22 июня... КАК для меня началась война...

"22 июня

Ровно в 4 часа

Киев бомбили...

Нам объявили,

что началася война..."

Эта песня - навсегда про нас... Она, и сама дата - всегда - всполох памяти...

Для киевлян (и не только) эти 2 события – бомбёжка (1) и официальное извещение власти о начале войны (2) - были разорваны во времени...

22-го июня 1941 года... от бомбёжки, от разрыва бомб мы проснулись мгновенно. Не помню, чтобы прозвучало "тут же" по радио то, что позже звучало неоднократно: - "Увага! Увага! ГовОрыть Кыйив!"

Помню лишь, что мы высочили на балкон – смотреть!!! 

Мы маленькие, я с младшей сестрёнкой - встали на высокий порожек и тянули шейки – "Чтоб лучше видеть!"… кАк бомбят Чоколовку, отцовский аэродром… Позже узнали, что там горели… пустые ангары… Что? Фашисты не знали, что нет "на месте" авиаэскадрильи? Той самой, "Отдельной", № 46, что была "при Днепровской флотилии на правах авиационного полка"… К тому моменту она уже была "передислоцирована" (???)... "в район Пинских болот", - т.е. с Украины в Белоруссию… Так что небо над Киевом именно она и не могла защищать… 

/Я не военспец. но вопросы... А не стало ли это отягощающим фактором трагедии ("котла") под Киевом? … С какой целью, по чьему приказу и обосованна ли эта передислокация - перед самой войной? Ведь военные загодя знали: - "Воевать нам с немцем!" 

Именно эти слова я нечаянно услышала 1 мая 1941 года в разговоре взрослых... Они любили собираться по праздникам у нас, тем более, что, как мало у кого в то время, дома был патефон. А мы, как все дети, бывали и вездесущими… /

Итак, бомбёжка! Мы на балконе! Трепещем и - таращим глаза! 

Мы – это я с сестрёнкой (родителей с нами не было. Отец – в Белоруссии. Мама, хоть и в Киеве, но в госпитале – с воспалением лёгких…). И мамин братишка-подросток (стал учиться в Киеве, чтоб получить среднее образование). И тётя Наташа, опекавшая нас и… быстро прогнавшая нас оттуда… ("Гэть видселля! Швыдко!). Все поняли: это всерьёз! Так начинался тот трагический воскресный день…

Тогда в Москве жили две маминых сестры. Маруся, - замужняя, работала на авиазаводе после окончания в 1940 году МАИ. И Раечка, - самая младшая из сестёр. Ей 18. Только что окончила 1-й курс Мукомольно-элеваторного техникума… Обе встревожились: дети Нади и братишка в Киеве - одни. Решили: надо спасать! Раечка поедет! Если связь с Киевом ещё не прервалась!

Вместе с мужем Марии они – срочно -  на Киевский вокзал! Обрадовались: поезда на Киев ещё ходят! Купили билет. Тетя Маруся сдёрнулас себя шерстяную кофточку, утеплила Раечку, сунула ей в руки паспорт, билет, деньги, посадила в поезд: - "Езжай! Привози!"

И вот Раечка – нам,"как снег на голову" -  в Киеве! С нами! Собрала кое-какие вещи, упаковала, купила с боем билеты… А за эти 2 дня налёты только усилились. По тревоге и по приказу все бежали в "бомбоубежище" (как было велено у нас, в Авиагородке, где мы жили: в подвал "Дома штаба"… Не подготовленный… Потом мы бегать перестали: слишком тяжело взрослым с нами, да и без толку…).

Поезд на Москву взят тоже "с боем"... Затащили нас, детей, в купе, засунули на полки. Приказали - сидеть, молчать, пить-есть не просить, пока не дадут... Вещи засунуты тоже. Нас четверо. А в купе набилось ещё больше. Вещами, людьми всех возрастов оказались забиты - и купе (сверху до низу!), и коридор… На вещах сидели, по ним ходили, таскали нас, детей, в туалет…, перешагивали друг через друга… 

Позже видела - были киноленты с кадрами про поезда с эвакуированными… Про то, как при бомбёжках поезд останавливался, и как люди выскакивали из вагонов, чтоб спрятаться в придорожных посадках, кустах, канавах… Затем снова – в поезд, в путь – спасаясь от войны. Но никогда не показали таких буквально забитых людьми и вещами купе и коридоров, которые врезались мне в память…

Нас в начале пути бомбили, но… не попали. Проскочили, значит. Наконец-то подъехали к Москве. А там – объявляют во всеуслышание, что все поезда следуют дАльше, транзитом, - минуя Москву, что в сам город впускают только москвичей… Вокзал оцеплен.

Помню: нас не впускали. Раечка требовала, кричала, что она детей, спасая их, привезла. Помог и Раечкин паспорт москвички. Поэтому нас всё же впустили… Хорошо и то, что её братишка был невысокого росточка... Она просила его и пригибаться, чтоб казался ещё меньше. А на площади перед вокзалом и вовсе - велела ему присесть, обложила вещами, чтоб сошел за маленького. Нас – на вещи, и пошла раздобывать машину, такси, чтоб привезти нас домой, - на Семёновскую заставу…

Вот так мы через несколько дней после начала войны и были доставлены в Москву, - оказались спасёнными. Раечка, 18-летняя Раечка нас спасла!

А вскоре и отсюда, из Москвы, нас всех, в том числе и обеих дочек тёти Маруси, отвезли в деревню к дальним родственникам, что жили в Калининской (ныне снова Тверской) области.

Позже мы узнали, и то, что та деревня – она севернее Москвы - оказалась оккупированной… (Ведь фашисты пытались взять Москву в клещи... Нас, выходит, вовремя забрали оттуда...). И то, что наши родственники, бабушка с дедушкой и внучкой, погибли, так как угорели… Перед сном слишком рано закрыли вьюшку у растопленной печки… Такая вот беда…

Тем временем - бомбили и Москву. Шла спешная эвакуация многих заводов. И тут московские власти решили начать срочно вывозить из столицы женщин и детей. Именно поэтому забрали нас из деревни, погрузили на Казанском вокзале в товарняк - в состав из теплушек (их раньше использовали для перевозки КРС - крупного рогатого скота). В теплушках было сено. Нас было теперь уже 7 человек, и мы забрались, помню, в правый дальний угол вагона. В вагон набилось много семей. У одной женщины было… аж семеро детей! Все мал-мала меньше! А сама – с огромным животом! Я впервые увидела "такое", и много позже узнала, что это значит… И была она очень весёлой и огненно рыжей, в конопушках, - даже на руках. И дети были такими же рыжими… Прямо как в песне: - "Папа рыжий, мама рыжий, рыжий я сам…"

Маршрут у нас был "Москва – Уфа". И ехали мы очень медленно. С долгими остановками на станциях, переездах, перед семафорами. Мыли-купали нас дорОгой под водой водокачек… Время от времени на стоянках подходила врач (была, значит, для состава организована и забота о здоровье, особенно о детском) и спрашивала: - "Нет ли в вагоне заболевших? " Давала советы, что делать, чтоб не заболеть "животом"… Наказывала почаще... мыть руки... А еда-вода... ох, и проблем же было! Вдруг заболел сынишка той, рыжей, но она "не выдала" – чтоб не разлучили… Никто тоже не выдал её… 

Иногда нам, детям, и то - поочерёдно, - разрешалось приблизиться к "двери" – к огромному распахнутому день и ночь проёму, перегороженному поперёк толстым брусом. Он "приписан" к вагону  (нужен, чтоб "какой-нибудь" из КРС не выпал из вагона)… А посидеть, спустив ножки, да поболтать ими на ветерочке - блаженство!

Вот так мы и ехали на Восток, пропуская поезда, спешившие на Запад, - в сторону фронта.

Позже, уже повзрослевшими, осознали мы масштабы происходившего тогда. Много составов двигалось из Москвы, из других городов - одновременно с нами,- и на Восток, и на Юг… Задача по спасению женщин и детей из Москвы, по эвакуации людей не только через Москву, по быстрой передислокации заводов и фабрик из центрально-европейской части страны - за Волгу, за Урал - была выполнена. И это во многом предопределило в конце концов и саму Победу…

А мы тогда добирались до нашего места назначения – до Уфы - почти полмесяца: целых 13 дней… Сравним? Сейчас это расстояние поезд проходит... за  "Один день и один час". То есть, всего за 25 часов…

Вот так началась для нас война, ставшая Великой Отечественной, поистине народной…

А мы с сестрёнкой долго еще ничего не знали о родителях… Отца так больше никогда и не увидели, – погиб он… Тогда, в первый же год войны, очень много лётчиков погибло… А мама, хоть и очень больная, была выписана из киевского военного госпиталя, как только стали поступать раненые… Хорошо, что командование Днепровской флотилии смогло организовать эвакуацию семей военнослужащих. И вот она, вместе с тётей Наташей, на теплоходе, под бомбами, добралась вниз по Днепру – до Днепропетровска. Оттуда поездом – до Челябинской области… Забыла я название того крупного села, куда привезли эвакуированных из Киева… И где они стали работать. Кто как смог, - в колхозе.

Позже – то-то была радость! Поздней осенью, - нет, уже в начале зимы - мама встретилась с нами в Уфе! И запомнился её рассказ о том, какая страшная была бомбёжка - тогда, на Днепровской воде… Столбы воды от бомб поднимались – то справа, то слева по борту, то впереди, то сзади корабля… И что уцелели они – чудом…

А потом был наш "всехний" переезд в Самару (тогда – город Куйбышев). Именно туда был эвакуирован из Москвы тот самый авиазавод, на котором работала тётя Маруся с мужем… Там мы все въехали в 1-комнатную квартиру. И оказалось нас в ней - уже 10 человек: шестеро взрослых и четверо детей. Взрослые, кроме тёти Наташи, работали на заводе. И вот именно с завода зимой 1942 года ушла наша Раечка добровольцем на фронт… О чём я уже рассказала… 

Как известно, в Куйбышеве обосновались и другие авиазаводы - из Москвы, Ленинграда, Воронежа. Это те, о которых я знала. Возможно, были и другие. Переехало тогда в Куйбышев и правительство СССР, и Большой театр. Там строился и специальный бункер для И.В.Сталина, где он так и не был. Он Москву и не покидал...

И вот – спасибо нашим мамам! - мы, дети, даже посмотрели такой знаменитый спектакль Большого театра, как балет "Лебединое озеро"!...

В ноябре 1943 года с жестокими боями был освобождён Киев… Но туда мы больше не вернулись…

21.06.13.