитывая уроки событий, на всех фабриках и комбинатах были проведены закрытые партийные собрания и собрания рабочих, на которых с докладами выступили секретари обкома и горкома ВКП(б). На этих собраниях рабочим была разъяснена вся позорность их поведения в момент борьбы советского народа с германским фашизмом, показано лицо провокаторов и фашистских агентов. Рабочие обязались на деле исправить ошибки и успешной работой доказать преданность партии и Советскому правительству. На Яковлевском льнокомбинате ряд рабочих обратились с просьбой послать их добровольно на оборонительные работы. Многие работницы по собственной инициативе отработали сверхурочное время, прогулянное 20 октября.

Подводя итоги и анализируя многочисленные протестные высказывания, трудно сказать однозначно, чем были вызваны такие настроения населения Ивановской области летом 1941 года. Однако суммируя все, можно сказать, что прежде всего, это объяснялось совокупностью факторов социально-психологического характера (боязнь, страх, накопившаяся неприязнь, различного рода слухи, нагнетавшие сложную обстановку), организационного свойства (отсутствие информированности о положении дел, некоторая отстраненность руководства от насущных проблем рабочих на текстильных предприятиях), относительно низкой политической культурой и малограмотностью среди текстильщиков, экономическим упадком в связи с разрывом поставок сырья на предприятия Ивановской области, низким уровнем жизни и социальной защищенности населения, а также острой нехваткой продовольствия и боязнью остаться без работы и т.д.

Заметим, что данные материалы приводятся не для того, чтобы принизить советский народ, умалить его героизм. В мире нет ничего однозначного, тем более, если речь идет о величайшей трагедии страны, в которой советский народ потерял на полях войны, пропавшими без вести, умершими от ран более 27 миллионов человек, и из которой советский народ вышел победителем над чумой фашизма и нацизма. Все советские граждане быть героями не могли, они, прежде всего, просто люди – со своими потребностями, представлениями, оценками, страхами и желаниями…

Полностью статью можно прочитать: Столбов В.П., Дмитриева Ю.В., Баранов И.А.

Сборник научных трудов вузов России "Проблемы экономики, финансов и управления производством". 2010. № 28. С. 346-358.