Что такое покаяние?

На модерации Отложенный

Товарищ детства, последний раз виделись в 47 лет назад, опубликовал длинную покаянную молитву.

Он с детства обожал исторические игры. Во всякие рыцарские войны, ордена и тому подобное. Кажется, и сам был магистром какого-то ордена. Мальчик из интеллигентной, многонациональной семьи – внук армянки и немца, русской и украинца. Пару лет назад мы встретились на Фейсбуке. Я посмотрел его тексты – он стал весьма эрудированным историком. А еще... – генералом казачьих войск. Со всеми вытекающими... По мне так лучше бы – магистром какого нибудь ордена. Или пусть даже – гроссмейстером. Но в нашей буче рыцарских орденов, кажется, нет, а тяга к историческим играм у товарища сохранилась...

И не только у него. С интересом узнал несколько дней назад, что у меня 5 общих френдов с Wsewolod Chaplin, Фейсбук настойчиво предлагал добавить к ним и самого Wsewolod. Сегодня чудеса продолжились: узнаю, что с Vsevolod Chaplin общих френдов у меня вообще 15. А заодно и вижу, что оба они – и  Vsevolod, и Wsewolod – тоже зовут к чему бы вы думали – правильно, к покаянию. А заодно – и к ядерной войне с Америкой, без которой душу нам никак не спасти. Тоже человек в свое время переоделся. На тело одел рясу, а душу оставил как была – недорослевую. Чтобы она под рясой, без свежего воздуха мысли спокойненько так себе гнила. Она и сгнила.

Ясно, что такие призывы к покаянию быстро сделают, уже сделали, уже давно сделали само слово неприличным.

И это очень плохо. Потому что покаяние для нас одна из самых важных, или даже просто самая важная вещь.

Только настоящее.

Что такое "настоящее"? И чем оно отличается от маскарадно-фарсового, театрального? Когда тараторят с пятого на десятого понимаемую смесь русских и церковнославянских слов? Когда самообвиняются, царапают себе ( и хуже – стоящему или стоящей рядом) грудь и посыпают свою (и соседа или соседки) голову чем-то грязным и дурно пахнущим? И – всё больше за дела, единственный смысл каяться в которых – это чтобы не каяться за то, за что каяться нам абсолютно необходимо.

Да, всем отличается. Ничего у них нет общего – у настоящего, и фальшивого покаяний. Вообще ничего. Всё разное. Настоящее покаяние – это не покаяние языком. Это покаяние мыслью. И по призыву происходить оно не может – только от внутренней потребности. И не самообвинение это вовсе, а САМОПОНИМАНИЕ. Понимание, или ОСОЗНАНИЕ, так точнее, себя индивидуального, и себя коллективного, то есть всего народа.

Ну, про индивидуальное я говорить не буду – оно у каждого индивидуально. А про общенародное сказать необходимо.

Каяться нам есть за что – вся наша история, от новейшей до древнейшей, не понята, не осознана. Мы не понимаем ни что происходит сегодня, ни что происходило 20 лет назад, ни что происходило 40 лет назад, ни что происходило 100 лет назад. Не говоря уж про 1000. Историки потчуют нас вкусовщиной, и потому реальной истории мы не знаем вовсе. Временами глубокомысленно кивая, что ее вообще нельзя знать.

Можно. И очень просто. Но мы не хотим.

Но бог с ней – с историей. История для нас еще довольно тонкая материя. Мы сегодняшний день не хотим видеть. Не хотим понимать события, которым мы были свидетелями и участниками. Здесь мы терпимы к ахинее. Здесь мы с готовностью подставляем свои уши под любую лапшу.

А желающих эту лапшу развесить хватает. Особенно сегодня, когда за развешивание определенных сортов лапши вешатели получают весьма недурное вознаграждение.

И вот уже подавление фашистского мятежа становится расстрелом русского парламентаризма, бандитская передача власти – защитой территориальной целостности, подавление гражданских свобод – борьбой с экстремизмом, самодержавие – суверенной демократией, а духовное гниение – духовным возрождением...

Есть много вещей, которые нам необходимо понять, но понять которые нам не позволяют штампы и мифы нашего сознания.

Ну, например, что обе русские революции 20-го века: и кровавая 17-го года, и бескровная 91-го - были подготовлены преступлениями элит – экономической, политической, культурной. И конечно – военной. Преступлением безответственности. И надеждой избежать наказания. Избежать которого невозможно. То же самое, что мы видим и сегодня с преступлениями элит сегодняшних. Сключая и нас, любимых. Мы тоже элита. И, как прежние элиты, тоже тешим себя надеждой, что обойдется.

И когда сегодня мы льем слезы по поводу участи элит, мы льем их совершенно напрасно – иначе и быть не могло: они сами готовили себе такую участь. Это не оправдание для палачей. У палачей не бывает оправдания – их ремесло проклято. Но это урок на будущее. Мы его учить не хотим. Повторяю: мы сами – элита.

Не менее опасны для будущего и другие мифы. И либеральный, самый как бы лучший, самый совестливый из них, в то же время и самый опасный.

Это относится и к пониманию истории, и к виденью будущего. Коммунистический период русской истории был ее естественной и закономерной частью. И временем, когда Россия достигла самой большой высоты – именно в это время цивилизационное влияние России (СССР) было наивысшим. Россия 20-го века (СССР) дала миру много больше России 19-го века. Мы этого не видим и не хотим видеть. Мы видим преступления . И только преступление.

Преступление, конечно, видеть необходимо. И оправдывать его достижениями нельзя. Но нельзя и не видеть самих достижений. Иначе мы оказываемся слепыми. А мы и есть слепые. Наше сознание сужено настолько, что не вмещает в себя двух оценок с разными знаками по двум разным шкалам. Оно у нас, историческое сознание, даже не плоское. Оно однолинейное – вперед-назад. Осознание этой одноизвилистости – важнейший элемент нашей работы покаяния.

Что толку каяться "Расстреляли столько-то семей!"? Тем более – говорить только о царской? Это уж вообще детский сад. Необходимо же понять, что сделало кровь 17-го года и грязь 91-го  неизбежными. Необходимо четко видеть всё свинство жизни "конфеток-бараночек". И понимать, что такая жизнь иначе кончиться и не могла. И свинство жизни 70-80-х годов нужно видеть отчетливо, без вздохов про траву, которая была зеленее. Мы жили мерзко, и этого не чувствовали. Почувствовать ту мерзость хоть сегодня – это и есть настоящее покаяние.   

Но покаяние – это и видеть то, что было хорошего и в начале 20-го века, и в конце. Иначе мы снова подменяем суть понятия – не самообвинение, а самоосознание, самопонимание.

А иначе все наше покаяние так и останется клоунским. Как у френда моих пятнадцати френдов, что позорит такую  фамилию.