7 вопросов Евгению Ройзману, главе фонда «Город без наркотиков».О войне с силовиками

Уже больше недели в Екатеринбурге продолжаются обыски и проверки в фонде «Город без наркотиков» и его реабилитационных центрах для наркоманов. Поводом стала смерть Татьяны Казанцевой, одной из пациенток женского реабилитационного центра. Глава фонда Евгений Ройзман рассказал «Русскому репортеру», как против его фонда ведется война и с чем это может быть связано

1. Что происходило в фонде в последние дни?

Всю неделю идут проверки, обыски. В воскресенье был совершенно дикий обыск. 9.40 утра, СОБР в шерстяных масках с оружием подъезжает к дому, где проходят курс реабилитации женщины. Кричат: «Дом окружен, выходите!» Пытались ломать ворота, но им девчонки сами открыли. Вообще, если мое мнение на этот счет интересно, то я считаю: если ты делаешь правое дело в своей стране, то зачем лицо прятать? Я вот лицо не прячу. В итоге обыск продолжался до восьми вечера. Ни хрена, конечно, не нашли. Оперативники глаза прячут, потому что им стыдно, все они понимают, что происходит.

2. И что они понимают?

Суть такая. Приходят недавно люди из прокуратуры и из Минюста, говорят, мол, представьте нам по делу Тани Казанцевой 45 наименований разных документов. Мы понимаем, что они пришли с пустым ружьем. Представьте, пришли и говорят: «Мы хотим вас расстрелять, дайте нам патроны». Естественно, мы им ничего не дали, а стали решать все вопросы через суд. И вот после этого увидели маски-шоу, увидели волю прокуратуры — закрыть фонд любой ценой.

3. В городе говорят, что у вас с силовиками война. В чем причина войны?

Я считаю это личной обидой замгенпрокурора по УФО Юрия Пономарева. У него есть ко мне ряд претензий. Мы отстояли Егора Бычкова, правда, для этого потребовалось вмешательство президента. Мы подняли дело по Сагре, которое силовики пытались замять. Мы успешно боремся против наркоторговцев, у нас порядка пяти тысяч успешных операций. Видимо, они переживают, что я отнимаю у них хлеб.

4. А может, все из-за слухов, что вы собираетесь в мэры Екатеринбурга в 2013 году?

Я не собирался баллотироваться. Если бы мне это было надо, я бы выиграл выборы еще в 2007 году.

Но если эти ребята так будут себя вести и дальше, я оставляю за собой право на принятие решения. Вы поймите: если история будет развиваться в том же духе, в городе все взорвется. Люди возмущены. Представьте, сколько родителей, у которых был шанс спасти ребенка, его вдруг лишатся. Они уже собирались писать Путину: когда их дети кололись, умирали, заживо гнили, никому — ни правоохранителям, ни врачам — дела до них не было, кроме нашего фонда. А как только появился шанс, так и начинают прикрывать.

5. Вас выдвинули кандидатом в президентский Совет по правам человека. Если вас выберут, попытаетесь как-то воздействовать на ситуацию?

Если честно, мне пока немножко не до этого. Но если у меня появится такой дополнительный ресурс, то это важно.

6. Где сейчас пациентки женского реабилитационного центра?

Как началась вся эта история, из центра ушли все 50 девушек. Сейчас 12 вернулись. А буквально на днях поступили еще несколько девушек, их родители привели. Поэтому мы будем продолжать работать, пока есть такая возможность.

7. А чем все закончится для тех, кто не вернулся?

Кто-то сядет, другие погибнут, третьи продолжат колоться. Спасутся лишь те, кто вернулся в центр. Мы это уже проходили. И никто ни за что не ответит, потому что тем людям, кто громит сейчас фонд, безразличны судьбы этих людей. Если бы было иначе, они бы занимались своим делом — боролись бы не против меня, а против распространения наркотиков.

                                                                                                Максим Мартемьянов, Екатерина Нагибина