«СССР продолжает разваливаться. 1991-й был не концом, а началом распада империи»

Член кудринского Комитета гражданских инициатив объяснил, почему Россия Путина хуже СССР

 

ridus.ru

Сегодня – 25 лет, как в резиденции «Вискули» в Беловежской пуще главы России, Украины и Белоруссии Борис Ельцин, Леонид Кравчук и Станислав Шушкевич подписали соглашение, зафиксировав: Советский Союз «как субъект международного права и геополитическая реальность прекращает свое существование», тем же соглашением учреждался Союз Независимых Государств. СССР скончался после тяжелой, продолжительной болезни, не дожив года до своего 70-летия. Разложение Советского Союза не закончилось, а в нас поселился его имперский дух, и вообще не факт, что мы когда-нибудь придем в себя от «имперскости». Так считает Андрей Колесников, известный публицист, руководитель программы «Российская внутренняя политика и политические институты» Московского Центра Карнеги, член Комитета гражданских инициатив и правления Фонда Егора Гайдара, лауреат премии «Золотое перо России» Союза журналистов РФ. 

Андрей Колесников: «Советский Союз прекратил свое существование сразу после проявления элементов демократии»Андрей Колесников: «Советский Союз прекратил свое существование сразу после проявления элементов демократии»polit.ru

«У буржуазии не было необходимой политической поддержки»

- Андрей Владимирович, есть распространенное мнение: не будь Ленина, затаившего злобу на палачей своего брата Александра, не будь ленинской фанатичности и его выдающихся организаторских талантов, не было бы никакой Октябрьской революции и Советского Союза. Как вам представляется: исток советской власти, советского государства – в личных волевых качествах «вождя революции» или в объективных причинах?

-Была масса объективных факторов – исторических и экономических, и, конечно, они сыграли свою определяющую роль. Экономически Россия могла развиваться быстро, идя по капиталистическому пути, но, как часто случалось в нашей истории, как и теперь, система государственного управления была неэффективной, были серьезные политические ограничения в виде самодержавия. Сначала казалось, что был шанс в результате модернизационного скачка двинуться в сторону буржуазной революции, но победила революция социалистическая. 

- То есть во время Гражданской войны боролись две силы и два сценария: буржуазия и капиталистический путь развития – и многочисленный и вооруженный пролетарий, плебс и социализм?

- Это не точный подход, даже если сильно огрублять. Белое движение формировалось далеко не только из продвинутой буржуазии, но и из представителей сословий, которые уходили с исторической сцены, прежде всего дворянского. С противоположной стороны тоже было много разных элементов, которые тянулись к историческому мейнстриму: часть буржуазии примкнула к Красному движению, потому что, когда настигают исторические бури, надо как-то выживать. «Буржуазные спецы», как их тогда называли, были вынуждены смириться с революцией как доминирующей силой. 

«Самодержавная политическая система, недостаточно развитые капиталистические отношения, буржуазия – небольшая и очень слабая по сравнению со старыми сословиями, с пролетариатом и крестьянством»«Самодержавная политическая система, недостаточно развитые капиталистические отношения, буржуазия – небольшая и очень слабая по сравнению со старыми сословиями, с пролетариатом и крестьянством»rusimperia-info.ru

- Почему же социалистическая революция захлестнула буржуазную? Почему буржуазия не воспользовалась своим историческим шансом, отложив его еще на семьдесят пять лет, и наша история пошла с таким перехлестом? 

- Основная причина, по-моему, в тогдашней структуре общества: архаичная по сравнению с передовыми странами – Америкой, Великобританией – самодержавная политическая система, недостаточно развитые капиталистические отношения, не оформившаяся буржуазия, которая как сословие была небольшой и очень слабой по сравнению со старыми сословиями, по сравнению с пролетариатом и крестьянством – в экономическом, идеологическом, политическом и тем более в силовом аспекте. Одним словом, у буржуазии не было необходимой политической поддержки. 

«По своей задумке Советы были демократической конструкцией»

- Тем не менее на свержение самодержавия ее хватило. А большевикам, таким образом, пришлось бороться не только за власть, но и за сохранение российской государственности как таковой, и в этом их основная миссия. Как вам, Андрей Владимирович, такой тезис? 

- Этот мотив присутствует. Но: кто бы победил, тот бы и боролся за единое государство, с квазигосударственными образованиями на юге, на севере, на Дальнем Востоке – страна-то огромная. Победила та сила, которая победила, она и стала собирать страну. Если бы победило Белое движение, думаю, они бы тоже мыслили в категориях империи и одновременно, парадоксальным образом, русского национализма, они бы делали то же самое, что большевики, только ключевой была бы националистическая парадигма, а не классовая и интернациональная. 

- Как вам представляется: Ленина, вообще большевиков, интересовала только власть – или воплощение идеалов образцового общества, как они его себе представляли, тоже? Желали ли они счастья людям, хотя бы через насилие? Другими словами: почему утвердилась советская власть – только благодаря кровопролитию или, помимо этого, из-за привлекательности идеи для масс? 

- Не берусь заявлять, что большевики удержались только благодаря некоей романтической идее или только благодаря насилию. Привлекательной была большая идея, большой проект коренного социального переустройства, который мобилизовал огромное число людей. Насилие было лишь средством реализации этого проекта. Но идея насилия охватила и массы: для большинства насилие было способом адаптации к режиму победивших большевиков, к условиям, в которых приходилось жить. 

«Большой проект коренного социального переустройства был привлекательным и мобилизовал огромное число людей. Насилие было лишь средством реализации этого проекта»«Большой проект коренного социального переустройства был привлекательным и мобилизовал огромное число людей. Насилие было лишь средством реализации этого проекта»ljplus.ru

- Советы рабочих и крестьянских депутатов преподносились нам как прогрессивный шаг от аристократии к «власти трудящихся». На самом деле они быстро стали обслугой правящего ордена – партии. Почему так произошло? 

- Если объективно оценивать историю, нужно признать, что по своей задумке Советы были демократической конструкцией. Но сам режим – в силу Гражданской войны и дальнейшего закрепления власти большевиков – с самого начала был диктаторским, и система Советов сразу мимикрировала под диктаторский режим, утратила свою суть и стала имитационной. 

«Имманентный изъян советской экономики в том, что она не была частной»

- А чем был СССР с точки зрения экономики, собственности на средства производства? 

- Экономика была социалистической в том смысле, что не была частной. Экономика НЭПа, экономика послевоенного и позднего СССР – все это разные экономики, по структуре и мощи. Но изначально присущий, имманентный изъян советской экономики в том, что она уж совершенно точно не была частной. И короткий период НЭПа мало что изменил, потому что власть по своей природе оставалась тоталитарной. Как известно из опыта других стран, при такой власти возможно наличие некоторых капиталистических элементов, но, несмотря на это, сама природа власти заведомо определяет неуспех такой экономики. 

- Экономикой управлял орден – партия, номенклатура. Можно ли, таким образом, утверждать, что советское общество было бесклассовым?

- Безусловно, общество не было бесклассовым. Милован Джилас и Михаил Восленский (югославский и советский диссиденты и исследователи – прим. ред.) писали о номенклатуре как о специальном классе, который управлял страной и определял в ней все. Правда, это был класс в политическом, а не социальном и экономическом смысле, он вбирал в себя выходцев из крестьянства, из рабочих. В терминах Симона Кордонского это было сословное общество, и это тоже справедливо, потому что целые сословия извлекали ренту из своего положения – рабочего кабинета, стола. Это тоже то, от чего мы не можем избавиться до сих пор. (По Кордонскому, в современной России еще не сложились классы, с присущим им политическим самосознанием, но есть сословия, состоящие не из граждан, но из получателей контролируемых государством ресурсов – прим. ред.). 

В позднесоветское время, в годы застоя шли разговоры о «новой исторической общности – советском народе», и в общем и целом эти разговоры отражали реальную действительность: советский человек на самом деле чувствовал себя советским человеком, невзирая на национальное происхождение, род занятий и социальное положение. Все жили под гигантским «зонтиком» Советского Союза.

Типологически Союз был империей, его распад был распадом империи, такой же как Австро-Венгерская или Османская, распавшиеся после Первой мировой войны, как Британская, распавшаяся после Второй мировой. С той разницей, что большевики в свое время взяли распадавшуюся империю в «ежовые рукавицы», на несколько десятилетий сковали, заморозили развитие экономических и социальных отношений и, таким образом, отсрочили ее развал. Мы до сих пор выходим из советского, имперского состояния, долго и мучительно. 

«Большевики взяли распадавшуюся империю в «ежовые рукавицы», на несколько десятилетий сковали развитие экономических и социальных отношений и, таким образом, отсрочили ее развал»«Большевики взяли распадавшуюся империю в «ежовые рукавицы», на несколько десятилетий сковали развитие экономических и социальных отношений и, таким образом, отсрочили ее развал»gubdaily.ru

- Андрей Владимирович, а как вам такой взгляд: СССР был возвращением к абсолютной или ограниченной монархии с точки зрения политического устройства и к феодализму с точки зрения экономики?

- Все-таки Советский Союз не был монархией, а был авторитарным, в некоторые периоды тоталитарным режимом: монархия не исключает демократии – мы видим это на примере Великобритании, Нидерландов, Швеции, Испании и так далее. Советский же Союз прекратил свое существование сразу после проявления элементов демократии. В экономическом смысле в целом СССР тоже все-таки не феодализм, а социализм, но с сильной региональной спецификой. Например, позднесоветский Узбекистан – это целый сплав укладов и способов правления, который одним словом и не определишь: социалистический феодализм? 

«Логика была такая: пытаться улучшать, ничего не меняя»

 

- Некоторые исследователи и критики Советского Союза, те, кто на первый план выдвигают субъективно-психологический момент, полагают, что «гибель империи» предопределило «обуржуазивание» советской номенклатуры: стремление к материальным благам перечеркнуло идеологические табу, партийную дисциплину. В какие годы, в каких условиях, по каким причинам началось это «обуржуазивание»? 

- Я бы поставил процесс, как вы сказали, «обуржуазивания» в более широкий контекст урбанизации 1960-х: сельское население перебиралось в города, города становились основным производителем валового национального продукта, здесь концентрировались люди, которым было интересно зарабатывать деньги, даже в тех сильно ограниченных условиях. Даже при условном советском равенстве городской образ жизни предоставлял возможности более качественного образования, а значит, порождал некие представления о свободах и соответствующие – интеллектуальные, материальные и даже политические – запросы. 

Те же процессы проходили и внутри номенклатуры. На уровне аппаратов ЦК, Совмина, обкомов сосредотачивались серьезные кадры, это были «сливки общества». С сегодняшней точки зрения там было мало специалистов, которые могли задумываться о необходимых переменах, и все-таки это были, скажем так, не случайные люди, а управленцы, прошедшие целую школу. И вместе с остальным городским «средним классом» они затем стали социальной и управленческой основой перестройки. Возможно, они были против развала СССР и советской социалистической системы, но от того, что в то же время они были и двигателями перемен, уже, как говорится, «не отмоются». 

«Шестидесятые годы открывали возможности развития, не только технологического, но и экономического и политического. Но они были упущены, так как система отторгала настоящие, корневые изменения»«Шестидесятые годы открывали возможности развития, не только технологического, но и экономического и политического.

Но они были упущены, так как система отторгала настоящие, корневые изменения»mtdata.ru

- Увы, эти перемены носили характер урагана. Почему так получилось? Почему СССР не воспользовался послевоенным шансом провести плавные, постепенные реформы и, таким образом адаптировавшись, выжить? 

- Верхушка советского руководства была практически пожизненно несменяемой и невосприимчивой к переменам. Как и нынешний режим. Ожидания свобод появились после войны, некоторые исследователи саму войну называют периодом определенных, правда, незначительных идеологических послаблений. Как мы знаем, этим ожиданиям не дано было сбыться. Возможности развития, не только технологического, но и экономического и политического, открывали шестидесятые годы – время активной послевоенной урбанизации. Но эти возможности были упущены, так как система отторгала настоящие, корневые изменения.

Логика здесь была такая: пытаться улучшать, ничего не меняя. Есть мемуарные свидетельства, как Брежнев искренне и откровенно говорил в узком кругу своих спичрайтеров: не надо ничего трогать, тронешь – развалится. Важно не движение, не развитие, а привычная структура отношений, прикрытая флером никому не нужного марксизма-ленинизма, как говорил тот же Брежнев, «стАбильность». 

Сейчас та же самая логика плохого равновесия: давайте не будем ничего трогать, иначе будет только хуже. Это свидетельствует об отсутствии стратегического мышления, что может быть описано формулами «после нас хоть потоп» и «на наш век хватит». То, что к уходу этого поколения управленцев с исторической сцены система будет доведена до истощения, – их не волнует. 

Разница с «застоем» только в том, что сейчас у нас есть более-менее работающая рыночная экономика, которая спасает всю систему, а тогда экономика была жестко плановой, административной, фактически она представляла собой систему казенных военных производств – ригидную, неэластичную, невосприимчивую к тревожным сигналам и новшествам и в силу этого полностью обреченную. Поэтому ее не спасли ни паллиативные косыгинские реформы в конце 1960-х, ни перестройка, когда не было осуществлено главного – перехода к рыночной экономике, а значит, к капитализму. Плюс свою роль сыграло падение цен на нефть при сохранении гигантских военных расходов и в целом милитаризации экономики. 

«Сейчас та же самая логика плохого равновесия: давайте не будем ничего трогать, иначе будет только хуже. «После нас хоть потоп», «на наш век хватит». То, что система будет доведена до истощения, их не волнует»«Сейчас та же самая логика плохого равновесия: давайте не будем ничего трогать, иначе будет только хуже. «После нас хоть потоп», «на наш век хватит». То, что система будет доведена до истощения, их не волнует»sovsekretno.ru

- Советский Союз – это еще и эксперимент на выживание в «осажденной крепости», почти автаркии. Насколько удачным представляется вам этот опыт? Ведь, как ни крути, «крепость» выстояла на протяжении нескольких десятков лет, причем и во время самой страшной войны. Вопрос не праздный: сегодня мы отчасти пытаемся использовать этот опыт – в идеологии, в практическом импортозамещении. 

- Целиком неудачным этот опыт, действительно, нельзя назвать. Но, во-первых, давайте не будем забывать о технологической помощи Запада, конкретно США, во время индустриализации, о ленд-лизе во время войны, о заимствовании и даже воровстве технологий. Во-вторых, население оставалось, можно сказать, нищим. То есть экономика «осажденной крепости» может дать эффект в виде роста ВВП, но это не тот рост, который дает благосостояние людям, это рост, который поддерживает оборонно-промышленный комплекс и государство.

«Сам факт Победы стал оправданием любых действий власти» 

- Такое государство и не озабочено благосостоянием людей. Его главный интерес – в воспроизводстве самого себя, а люди – лишь материал, ресурс. Самый яркий пример – Большой террор, который и теперь объясняют целесообразностью: в короткий отрезок времени провести индустриализацию и подготовку к мировой войне. Как вы считаете, Андрей Владимирович, у сталинского террора была историческая альтернатива?

- Большой террор нельзя оценивать в позитивных терминах. Экономический эффект Большого террора, продукта и тоталитаризма в целом, и отчасти – личной паранойи Сталина, не покрывал его издержек. Альтернативы, конечно, были, например, в рыночной экономике, которая начинала складываться при НЭПе, но политика этого типа оказалась лишь временным явлением, неорганичным для режима советского типа. 

Если говорить о Большом терроре как способе подготовки к войне, то война была выиграна благодаря не Сталину, а уникальному патриотическому порыву. В знаменитом тосте за русский народ в мае 1945-го Сталин сам признавал, что Победа – не его заслуга. 

«Гений Сталина» – это мифология, питающая, в том числе, легитимность нынешнего режима. Сегодня водораздел, к сожалению, снова проходит между сталинистами и антисталинистами. Неосталинисты – те, кто не знает историю и не хочет ее знать, либо те, кто находится во власти исторической мифологии. Они никогда не признаются, что одобряют репрессии, желают их. Согласно социологическим опросам, доля тех, кто восхищается Сталиным и считает репрессии политической необходимостью, увеличивается, но этого не скажешь о доле тех, кто хотел бы жить при Сталине. Миф о Сталине – это лишь персонализация запроса на дисциплину, порядок, социальную справедливость, «нравственность». 

«Доля тех, кто восхищается Сталиным, увеличивается, но этого не скажешь о доле тех, кто хотел бы жить при Сталине. Миф о Сталине – лишь персонализация запроса на дисциплину, порядок, социальную справедливость, “нравственность”»«Доля тех, кто восхищается Сталиным, увеличивается, но этого не скажешь о доле тех, кто хотел бы жить при Сталине. Миф о Сталине – лишь персонализация запроса на дисциплину, порядок, социальную справедливость, “нравственность”»РИА Новости/Владимир Вяткин

- Если рассматривать СССР как историческое продолжение Российской империи, то финал Второй мировой войны – это апофеоз империи, ее экспансии. Но не эта ли кульминация, не этот ли исторический «момент истины», не эти ли годы наивысшего напряжения национальных сил предопределили последовавшее угасание Советского Союза? 

- Победа есть Победа, тут обсуждать нечего. Но возможен разговор о цене Победы – о причинах поражений первых месяцев 1941 года, о неготовности к войне, об уничтожении лучших военных кадров, что сказалось на тех самых поражениях начального этапа войны, о «пушечном мясе», которым разбрасывались военачальники. И этот разговор всегда идет у нас вторым слоем, потому что для постсталинских, послевоенных поколений сам факт Победы стал оправданием любых действий власти, вплоть до сегодняшнего дня: мы наследники великой Победы, поэтому, что бы ни делали – давим ли мы оппозицию, ловим ли «иностранных агентов», воюем ли на чужой территории, – мы правы и, значит, имеем право. 

Такие представления начали складываться еще с празднования 20-летия Победы, с 1965 года (в том году, первом после смещения Хрущева и избрания Брежнева Первым секретарем ЦК КПСС, День Победы впервые с 1948 года снова стал выходным днем – прим. ред.), в этой же логике строился идеологический каркас брежневского режима: мы победители и, значит, лучшие, ничего менять не надо. Разница в том, что Брежнев и все его поколение воевали, а нынешний режим к Победе не имеет никакого отношения. Поэтому пристраивается к Победе, присваивает ее себе с помощью фильмов, сериалов, запретительных законов и так далее. Более того, уже не скрывает, что готов мифологизировать историю (сюжет с 28 панфиловцами) и делает это только для того, чтобы сплотить население.

В мемуарах Александра Бовина рассказывается о встрече Брежнева с Константином Симоновым: их познакомили перед открытием «Родины-матери» в Волгограде. Они долго разговаривали как бывшие фронтовики, и Симонов пожаловался, что не публикуют его фронтовые дневники. Брежнев сказал: «Я и не такое видал и знаю, но не надо сейчас писать об этом. Придет время – опубликуют. А сейчас главная правда – что мы победили». И тем не менее дневники Симонова были опубликованы еще при советской власти, а мы сегодняшние вернулись к брежневскому: главное – что мы победили, остальные вопросы не имеют никакого значения. 

«Для постсталинских, послевоенных поколений сам факт Победы стал оправданием любых действий власти, вплоть до сегодняшнего дня: мы наследники великой Победы, поэтому, что бы ни делали, имеем право»«Для постсталинских, послевоенных поколений сам факт Победы стал оправданием любых действий власти, вплоть до сегодняшнего дня: мы наследники великой Победы, поэтому, что бы ни делали, имеем право»fishki.net

«Страна снова живет внутри антиутопии»

- Плодами распада СССР воспользовались прежде всего представители прежней, советской номенклатуры: партийные, комсомольцы, спецслужбисты, «красные директора». И в России, и в других постсоветских республиках. Насколько далеко мы продвинулись от советской системы в этом смысле на сегодняшний день?

- Все-таки это не совсем так. Скажу парадоксальную вещь: плодами в положительном смысле воспользовались (или могли воспользоваться) почти все. Цель случайностей и закономерностей привела к тому, что победителями оказались «православные чекисты». Мы, конечно, не вернулись в советское время, но «эффект колеи» действует – страна снова живет внутри антиутопии, а отсутствие определенности и четких правил отличает нынешний гибридный авторитаризм от поздней Советской власти даже в худшую сторону.

- Мы еще изживаем из себя Советский Союз. По каким приметам мы поймем, что изжили окончательно? Сколько времени может занять этот путь? 

- Этот путь не будет коротким. Уверен: СССР еще продолжает разваливаться – Крым и Восточная Украина, Приднестровье и Южная Осетия – это все один и тот же процесс. 1991-й был не концом, а началом распада империи. Превращение России в нормальное скромное западное государство станет первым сигналом о завершении транзита. Не уверен, что это в принципе возможно.

- В любом явлении есть и плохое, и хорошее. Какие достижения СССР, советского общества нам, по вашему мнению, нужно использовать – сейчас и в будущем?

- Не столько достижение, сколько уникальное явление – это советская интеллигенция, причем и ее верноподданная, и диссидентская составляющие. Это интереснейший феномен. Советская литература. Советское кино. Советская музыка. Советские 1960-е, да, как ни странно, и 1970-е тоже. Ностальгия ведь растет не на пустом месте... От себя добавлю – советское детство. Трава была зеленее... Сам видел. Я об этом написал целую книгу, она вышла в 2010 году, называется «Семидесятые и ранее. Попытка словаря».

«Отсутствие определенности и четких правил отличает нынешний гибридный авторитаризм от поздней Советской власти даже в худшую сторону»«Отсутствие определенности и четких правил отличает нынешний гибридный авторитаризм от поздней Советской власти даже в худшую сторону»РИА Новости/Максим Блинов

- Современная Россия претендует быть одним из лидеров мира. Очевидно, что для этого нужно быть привлекательным в глазах мирового сообщества. Советский опыт помогает или мешает нам в этом?

- Все-таки мешает. В СССР все было очень плохо с «мягкой силой», несмотря на все зоны влияния. Как писал поэт Дмитрий Александрович Пригов: «Шостакович наш Максим убежал в страну Германию. Ну, скажите, что за мания – убегать не к нам, а к ним».

- Советский Союз – это очередной опыт, как насильно сделать людей счастливыми. Андрей Владимирович, это в принципе возможно? В какой-то из стран насилие приводило к долгосрочному и уверенному социально-экономическому и политическому прогрессу?

- Нигде. Только к временному экономическому росту, никому не нужному, по сути. Потому что это был рост для государства, а не для людей. Люди сами находят способы стать счастливыми, если им дать свободу. Как говорила Тэтчер, если людям дать возможность выбора, они выберут свободу. Значит, пока у нас в стране такой возможности нет.

Источник: https://www.znak.com/2016-12-08/chlen_kudrinskogo_komiteta_grazhdanskih_iniciativ_obyasnil_pochemu_rossiya_putina_huzhe_sssr

7
547
12