Две матери

Есть такая картина у художника Маковского. "Две матери" называется... Вот она.

Эта картина (вернее, рекпродукция её варианта, более грустного) висит у меня в офисе. Сюжет требует пояснения: мать, кровная, приехала к приемной матери и требует, показывая метрики, выдать ей ребёнка.

Ситуация, существующая и в наши дни.

К сожалению, с теми же, похоже проблемами.

Разумеется, приемная мать ребенка отдавать не хочет. Разумеется, всем сразу кажутся две вещи: возможно, кровная мать преследует совсем не интересы ребенка - и, возможно, не в интересах ребенка действует приемная мать. Но в прошлом веке не было в этой истории двух других "игроков": органа опеки и детского дома.

Вот, например, жила-была женщина, появился у неё ребеночек. Потом второй, потом и третий... И мужья появляться стали. Появляться и уходить. И как-то так припёрла жизнь женщину (ну, пусть она будет Верой, например), что стала Вера пить. Пить стала... хорошо так стала пить, прихлёбывая. Годик пила, второй... В итоге, младший сын (трех с чем-то лет) ухитрился свалить на себя шкаф на кухне, пока мама пила, и повредить себе позвоночник...

Прибежали, разумеется, органы опеки, отобрали всех детей, раздали по детдомам, маму быстренько прав лишили (и папашек - скопом - тоже).

Пока - все "нормально". Ну, в том смысле, что сделано все по закону...

Вера как очухалась. Пить перестала (чудеса случаются) и стала как-то вылезать из той ямы, в которую попала. Вылезала непросто. Пять лет вылезала.

Но вылезла: хорошая работа, новая квартира, муж, ещё двое детей, и совершенно "сухой" образ жизни, и аккуратно выплачиваемые 50% алиментов из зарплаты... Справившись с обстоятельствами, решила Вера семью обратно собирать: чухнулась в орган опеки. Там удивились, но про детей рассказали. Один - в одном интернате, другой - в другом интернате, а третий - в третьем детском доме.

Двое старших как-то сразу "нашлись", и интернаты с пониманием отнеслись: на выходные дети (12 и 15 лет) даже к маме ездили. Без ночёвки, разумеется, но восстановление отношений явно состоялось.

А с младшим случились проблемы. Есть в Москве детский дом, славный своими патронатными традициями. Туда и попал младший, Ваня. И довольно скоро Ване нашли патронатного воспитателя.

Наталья Николаевна была женщина строгих правил: всю жизнь отработала контролером на конфетной фабрике. Мимо неё мышь не проскочит, если с конфетой будет! Наталья Николаевна, конечно, была уже не молода (сегодня ей 70), но, в целом, положительный человек. Как такой ребеночка не дать?

Вот с возвратом ребенка возникли проблемы. Наталья Николаевна выкручивалась, как могла: и на суд не ходила, и с ребенком на месяцы уезжала "в санаторий", и в суд десятилетнего ребенка приводить не хотела... Мол, колясочника не привезти!

Мать же тихо плакала: виновата, виновата, но что ж делать теперь... Неожиданно за Веру встали сотрудники московского органа опеки: хорошо у неё всё, почему ж не вернуть ей ребёнка? Квартиру отремонтировали, даже двери расширили, чтобы с коляской, договорились с соседней  школой, что учиться будет прямо там, а не "на дому" - почему ж не вернуть?

"Опросить ребенка в судебном заседании", - определил суд. "Нельзя!" - закричал патронатный воспитатель, - "Он испугается!"

И суд провёл выездное заседание! На дому у Натальи Николаевны! Очевидцы говорят, что встреча матери и сына была не описуема, всплакнула даже судья, секретарь рыдала в голос, прокурор плакала на лестнице... И лишь Наталья Николаевна не видела того, что видели другие: "Видите, он боится! Видите, она его не умеет взять! Видите!" Не увидели.

Зато увидели, что Наталья Николаевна умудрилась даже перед судом не снять свой домашний засаленный халат, зато услышали, как и чем пахнет квартира "прекрасного патронатного воспитателя", зато узнали от ребенка, что гулял он последний раз три месяца назад (попутно с посещением поликлиники), что учителя приходят только по русскому и по математике и только раз в неделю, хотя Наталья Николаевна утверждала, что по шести предметам и четыре раза в неделю. А домашних заданий не задают вообще - кто ж будет с ним возиться, делать? Так, вот, и говорят...

И ещё суд узнал, что получает за свой труд Наталья Николаевна больше 15 тысяч рублей, а ещё на  содержание ребенка от детдома, а ещё, в нарушение закона, получает Верины алименты - итого на круг под 60 тысяч выходит...

Говорят, что даже представители детского дома мнение свое поменяли после этого заседания. Осталось ещё одно, на котором, надеюсь, суд и решит.

***

Люба была в семье четвертым ребенком, сама некоторое время прожила в детдоме, пока мать пила, и, родив первенца, пухляшку - Надюшку, отнесла её в дом ребенка уже через три месяца: не справляюсь, поместите временно.

Раза три или четыре ходила, потом перестала. Через полгода пришёл конверт со штампом дома ребенка, мол, навещайте-ка, или забирайте-ка... Пришёл, да куда-то запропастился. Не получилось в тот момент у Любы сходить к Надюше, какие-то дела неотложные были. То ли сходилась с новым сожителем, то ли расходилась - не помнит уже. Но занята была чем-то важным, это точно.

Ещё через полгода к Любе пришёл толстый конверт из суда. Там было исковое заявление о лишении родительских прав и взыскании алиментов. Текущий сожитель Любы прочитал и рассверипел, вот, мол, гады, ещё и алименты. И налил ещё в стакан. И выпил. Не закусывая. А Люба как-то... значения, что ли не придала. Поплакала - и тоже куда-то конверт пропал. А больше её и не беспокоили.

Долго ли, коротко ли, ещё через год пришла Любе в её подмосковную "хрущёбу" на краю географии телеграмма. Из московского суда сообщали, что слушание дела по усыновлению Милкиной Надежды Михайловны состоится там-то и тогда-то. И номер зала, и фамилия судьи. А не придёте - рассмотрят в ваше отсутствие.

Я не знаю, зачем судьи в такой ситуации вызывают матерей на суд. Лишена - так лишена... Но - вызвали. А Люба не пошла.

Но - всё бывает в жизни - усыновительница, зрелая уже женщина, ухитрилась перед заседанием суда сломать ногу. Да-да, в том самом месте, шейка бедра. И на заседание не пришла, стала лечиться - какие уж тут дети... И осталась розовощёкая Надюша  (ФАС, ООО, атопический дерматит, ЗПРР...) ждать своего счастья в доме ребенка дальше.

Долго ждала. Когда Наде исполнилось почти четыре года и её уже вот-вот собирались отправить в детдом в другой город, в доме ребенка появилась молодая пара. Сергей и Анна только поженились - и сразу же решили усыновлять (к сожалению, медики исключили для них иметь детей). Ходили, искали, смотрели, сомневались... "А вот, что у меня!" - ворвалась в их жизнь Надюша, демонстрируя огромную куклу без ноги и закрытым глазом... Брать собирались мальчика, да помладше, а взяли, получается, девочку, 3 и 10-ть...

В опеке не стали долго мучить и быстренько оформили предварительную опеку, и уехала Надюша в Москву, в большую квартиру в маленьком зеленом переулке близ Чистых прудов...

Сергей и Анна чуть в себя пришли (Надя, разумеется, давала стране угля по первости) и быстренько, пока не просрочились документы, подали в суд. "Хотим, чтобы Надя была нашей дочерью, Славинской, как и мы", - так и написали. И отчество, разумеется, Сергеевна. Ну и город Москву - как место рождения.

Судья все быстро назначила, только, говорит, развезите запросы сами: в свою опеку, в область, в дом ребенка - пусть ответят. Сергей поехал, Анна дома осталась...

В областной опеке был обед, пришлось ждать, потом не было нужной женщины, потом как-то вроде отдал... Но женщина оказалась "не та". Та, которая занималась судьбой Надюши до этого уехала на недельную учёбу в подмосковное Нахабино, и за дело взялись её коллеги.

"Что там?" - "Да, из суда запрос..." - "Тогда, значит, в первую очередь, смотри адрес проживания родителей - и туда с осмотром и актом", - напутствовала, не глядя в бумаги, старшая сотрудница младшую. Младшая подхватила документы - и бежать к Любе, домой, "на акт".

Люба дома была... Так и узнала, что Надю, мол, усыновляют. Кто, куда, как - не знают, это уже Москва занимается, вот, Покровский орган опеки... И Любу "пробило". И в груди защемило, и воспоминания нахлынули.

Она вытащила из комода свидетельство о рождении Надюши и поехала в Москву, на Покровку... И "свекрови" (отца Надиного матери, хоть и не записан он отцом) позвонила. Та говорит: ты что, они ж на органы её там разберут! А с тебя алименты взыщут!  А ты ж мать! Поехали, мол, немедля. Внучку, значит, спасать.

В Покровской опеке на Любу смотрели недобро. И на "свекровь" - тоже. Но заявление они написали, и сдали. Хочу, мол, с ребенком "видится", и забрать её, кровинушку мою. И уехали, восьмое ж марта, короткий день.

Суд был назначен на 13-е, самым первым, а 12-го вечером в опеке ещё заседал совет, что же делать. С одной стороны, всё понятно, лишена так лишена, с другой стороны - ну мать же, кровиночка...

В половине одиннадцатого ночи мне позвонил руководитель муниципалитета "Покровское", извинялся, просил проконсультировать... Ну, что ж вы делаете, говорю, так нельзя!..

Утром суд решение принял. А орган опеки в течение месяца дал маме ответ: усыновлен, мол, ребенок, всё, мамочка... И пока письмо шло до матери в Подмосковье, решение в силу вступило. Надя стала Сергеевной.

По-разному оно бывает, по-разному...