Русские в Южной Корее: бремя белого инженера
На модерации
Отложенный
Корейцы пьют и курят, ездят на красный свет и редко улыбаются. Ставят коллектив выше личности. Не могут победить коррупцию и приветствуют активное вмешательство государства в экономику. При этом Южная Корея входит в число самых развитых стран мира. Что мешает нам повторить корейское экономическое чудо или создать свое, «РР» выяснял с помощью русских инженеров, работающих на стратегических корейских предприятиях
И главный вопрос, который предстоит решить за время этой остановки, которая редко длится больше пяти лет: куда потом? Вариантов два: на Запад (в основном в Австралию или Канаду) или домой. Тех, кто выбирает первый вариант, больше. Но возвращаются тоже немало. В любом случае для всех, с кем я разговаривала, это вопрос далеко не решенный и явно болезненный.
Те, кто пишет программы возвращения соотечественников, кажется, сами не понимают, какой мощный ресурс у них в распоряжении — тот простой факт, что большинство людей предпочитают говорить на родном языке и жить среди понятного им окружения. И как же сильно надо было их напугать или разочаровать, чтобы они
выбрали Марс и даже не слишком жалели об этом…
После бани самсунговцы не отпустили меня назад в Сеул, а оставили ночевать в Сувоне. Дома у томичей Сережи и Лены, сидя за низким корейским столиком, мы еще полночи пьем настойку из расписанной под гжель бутылки и запиваем чаем с медом, привезенным летом из Сибири. Потом меня забирают к себе Грант и Маша.
— Для детей тут очень хорошо все устроено, — рассказывает Маша, бывшая фотомодель, высокая, стройная и красивая, укачивая 11−месячного сына Леву. — Садик, школы, поликлиники… На улице можно играть спокойно…
— Не скучаете по дому?
Маша отвечает так же спокойно:
— Конечно скучаю. Воли тут нет.
Облик Маши дорисовывают пейзажи ее родных мест: простор, тайга, суровые безлюдные пространства — все то, чего нет и невозможно себе представить в густонаселенной, очень чистой, очень безопасной и очень послушной Корее.
— Это очень хорошая страна, очень… — говорит Грант. И до пяти утра показывает мне на огромном, в полстены, мониторе фотографии Армении.Зачем еще нам Корея
В общем, главный вопрос, который вызывает знакомство с русскими инженерами в Корее, — как же сделать так, чтобы им не нужно было уезжать из своей страны? В то же время Корея не самое плохое место, чтобы настойчиво искать ответ на этот вопрос.
«Отсюда удобно путешествовать по всей Азии, — говорит американец Джошуа. — Китай, Япония, Россия». Американский взгляд из прекрасного далека не так уж искажает действительность: этот Марс похож на нас больше, чем можно предположить.
Рецепт корейского экономического чуда, если описать его простой формулой, окажется до боли знакомым: политическая диктатура во имя экономического роста. В начале 60−х годов прошлого века Корея была беднее, чем Папуа — Новая Гвинея. Весь нынешний неон и хай-тек возникли за какие-то тридцать лет практически из ничего, из трущоб. Генерал Пак Чон Хи, пришедший к власти в результате военного переворота в 1961 году, сделал ставку на единственный имевшийся в наличии ресурс — дешевую и трудолюбивую рабочую силу. Страна стала фабрикой — сначала одежды, как сейчас Китай, потом — кораблей, электроники, автомобилей. Государство активно вмешивалось в экономику: были отобраны, точнее, назначены самые перспективные предприятия — будущие чеболи, получившие преференции и инвестиции.
При этом бывшие крестьяне еще много лет продолжали трудиться на этих заводах за несколько чашек риса в день — во имя светлого будущего. Политические оппоненты в лучшем случае попадали в тюрьму, в худшем — гибли в автокатастрофах. И никакой свободы слова: газеты и телевидение контролировались правительством.
Светлое будущее, впрочем, действительно наступило — и унесло в прошлое породившую его диктатуру. Созданный экономическим ростом корейский средний класс в полном соответствии с учебниками политологии осознал необходимость демократических реформ и в конце 80−х сверг военных, передав власть гражданскому правительству.
Почему в Корее эта формула — диктатура во имя экономического роста — сработала?
Экономисты и социологи, отвечая на этот вопрос, оперируют в основном двумя понятиями: «конфуцианские ценности» и «цивилизация риса». Последнее не имеет отношения к диете — речь идет о практике коллективной обработки земли: из-за сложной системы орошения рис невозможно вырастить на хуторе, силами одной семьи, для успешного земледелия, то есть для выживания, необходима слаженная работа сотен людей. Неудивительно, говорят экономисты и социологи, что, когда пришла пора переселиться из деревни в город, корейские промышленники с легкостью добились такого же гармоничного взаимодействия работников на своих заводах.
Одновременно коллективизм, привычка ставить благополучие группы выше благополучия индивида, — это и одна из главных конфуцианских добродетелей, которые вдалбливаются в головы корейцев (равно как и большинства других жителей Юго-Восточной Азии) с детства. В том числе и поэтому корейцы верили генералу Паку, когда тот просил их потерпеть и потрудиться ради будущего общего блага, процветания страны.
Оба эти объяснения — про цивилизацию риса и конфуцианские ценности — звучат одновременно как приговор и как оправдание неудач. Выходит, если, значит, кому-то не повезло веками растить пшеницу, а не рис, и вместо Конфуция почитать то Христа, то Маркса, так и не видать ему теперь никогда экономического чуда? Но такая ли уж это специфически конфуцианская ценность — коллективизм? Не синоним ли это нашей соборности? И вообще разве может один народ быть создан для процветания, а другой нет, и неужели ничего с этим не поделать?
Владелец адвокатского бюро «Кюн Джик Квак» в Сеуле — один из все еще немногих корейцев, говорящих по-английски — учился в Гарварде. Узнав, что я журналист из России, он обрадовался:
— Вы можете задать мне вопросы про Корею, но приготовьтесь, что у меня может быть еще больше вопросов про Россию.
Россия его интересует — естественно! — потому что когда-то он прочитал Толстого и Достоевского. Недавно он был на какой-то экономической конференции в Европе, где Россию представлял Газпром. Кюн Джик не мог понять, почему на конференции, где речь шла о потенциале России, говорили только про нефть и газ. Впрочем, он вообще романтик. Когда я спрашиваю, зачем он хочет приехать в Москву, он улыбается фирменной хитрой корейской улыбкой:
— Чтобы посмотреть на московские небоскребы. И вдохнуть московский воздух.
Я спрашиваю его, почему идеи генерала Пака сработали в Корее, а очень похожие идеи в России пока не сработали.
— Я много путешествовал по миру и разговаривал с очень разными людьми, — начинает издалека мистер Квак. — Попадаются не очень хорошие люди, но в основном, в большинстве, все люди хотят жить в мире и достатке и быть счастливы. Спрашивается, почему одни народы живут лучше, а другие хуже?
Тут он замолкает так надолго, что мне приходится уточнить:
— Так вы нашли ответ?
— Если бы я нашел ответ, я был бы нобелевским лауреатом, — снова демонстрирует улыбку Будды мой собеседник. — Но я придумал один термин. Он относится не к людям, а к странам — directionless. Понимаете, что это значит? Страна, которая не знает, куда движется и чего хочет достичь. Может быть, в этом ответ?
— Но почему одни хорошие люди в состоянии понять, куда надо двигаться, а другие нет?
— А это задача правителей. Конфуций говорил, что у благородного правителя и подданные будут вести себя благородно.
Вероятно, осталось понять, почему одни хорошие люди выбирают себе благородных правителей, а другие — не очень благородных. Но за это уже адвокат, увы, не отвечает.Зачем корове телевизор
Андрей, выпускник МИФИ и руководитель отдела научно-технических разработок в не самой большой корейской фирме — производителе полупроводников, тоже просил не называть его фамилию. Но не из-за боязни прогневить корейских боссов, а скорее из-за привычки к секретности: он раньше работал в Курчатовском институте и имел допуск к «чувствительным» технологиям. Военных тайн он мне не выдал, но прошлое нет-нет да и давало о себе знать. Рассказывая про завод «Самсунга» по производству тех же полупроводников, где он работал до того, Андрей обращается к самому сильному впечатлению своей жизни:
— Это поражает, как… Ну не знаю, как инопланетная цивилизация. Там так все устроено — просто, эффективно, умно, даже остроумно. Прямо как атомная бомба.
Сотрудником Курчатовского института он стал в самое неподходящее для научной работы время — в середине 90−х. Установку, на которой писал кандидатскую, пришлось сделать за свои деньги, заработанные с помощью второго — экономического — образования. Но денег все равно всегда не хватало. Установка ломалась…
— Первый раз я уехал в 2002−м, хотя решение созрело еще раньше. Просто понял, что больше не могу один бороться со всем миром.
В первый год в Корее было очень тяжело:
— Все-таки это достаточно враждебная среда. Точнее, внешне дружелюбная, но внутри совсем не торопящаяся тебя принять. Иностранцы здесь — люди второго сорта. Хотя постепенно мне удалось как-то завоевать уважение. Как ни странно, оказалось, что самый лучший способ для этого — быть собой. Если, конечно, есть чем быть.
Когда потом он устраивался на «Самсунг», то на собеседовании выяснилось, что корейцам нужен специалист не совсем в той области, которой всегда занимался Андрей. Он им честно об этом сказал. Но его все равно взяли — со словами: «Приезжай, посмотри, вдруг понравимся друг другу». Из «Самсунга» он уволился всего несколько месяцев назад. Ездил домой, в Москву — достраивать дачу и искать работу. Хотел вернуться: в России жена и дочка, а в Корее — десятикилометровые пробежки два раза в неделю. «Не ради здорового образа жизни, а просто чтоб с ума не сойти». Разговаривал с каким-то не последним человеком в Роснано.
— Но он, кажется, вообще не понял половины слов из тех, что я произнес. Понимаете, если вы придете в «Самсунг», вам будут рассказывать про стратегию на 10 лет вперед, на 20, на 50. И это будет рыночная стратегия. Этот их завод, который меня потряс, работает, потому что его продукция продается, причем на очень конкурентном рынке. Когда в прошлом году там однажды сгорел какой-то трансформатор и пришлось остановить производство, цены на компьютерную память в мире стали расти на несколько процентов в день. А у нас собираются строить Сколково, но кто, что и зачем будет там производить? Уже был опыт в Зеленограде: купили в Германии линию по производству процессоров, открыли ее с большой помпой. Ну и где те процессоры? Технология — это отношения. Мало купить станки, нужно договориться, кто и как будет их использовать. Нужны люди. У нас нет этой культуры. Мы можем придумать гениальную идею, но не можем создать технологию. А современное производство без этого невозможно. Нет производства — не нужны инженеры.
На даче у Андрея в Тверской области живут выдры. Ну, не на самой даче, а рядом. Он рассказывает о них с такой же нежностью, как об атомной бомбе, а то и с большей. У него в России семья, а он два раза в неделю бегает по аккуратным корейским паркам, чтобы не сойти с ума и еще на энное количество процентов повысить производительность корейского завода, выпускающего память для компьютеров. И если Андрей пока еще в здравом уме, то мир — точно нет. А Андрей — заложник этого безумия.
— Знаете, когда я понял, что не найду работу в России? Когда прочитал про то, как в каких-то подмосковных коровниках установили плазменные телевизоры, чтобы коровы лучше доились. Об этом рассказывали чуть ли не по всем телеканалам. Ну, то есть я утрирую, конечно, но почему-то в тот день мне стало очень грустно.
Я думаю, что понимаю, почему он расстроился. Он не слышал нашего разговора с адвокатом Кваком, но все дело, видимо, в том самом directionless. Телевизоры в коровниках — это, возможно, и гениальная находка, но бессмысленная технология. Это картина, которую вешают на стенку, чтобы закрыть дырку. Идея, которая никуда не ведет.
Когда я стала искать сообщение про коровники в интернете, чтобы убедиться, что Андрей ничего не напутал, то заодно узнала, какие именно плазменные телевизоры установили коровам на ферме «Кочергино» в Дмитровском районе Подмосковья. Это были телевизоры «Самсунг».
Комментарии
- странам — directionless. Страна (Россия), которая не знает, куда движется и чего хочет достичь.
- задача правителей. Конфуций говорил, что у благородного правителя и подданные будут вести себя благородно.
У нас:
- Неблагородный правители (мягко сказано) породили неблагородную популяцию (олигархов, предпринимателей-спекулянтов и к сожалению породили нравственное разложение народа).
- народ породил таких правителей.