Терроризм: что может лубянка?

Вслед за взрывом в московском метро один за другим прогремели взрывы с участием террористов-смертников в Кизляре (31 марта) и в ингушском городке Карабулаке (5 апреля). Это говорит о том, что такая форма террора вновь становится обычной для России. Можно ли этому помешать? Террор, использующий в качестве своего инструмента смертников, невозможно остановить одним усилением общих мер безопасности. Решающий вклад в успех спецопераций, в результате которых раньше удавалось предотвращать такого типа теракты, вносила агентурная и разведывательная работа на начальных стадиях подготовки преступления. В какой мере может быть эффективна работа \"в тылу врага\", насколько наши спецслужбы способны перекрывать каналы финансирования, поставок оружия, вербовки и подготовки террористов? Какова специфика Северного Кавказа? И как можно сегодня оценить уровень террористической опасности в России?

В Назрани тепло, солнечно и ни одного человека в форме на улицах. От этого город кажется более мирным, чем Москва. На вопрос, что происходит в Ингушетии после взрывов, все собеседники спрашивают: «После каких?» Неожиданный эффект при перемещении из Москвы, где новость о терактах надолго заслонила все остальные, в место, где несколько последних лет взрывают чуть ли не каждый день.

На стоянке у назрановского рынка, откуда отходит автобус в Москву, такое же спокойствие. В багажное отделение пассажиры загружают поклажу, включая коробку с мантоваркой и огромный ковер. На таком же автобусе, только не из Назрани, а из дагестанского Кизляра, в Москву приехали женщины, взорвавшие себя в метро. Нашего водителя, молодого парня Магомеда, пару часов назад опрашивали сотрудники ФСБ — показывали посмертные фотографии террористок, задавали разные «неприятные вопросы».

— Это какие? — спрашиваю.

— То-се… — отвечает Магомед. — Веду ли журнал учета…

В «журнал учета» водитель автобуса должен записывать паспортные данные пассажиров. Но не записывает. Впрочем, большинство пассажиров он и так знает: респуб­лика-то крошечная. Единственный журнал учета, который ведут водители, — это большая тетрадка в клетку, куда записывают телефоны и имена людей в Москве, которым предназначаются посылки и передачи: большая часть вещей в багажном отделении автобуса принадлежит тем, кто сам никуда не едет.

Пассажиров всего десять. Все, кроме одного пожилого мужчины, который едет к сыну в Иваново, — женщины. Три девушки студентки, учатся в Москве, еще одна едет к мужу, который там работает. Зарема с дочкой в столице живут давно, еще с 1992 года. В Назрань ездили на поминки брата Заремы — 40 дней: в феврале он стал случайной жертвой очередного взрыва, у него остались жена и двое детей. В общем, образцовый автобус для проверки уровня усиленных мер безопасности.

Спрашиваю одного из водителей, Исраила, сколько раз за дорогу нас проверят.

— Обычно раз семь-восемь, — говорит он. — Но сейчас на каждом посту будут останавливать…

Я ожидала того же. Через сутки стало понятно, что мы оба одинаково плохо знаем свою страну. За эти сутки с водителей один раз стребовали 100 рублей штрафа за наезд на разделительную полосу; на нескольких постах собрали паспорта для регистрации, но так и не сверили их с обладателями; где-то в Краснодарском крае зашедший в автобус человек с фонариком пересчитал нас по головам; и только на посту возле города Ельца Липецкой области интерес к пассажирам автобуса наконец проявили двое людей в штатском — мужчина и женщина, сопровождавшие сотрудника ДПС:

— Кто-нибудь везет оружие?

— Здесь одни женщины, — ответил Исраил.

— А нас женщины и взрывают… — ответила девушка. И ушла.

«Особый режим безопасности на транспорте» если и вводился, на деле оказался не таким уж и усиленным. За тысячу километров ни одна собака ни разу наши мантоварку, ковер и прочие коробки на обнюхала. Впрочем, может это и не так страшно? Ведь проверки на дорогах — пусть и важный, но далеко не единственный способ борьбы с терроризмом. А у нас их после каждого крупного теракта объявляют чуть ли не панацеей от всех трагедий. Хотя эти громко рекламируемые меры редко дают результат, что признают даже в милиции.

— В печенках уже эти вихри-антитерроры, — объяснял как-то корреспонденту «РР» сотрудник регионального ОМОНа после очередного дежурства на московской трассе.— Шмонаем порядочных людей, которые мешок картошки домой с дачи везут, а тот, кому надо, проедет и не заметит нас, вот те зуб.

Те, от кого предотвращение терактов зависит в гораздо большей степени, работают не на трассах, тихо и незаметно. По крайней мере должны.

— Одно могу сказать точно: ключевой момент — это эффективность разведки. Никто не сможет гарантировать, что атаки не повторятся, но радикально уменьшить их число реально, — поделился с корреспондентом «РР» своим мнением о борьбе с террористами-смертниками бывший начальник отдела по борьбе с международным терроризмом израильской военной разведки АМАН Йорам Швейцер.

Он знал, о чем говорил: израильские спецслужбы нашли способ, как свести атаки террористов на нет (подробнее см. интервью на стр. 27). Но способны ли на это российские спецслужбы — вот сейчас главный вопрос.Кроссовки смертника

После любого крупного теракта значительная часть общества склонна отвечать на этот вопрос отрицательно. Чем оскорбляет чекистов, которые о себе лучшего мнения. Они не любят хвастаться, но любят круглые числа. Три года назад глава ФСБ Николай Патрушев сообщал, что в 2006 году его подчиненные предотвратили 300 тер­актов. Его сменщик Александр Бортников по итогам 2008 года назвал цифру 97, но при этом подчеркнул, что 50 из них «планировались в местах массового пребывания людей».

Проверить эти утверждения нет никакой возможности. Каждый сам решает, верить им или нет. Минимумом подробностей разведчики радуют нас лишь по большим праздникам — в буквальном смысле слова. Так, весной 2008 года ФСБ и МВД кратко отчитались о «предотвращении терактов в московском метро и в городах Кавказских Минеральных Вод», которые должны были состояться 9 мая. А прошлой осенью произошла, без сомнения, санкционированная утечка информации о спасении столицы от двух братьев-террористов. Первый планировал взорваться в толпе на праздновании Дня города 5 сентября, другой — через несколько дней. 29−летнего Бекхана Оспанова уничтожили в Гудермесском районе Чечни. В кармане нашли билет до Москвы, в подошвах кроссовок — 3 кг взрывчатки. Его брата Сайхана с поясом шахида задержали уже в Москве, на съемной квартире. По одной из версий, о приезде Сайхана в город спецслужбам стало известно еще за два месяца до его ареста. По другой — они узнали об этом лишь накануне: показания о террористах-смертниках выбили из боевиков, арестованных несколькими днями раньше в Шалинском районе. Из-за понятной закрытости ФСБ достоверно установить, какая из двух версий верная, не представляется возможным.

«Завербовал пастуха и рад»

Впрочем, как бы там ни было, если такие случаи и не единичны, системой их назвать трудно. Уж очень часто даже крупные теракты, о которых знают десятки людей, становятся для спецслужб неприятным сюрпризом. Взрывы двух машин, начиненных взрывчаткой у Дома правительства Чечни в декабре 2002 года (71 погибший, 270 раненых), например, готовились полгода: решение принималось еще в июне на совещании у Аслана Масхадова в присутствии нескольких десятков полевых командиров. Исполнители теракта покупали машины, потом две тонны аммиачной селитры, еще двое боевиков перегоняли их в Грозный, где прятали в арендованном гараже, были и те, кто снимал взрывы террористов-самоубийц на видео с ближайшего пригорка. И ни на одном из этих этапов до спецслужб не донесся даже легкий слушок о готовящемся взрыве. Слабая агентурная сеть — главная проблема российских спецслужб на Северном Кавказе, соглашаются эксперты.

— Агентура — это ведь не просто завербовал пастуха и рад. Агентура должна быть качественная. А для этого надо хорошо работать, — говорит президент ассоциации ветеранов спецподразделения «Альфа» Сергей Гончаров.

Есть, конечно, трудности объективные.

— Вербовка на Кавказе — особый случай, — продолжает Гончаров. — Славянам очень трудно проникнуть в среду мусульман. Чтобы было доверие, вербовать боевиков должен человек одной с ними веры. Это непросто для всех разведок мира.

В этом Сергей Гончаров прав. После 11 сентября 2001 года ЦРУ выпустило доклад, где говорилось, что на создание полноценной сети агентов, которая позволит взять под контроль исламский терроризм, разведке нужно шесть лет. И главная трудность как раз в разных менталитетах мусульман и христиан. Доклад ЦРУ оказался излишне оптимистичным: какую бы сеть в итоге ни создали, до разгрома исламистов или хотя бы подобия контроля за ними очень далеко. Менталитет мешает и нашим
чекистам на Северном Кавказе.

— Во-первых, в культуре местных народов большим грехом является стукачество, — объясняет «РР» социальный психолог Виктория Галяпина, изучающая народы Северного Кавказа. — Во-вторых, после войны в право­охранительных органах кавказских республик работали представители в основном других этнических групп. Без разницы кто — мордва, украинцы, — все равно их всех называли русскими, такой сложился стереотип. Сейчас многие посты занимают люди своей национальности, веры — чужаков становится все меньше. Но стереотип продолжает работать: ФСБ и МВД для них чужие, даже если там работают «свои».