История одного стихотворения Евтушенко

Предыстория стихотворения.

21 августа 1955-го года на московском стадионе "Динамо" сборная СССР по футболу, впервые встречалась с командой, которая носила на тот момент титул чемпиона мира - сборной ФРГ. Многолетний редактор еженедельника "Футбол", Лев Филатов, вспоминая о той игре, писал так: 

"...Как зритель, перестрадавший этот матч, и как бывший солдат* скажу, что он для нас был один такой в XX веке. Меня отвращают игры с политической или националистической подоплекой. Тогда же, хотя и прошло со дня окончания войны десять лет, стать очевидцем поражения наших футболистов от немецких было невыносимо. Наши проигрывали 1:2 - на трибунах мертво, однако заключительный натиск принес победу и восторг надолго. После наши команды не раз и не два проигрывали немецким, но это уже не царапало, да и население трибун молодело, становилось счастливо забывчивым". 

(* - В 37 году родители Филатова были репрессированы, а ему удалось спрятаться у своей тети в другом городе. В июне 1941-го, когда началась война, он добровольно пришел на призывной пункт и прошел войну на фронте от начала и до конца.)

В 2009 году, Евтушенко, побывавший на этом матче, написал стихотворение, которое он считает одним из самых важных в своей жизни.

"...я носил это стихотворение в себе, это одно из потрясающих событий, которые произошли в моей жизни. Я был беременен, если так можно выразиться, этим стихотворением. 

И это репортаж, это открытый публицистический репортаж, но который сохранился во мне со стереоскопической визуальностью. Это был матч СССР-ФРГ футбольный матч в 1955м году после только что того, как сборная Германии, разделенная надвое, ошеломив весь мир, выиграла мировой чемпионат по футболу. 

Через 9 лет после того, как Германия лежала в руинах. Между прочим, ее капитаном был великий футболист Фриц Вальтер, который, между прочим, был нашим пленным военнопленным. 

И тогда уже начали бороться против инвалидов. Молодые люди не знают, поэтому я объясняю. Было очень много инвалидов. Не хватало протезов. Да ими и не занимались даже. И было огромное количество инвалидов разрезанных войной пополам. Они сооружали себе деревянные самоделки на подшипниках, отталкивались от тротуаров, от улиц, от булыжников какими-то держалками, похожими на деревянные утюги. Потом их стали удалять на остров Валаам. Или куда-то, чтобы они не портили пейзажи счастливой жизни. 

И вдруг, когда этот матч был объявлен еще до того, как ФРГ заключило наконец-то договор с СССР, они возникли из-под земли, их было несколько тысяч, они катились по всем тротуарам к стадиону "Динамо" и вот что там произошло. 

Я был с поэтом-фронтовиком Евгением Винокуровым. Поверьте мне, видавшего все ужасы войны, Винокурова трясло от страха и ужаса, что может произойти, потому что инвалиды… 

И все места были заняты. Но они не могли даже сидеть на нормальных местах. Их вынесли и поставили на гаревую дорожку. Рядом, напротив, лицом к лицу со всеми игроками. 

И вот что там произошло. Это длинные стихи, но простите меня, это самое лучшее, что я написал.

 "Репортаж из прошлого века: СССР-ФРГ. 1955 год".

Вдруг вспомнились трупы по снежным полям,
бомбежки и взорванные кариатиды.
Матч с немцами. Кассы ломают. Бедлам.
Простившие Родине все их обиды,
катили болеть за нее инвалиды, -
войною разрезанные пополам,
ещё не сосланные на Валаам,
историей выброшенные в хлам -
и мрачно цедили: "У, фрицы! У, гниды!
За нами Москва! Проиграть – это срам!"
Хрущев, ожидавший в Москву Аденауэра,
в тоске озирался по сторонам;
"Такое нам не распихать по углам…
Эх, мне бы сейчас фронтовые сто грамм!"
Незримые струпья от ран отдирая,
Катили с медалями и орденами
обрубки войны к стадиону "Динамо" –
в единственный действующий храм,
тогда заменявший религию нам.

Катили и прямо и наискосок
         как бюсты героев,
            кому не пристало
на досках подшипниковых пьедесталов
прихлебывать, скажем, березовый сок
из фронтовых алюмининьевых фляжек,
а тянет хлебнуть поскорей, без оттяжек
лишь то, без чего и футбол был бы тяжек:
напиток барачный, по цвету табачный,
отнюдь не бутылочный, по вкусу обмылочный,
и, может, опилочный –
                из табуретов
                   страны Советов,
непобедимейший самогон,
который можно,    
               его отведав,
подзакусить рукавом, сапогом.

И, может, египетские пирамиды,
 чуть вздрогнув, услышали где-то в песках,
 как с грохотом катят в Москве инвалиды
        с татуировками на руках.
Увидела даже статуя Либерти,
За фронт припоздавший второй, со стыдом,
Как грозно движутся инвалиды те –
Виденьем отмщения 
                           на стадион.

Билетов не смели спросить контролерши,
Глаза от непрошенных слез не протерши
Быть может, со вдовьей печалью своей.
И парни солдатики,
        выказав навыки,
всех инвалидов
                 подняли на руки,
их усадив попрямей,
                   побравей
самого первого ряда первей.

А инвалиды,
                как на поверке, –
все наготове держали фанерки
с надписью прыгающей "Бей фрицев!",
снова в траншеи готовые врыться, 
будто на линии фронта лежат,
каждый к друг другу предсмертно прижат.

У них словно нет половины души – 
их жены разбомблены и малыши.
И что же им с ненавистью поделать,
Если у них – полдуши
                          И полтела?

Все трибуны были негромки,
Но Боря Татушин,
                    пробившись по кромке,
пас Паршину дал.

             Тот от радости  вмиг
мяч вбухнул в ворота,
             сам бухнулся в них.
Так счет был открыт.
       И в неистовом гвалте
Прошло озаренье по тысяче лиц,
Когда Колю Паршина поднял Фриц Вальтер,
Реабилитировав имя "Фриц".
Фриц дружбой –
       не злостью за гол отплатил ему!
Он руку пожал с уваженьем ему,
и –
       инвалиды зааплодировали
бывшему пленному своему!

Но все мы вдруг сгорбились и постарели,
Когда вездесущий тот самый Фриц,
носящий фамилию пистолета,
нам гол запулил, завершая свой "блиц" .
Когда нам и гол второй засадили,
Наш тренер почувствовал холод Сибири,
и аплодисментов не слышались звуки,
как будто нам всем отсекли даже руки.

И вдруг самый смелый из инвалидов,
вздохнул,
                восхищение горькое выдав:
"Я, братцы, скажу вам по праву танкиста –
ведь здорово немцы играют,
                                    И чисто…"
и хлопнул разок,
                      всех других огорошив, 
в свои обожженные в танке ладоши,
и кореш в тельняшке подхлопывать стал,
качая поскрипывающий пьедестал.

И смылись все мстительные мысленки
(все с вами мы чище от чистой игры),
и, чувствуя это,
               Ильин и Масленкин
вчистую забили красавцы-голы.

Теперь в инвалидах была перемена –
они бы фанерки свои о колена
сломали,
                да не было этих колен,
но все-таки призрак войны околел.

Нет стран, чья история – лишь безвиновье,
Но будет когда-нибудь и безвойновье,

и я этот матч вам на память дарю.
Кто треплется там, что надеждам всем крышка?
Я тот же, все помнящий русский мальчишка,
И я, как свидетель, всем вам говорю,
что брезжило братство всех наций в зачатке –
когда, молодой еще, Яшин перчатки
отдал, как просто вратарь вратарю.

Фриц Вальтер, вы где?
                     Что ж мы пиво пьем розно?
Я с этого матча усвоил серьезно –
дать руку кому-то не может быть поздно.

А счет стал 3 : 2.
              В нашу все-таки пользу.
Но выигрыш общий неразделим.

Вы знаете, немцы, кто лучшие гиды?
Кто соединил две Германии вам?
Вернитесь в тот матч, и увидите там.

Кончаются войны не жестом Фемиды,
А только, когда забывая обиды,
войну убивают в себе инвалиды,
войною разрезанные пополам.

Интервью с нападающим той сборной СССР, через много лет после матча:

- Меня об этом матче в декабре немецкий журналист Томас расспрашивал. Я был очень удивлен, когда меня попросили об интервью. Я его так и спросил: вам-то с какой стати это нужно? Вы же проиграли? Он был немолод, лет под шестьдесят, поэтому не зашорен, и начал мне говорить, что матч помог сближению народов, ведь то была первая спортивная поездка немцев в СССР. А потом он вдруг предложил, мол, может, и сейчас бы такой матч сыграть, ведь опять в мире обстановка сложная. Тем более что немцы снова стали чемпионами мира. Я ему в ответ: душой то я готов, да годы не те, а за наших футболистов стыдно, им нынче только Лихтенштейн по зубам.

- Анатолий Константинович, у вас в родне кто-нибудь воевал?

- Да, отец. Сам я во время войны часто с матерью дежурил на крыше, тушил бомбы-зажигалки. Помню, одна не загорелась, так я ее втихомолку домой притащил, а друзья меня сплавили, пришел милиционер искать у нас в квартире бомбу - мать чуть с ума не сошла...

Я отцу тогда достал билет на игру, он ходил со своим братом. Но в футболе они слабо разбирались. Ни перед игрой, ни после они меня не доставали своими наставлениями. Сядут, выпьют, и давай по-простецки рассуждать сами собой - меня не втягивали.

Зато наставлений высокопоставленных лиц я наслушался на всю жизнь. Особенно досталось от комсомольских лидеров, будущих чекистов Семичастного и Шелепина. Они приезжали на базу, собирали всех и жестко вели разговор, обрывали тренера: что ты их уговариваешь, они обязаны победить. Выиграют - получат ордена... Но после игры мы от них даже поздравления не услышали. Нам тогда по телевизору "Темп" подарили, а вот про деньги не помню. Телевизору в семье были очень рады, у нас был "Ленинград" с крохотным экраном, а тут сразу такой, казалось, экранище...

А вообще до игры мы ни с кем не общались из болельщиков, мы на базе в Тарасовке были закрыты от всех. Зато за день до игры нас вдруг вместе с немецкими футболистами пригласили на концерт Мишеля Леграна. Вот это было здорово, я очень любил джаз, и была такая громкая музыка, что мы по-хорошему ошалели. Но с немцами не общались, языка же не знали, английский еще кое-кто знал, но не немецкий.

Сама игра была жесткой, но не такой, как иногда сейчас: за шею, за руки, за майки никто никого не хватал. И симуляции, как сейчас, не было. Мужская игра.

- Вы вышли на игру и сразу почувствовали, что перед вами чемпионы мира?

- Конечно, да еще они потом повели в счете. Уже появились мысли, что против чемпионов мира отыграться не удастся. После игры был банкет, но и там мы с немцами очень-то не общались. Они пили только вино, а мы - все, что давали. К немцам подходили лишь те, кто постарше: Яшин, Нетто... А остальные просто чокались с ними, мы же давали себе отчет: кто мы, а кто они - чемпионы мира.

- Что от той игры осталось на память?

- Мандраж. Выходил на ватных ногах. Я ошалел: еще недавно играл за завод "Красный пролетарий", а тут на "Динамо" против чемпионов мира выхожу, елки-палки. Видимо, я перегорел. Не помню, что у меня не получилось, но меня заменили. А блистали у нас спартаковцы Пашутин, Ильин, Масленкин... Но Яшин вот неожиданно в ближний угол пропустил. И еще гордость была огромная, что чемпионов мира обыграли.