Россияне задумались о выборе американской модели «дикого» капитализма

На модерации Отложенный Вчера в ходе саммита ЕС–ОПЕК европейцы пытались решить проблему критического роста цен на энергоносители, продолжающего взвинчивать инфляцию до рекордных темпов. Весь Евросоюз охвачен забастовками, но протест не сделает нефть дешевле. Европейцы вынуждены урезать социальные гарантии, к которым привыкли за последние десятилетия ХХ века.

Болезненный переход к свободной американской модели экономики, показавшей себя более эффективной, актуален и для России, где шведская или германская экономическая модели раньше считались образцовыми.

За последние пару месяцев забастовки охватили всю Европу, такого социального напряжения на континенте не было, наверное, с 60-х годов. Волнениями охвачена вся Франция: рыболовы бесплатно раздают свой улов, водители «скорой помощи» в знак протеста пересели на лошадей и ослов, противники пенсионной реформы собирают по 700 тыс. человек на уличных протестах, а машинисты парализовали железную дорогу. В Бельгии производители вылили тонны молока на землю, чиновники забросали яйцами и помидорами штаб-квартиру правящей партии, а трактористы и дальнобойщики остановили движение в Брюсселе.

Бунтуют все

Возмущаются все социальные слои – если в Испании это фермеры, забросавшие спецназ кабачками и баклажанами, то в Монако выступают сотрудники богатейших казино и гостиниц, вынужденные приостановить работу. Протесты бьют и по простым обывателям – греческие города совсем недавно тонули в отходах из-за забастовки мусорщиков. Греки вообще особенно отличились: во время одной из акций там прекратила работу мобильная связь, почта, банки, порты и аэропорты – забастовали более 2,5 млн. служащих. Одним словом, ни одну страну не миновала волна массовых возмущений.

Причина протестов очевидна – рост цен на топливо и продовольствие бьет по всем категориям населения, причем не только по потребителям, но и по производителям, которые не могут окупить издержки. По российским меркам инфляция 4% в годовом исчислении смехотворна, но для европейцев это вдвое выше допустимой нормы (2%). Разве только Голландия смогла удержаться в рамках 2,1%, все остальные страны превысили этот уровень, а больше всех пострадали от роста цен Латвия (17,7%), Болгария (14%) и Литва (12,3%). Вынужденные экономить, европейцы стали меньше потреблять (объем продаж товаров широкого потребления по различным оценкам сократился на 5–10%).

Экономические проблемы ЕС первое время пытались объяснить включением в состав Союза восточноевропейских стран, где уровень жизни примерно вдвое ниже, чем в Западной Европе. Но статистика показывает, что для старых стран–членов Евросоюза присоединение новых государств как минимум не ухудшило их положение. Экономический рост после расширения 2004 года даже немного увеличился в Западной Европе, равно как и в ЕС в целом. Как показывает статистика, восточноевропейские страны не стали экономическим балластом для ЕС, наоборот, активизация торговли и миграционных потоков лишь влила свежей крови в старушку-Европу. Судя по всему, проблема устойчивости европейской экономики в ее собственной структуре.

Открывая Америку заново

Европейские экономисты, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации, уже обратили внимание на то, что далеко не все развитые страны в одинаковой степени страдают от тяжести социальной нагрузки. Если посмотреть на разницу в экономическом развитии между США и Западной Европой на протяжении последних десятилетий, можно обнаружить парадоксальную вещь. Хотя американская модель «дикого» или «ковбойского» капитализма всегда считалась страшилкой для Европы, уровень жизни в США выше и растет быстрее. Речь идет причем не только о материальном благополучии (в США ВВП на душу населения по паритету покупательной способности (ППС) – 45 тыс. долларов, в ЕС – 32 тыс.). По всем основным показателям социального благополучия США за последние годы вырвались далеко вперед.

Так, например, в 70-е годы безработица в Западной Европе была примерно вдвое ниже, чем в США, колеблясь в среднем между 2 –4%. Но начиная с 1980-х годов она постоянно росла и теперь, наоборот, вдвое превышает американскую, колеблясь между 7 – 8%. В Европе бизнес куда менее охотно набирает новых сотрудников – законодательство ЕС сделало увольнение сложной и невыгодной процедурой. Кроме того, высокая планка минимальной заработной платы в Европе тоже не способствует приему на работу. В результате европейцы попросту стали работать меньше. В начале 1970-х годов средний немец или француз работал около 2 тыс. часов в год, теперь же – около 1,5. Американцы же как раньше, так и сейчас работают более 1700 часов в год.

Казалось бы, что же хорошего в том, чтобы работать так много? Европейские СМИ любят рисовать образ американской потогонной системы, где матери семейства приходится наниматься сразу на две работы и пахать с утра до ночи, опасаясь увольнений. Однако по статистике доля американцев, имеющих больше одной работы (5,3%), не выше, чем в Европе, а преобладающая часть уволенных работников в течение полугода находят новую работу. А вот короткая неделя в Европе не устраивает никого: ни работодателей, теряющих трудовые ресурсы, ни трудящихся, готовых работать больше за более высокую зарплату, ни потребителей, с трудом находящих открытый магазин в 9 вечера.

Сами американцы тоже любят кивать на европейский «уютный капитализм» как на пример грамотной социальной политики, особенно в связи с дорогой и не всегда доступной системой здравоохранения. Нельзя исключать, что если в президентской гонке победит Барак Обама, он может решиться на радикальную реформу системы медицинского страхования. Вот только последствия этого могут стать не самыми приятными как для США, так и для Европы. Сегодня преобладающая часть фармацевтических исследований и инноваций сосредоточены в Америке, где лекарства имеют рыночную стоимость. Европейцы в этом смысле – «безбилетники», закупающие готовые препараты, но куда меньше тратящие на их разработку. Поэтому больше всего им следует бояться перехода США к «европейской модели» медицинского обеспечения.

Аналогичная дилемма и в образовании. В США и Великобритании рынок заставляет студентов «учиться в долг», а преобладающая часть расходов ложится на плечи либо самих учащихся, либо на частные компании, спонсирующие студентов. Но как результат – именно британские и американские ВУЗы уверенно лидируют во всех мировых рейтингах.

Иными словами, в любой социальной и экономической сфере американский «ковбойский» капитализм ставит граждан и частные компании в условия конкуренции, что в итоге приводит к быстрому росту производительности труда. Выходит, дело не только в том, что американцы работают больше, они работают еще и эффективнее. Уже многие европейские экономисты и политики признают это, вот только отказываться от прежней модели не так просто.

Ветер перемен

Среди европейских лидеров лишь Николя Саркози открыто выступил за радикальную либерализацию экономики и уже предпринял некоторые шаги в области изменения трудового законодательства и поддержки бизнеса. Во Франции это особенно сложно. Даже вполне безобидные изменения в трудовом кодексе, упростившие процедуру увольнения, вызвали стотысячные студенческие демонстрации в Париже. Страшно себе представить, что будет твориться в Пятой Республике, если Саркози решится-таки отменить 35-часовую рабочую неделю. И все же президент настаивает на продолжении реформ. Немногие президенты столь решительны, ведь они знают результаты последних соцопросов, которые показали, что уже 72% французов недовольны работой Саркози. Что самое тяжелое – как всегда в таких случаях, все экономические проблемы Франции будут списываться теперь на просчеты президента, хотя даже левые экономисты признают: без реформ Францию ждет катастрофа.

Может быть, в других странах Европы так явно и громко курс на социальные реформы не провозглашается, но де-факто ни одна из них не избежала урезания социальной поддержки и либерализации рынка. Например, в ФРГ активные преобразования начались с приходом Ангелы Меркель и некоторые результаты уже налицо. Пересмотрев политику налогообложения и социального страхования, Германия впервые за 17 лет избавилась от дефицита бюджета. Даже в таких социально ориентированных государствах, как Швеция, решились на урезание госсубсидий, и похоже, что это только начало.

Изменение вектора европейской социальной политики поставила в парадоксальную ситуацию те развивающиеся страны, где Европа всегда считалась главным ориентиром. Особенно болезненно этот кризис ценностей бьет по России, ведь Старый континент для нас олицетворял компромисс между крайне непопулярным американским неолиберализмом и этатистской экономикой советского образца.

Игра в монополию

В России, где менее чем за полгода цены выросли на 8,3%, потребность в социальных преобразованиях еще выше, вот только в каком направлении они должны проходить? Социальное положение граждан стремительно ухудшается, но, как подсказывает европейский опыт, повышением государственных гарантий эта проблема не решается.

В каком-то смысле российская экономическая отсталость даже играет нам на пользу – рабочая сила дешевле, у предприятий огромный ресурс повышения производительности труда, а слабые профсоюзы не могут тормозить либеральные реформы, как это происходит в Западной Европе. Однако по-настоящему серьезного движения в сторону догоняющего развития Россия не демонстрирует.

Сегодня монополизированы все основные внутренние рынки страны – энергетика, транспорт, ВПК. Причем в большинстве случаев эти монополии государственные, что к проблеме низкой эффективности добавляет еще и проблему тотальной коррупции.

«В России 10 крупнейших компаний производят 60% ВВП, в то время как в западных странах их доля не превышает 10–15%. – пояснил «НИ» директор Института экономики РАН Руслан Гринберг. – Это неудивительно, ведь когда экономика ориентирована на продажу сырья, малый и средний бизнес ей просто не нужен. Если структура нашего производства не изменится в пользу готовой продукции, то наш средний класс останется в рамках 20%, в то время как в развитых странах он превышает две трети от населения».