Овсянки, сэр!

Сразу признаюсь, что поначалу я вовсе не собирался заниматься, как говорили в свое время у нас в редакции, «ловлей блох». К фильму Алексея Федорченко «Овсянки» я отнесся с должным пиететом, как и следовало отнестись к произведению искусства, которое принесло нашему кинематографу сразу несколько внушительных призов престижных фестивалей.

Другое дело, что изначально я настроился на то, что придется смотреть именно сказку. Об этом говорили первые рецензии и те немногое знакомые, которые уже успели посмотреть этот фильм.

Иначе, казалось, нельзя воспринять историю о том, как двое, мягко говоря, странноватых мужчин, упорно причисляющих себя к исчезнувшему этносу, едут через полстраны, чтобы похоронить умершую жену одного из них по опять-таки давно забытому обряду.

Чего стоят одни только «птичьи» имена героев, «неземные» стихи, странное с обыденной точки зрения поведение персонажей. Один только гаишник, понимающе козыряющий трупу, оставляет неизгладимое впечатление, прежде всего, у тех, кто не понаслышке знаком с нравами российской милиции!

Добавим к этому традиционный в нашем интеллектуальном кино мотив дороги, как символ поиска себя и своего места в этом мире,  многозначительные крупные планы героев, преднамеренные длинноты и паузы, наконец, упомянутые в названии  овсянки, бьющиеся в клетке, как неприкаянные человеческие души.

Сказочная притча, да и только!

Признаюсь и в том, что до некоторых пор я совершенно искренне считал, что все показанное на экране, вплоть до географических названий и бытовых  деталей, выдумано авторами.

Неловко говорить об этом, но, несмотря на то, что в свое время мне не раз пришлось пересечь на автомобиле Костромскую область из конца в конец, я не мог сегодня припомнить упомянутых в картине названий населенных пунктов, рек, озер и народностей. Поэтому и не обращал внимания на возникающие порой нестыковки и противоречия. Дескать, в сказках, фэнтези, и не такое бывает.

Однако я все же решил проверить фактическую сторону вопроса и заглянул в поисковик. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил, что загадочная народность мери, судя по данным ученых, действительно существовала. Более того - существуют в действительности город Нея, расположенный на одноименной реке в Костромской области и город Горбатов на реке Оке, в водах которой обрела вечный покой несчастная Татьяна.

Понимаю, что это признание в какой-то степени говорит о моем невежестве. Но это не отменяет того, что данный факт заставляет взглянуть на фильм, и, прежде всего, его образный ряд, с принципиально другой неожиданной стороны.

Многозначительность и недосказанность оборачиваются вычурностью и манерностью, если не сказать - нарочитой искусственностью. Наложение элементов реальности на вымысел разрушает этот вымысел и подрывает доверие к реальности.

В самом таком «наложении», кстати, нет ничего особенного, и, тем более, «крамольного». Обычный художественный прием. Тут все дело в соотношении реальности и вымысла. Это очень тонкая материя, и при соблюдении такого соотношения важны мельчайшие детали повествования.

Чтобы читателю было понятно, о чем идет речь, приведу один простой пример.

У писателя Кира Булычова есть известный цикл под названием «Чудеса в Гусляре», написанный в жанре иронического бытового фэнтези. Одно из произведений этого цикла, роман «Марсианское зелье», является, на мой взгляд, вообще шедевром в данном жанре.

Но речь здесь о другом. Речь о том, что писатель тщательнейшим образом  связывает фантастический сюжет крепкой «бытовой» ниткой. Чего стоит одна только фраза в том же «Зелье», в которой говорится о том, что «в небе прострекотал рейсовый Ан-2 на Вологду».

То, что «кукурузник», знакомый нам по советскому прошлому, полетел не в Казань, и не в Саратов, а именно в географически близкую (по сюжету) реальную Вологду, придает убедительность всему дальнейшему повествованию.

После этого безоговорочно веришь происходящим в Великом Гусляре невероятным чудесам. В этом случае бытовые подробности способствуют формированию «правды вымысла».

Зато в фильме Алексея Федорченко такие же подробности «правду вымысла» старательно разрушают.

Судите сами.  В самом начале фильма мы видим, как герой покупает на Костромском рынке пару уже неоднократно упоминавшихся овсянок. После чего садится на велосипед, пускается в путь и через пару часов (засветло!) оказывается в родном  городе Нея. Если бы речь шла о вымышленном городе, то вопроса не возникло бы. Но речь идет о реальном городе. Поэтому зритель вправе спросить, каким  чудесным образом герой на стареньком велосипеде преодолел за немыслимо короткое время 215 километров, отделяющих Нею от областного центра.

Однако на этом «рукотворные» чудеса не кончаются. Во дворе доме в Нее, где живет главный герой, стоят «Жигули» с номерным знаком Республики Коми. В этом, как выясняется, нет ничего удивительного, поскольку, как рассказал читателям один из первых рецензентов фильма, эпизоды, действие которых происходит в костромском городе, действительно снимали в далеком таежном поселке этой северной республики.

Чем  «не угодила» авторам фильма реальная Нея, так и остается загадкой. Но для тех зрителей, кто узнает на экране свои родные места, доверие к показанному на экране будет основательно подорвано.

Далее авторы продолжают играть со зрителями в географические ребусы, словно проверяя его на эрудицию, как «на вшивость».

Впрочем, некоторые из этих ребусов разгадать будет совсем непросто. Это окажется под силу только тем, кто досконально владеет соответствующей информацией.

Так, когда герои прибывают в город Горбатов, чтобы на берегу реки Оки совершить обряд огненного погребения, позади них по железнодорожной колее проходит грузовой состав. На головном тепловозе явственно читается рекламная надпись «Синара». После чего зрители понимают, что их в очередной раз обдурили - съемки, оказывается, проходили не в Нижегородской, а в Свердловской области. Поскольку, в основном, именно по Свердловской железной дороге бегают локомотивы, помеченные фирменным логотипом Уральского завода железнодорожного машиностроения.

К чему я все это говорю?

А вот к чему: фальшь в нестыкуемых деталях неизбежно приводит к тому, что зритель начинает с удивлением находить фальшь в самой показанной нам истории. Сказочность ее оборачивается театральной картонностью, многозначительность - отсутствием мысли и смысла, затянутость планов и повествовательная медлительность - желанием авторов потянуть время и побудить зрителей самим «домыслить» за создателей, то, что они не сумели сказать.

Готов покуситься «на святое», и заявить, что подобный прием «ложной многозначительности» и «фальшивой метафоричности» вообще свойственен многим деятелем «нового русского кино».

Вспоминаю давний уже документальный фильм «живого классика» нашего кинематографа Александра Сокурова «Советская элегия».

В одном из эпизодов этого фильма автор нарочито долго показывает первого президента России Бориса Ельцина, молча смотрящего на экран телевизора, на котором в этом момент бушуют политические страсти.

Маститый критик, смотревший фильм вместе со мной, восхитился тогда «мастерством» режиссера. По его мнению, показав молчащего в течение почти пятнадцати минут невозмутимого Ельцина, автор давал возможность каждому зрителю в будущем толковать эту сцену, как ему вздумается. Можно было сказать, что режиссер «прочел» на лице политика, как радостное предчувствие грядущих перемен, так и сокрушение по поводу многочисленных бед, ожидающих Россию.  То, и другое толкование было бы одинаково правильным, равно, как и недоказуемым. Причем для достижения этого эффекта режиссеру потребовалось только включить камеру и попросить героя в течение пары десятков минут помалкивать на фоне включенного  телевизора.

Гениальная находка? А, по-моему, обыкновенные «понты» кинематографического сноба, относящегося к зрителю свысока и предлагающего ему самому искать смысл там, где его, может быть, вовсе и нет.

Такими же «понтами» является, на мой взгляд, ложная многозначительность и метафоричность «Овсянок». Фильм сработан, похоже, по привычным лекалам модных фестивальных шаблонов. Весь набор необходимых обязательных компонентов тут налицо: исчезнувший с лица земли народ, путешествие героев к своим истокам, заблудшие души, бьющиеся в клетке бесчеловечной и бездушной цивилизации, бесконечные и бесплодные поиски смысла жизни.

Показательно то, что перечисленный набор сработал безукоризненно. Пусть фильм оказался неимоверно скучным и манерным, но зарубежный «пипл» послушно его схавал. Словно легендарный Берримор в исполнении Александра Адабашьяна сказал с экрана: «Овсянки, сэр!». После чего упомянутая овсянка была немедленно съедена.

Может, кто-то в тот момент и поморщился, полумал, что блюдо-то на  самом деле невкусное. Но виду не подал, поскольку - не положено. Потому как, во-первых, речь идет опять о загадочной русской душе. Возможно, дескать, что у русских все так и должно быть. А, во-вторых, потому, что на фестивалях в принципе принято восхищаться всем скучным и непонятным. Иначе не поймут уже вас.

Категорически возражаю против такого подхода! Кино не должно быть скучным! Кино должно увлекать, как зрелищностью, так и полетом фантазии авторов. Другое дело, что этот полет фантазии, при всей его безудержности, должен все-таки, как считают многие, укладываться в определенные рамки бытовой логики.

Эти рамки, между прочим, достаточно широки, если не сказать – необъятны. Еще Николай Гоголь, как известно, формулируя законы отражения фантастических образов в искусстве, писал, что «можно писать о яблоне с золотыми яблоками, но нельзя писать о грушах на вербе».

Как мне кажется, авторы «Овсянок» просто не доверились сполна своей фантазии. Или же эта самая фантазия их действительно подвела. На мой взгляд, рассказанная история, будучи «выпущенной на волю» и не связанной лукавым бытоописательством, действительно могла бы подняться до высот серьезного обобщения и стать глубокой притчей. Это и был бы, простите, рассказ о «яблоне с золотыми яблоками», которому можно было бы простить даже многократно упомянутую сегодня сомнительную многозначительность и ложную метафоричность.

Однако авторы, похоже, не поверили тому, что история может «заиграть» сама по себе и принялись усиленно «закреплять» сюжетную конструкцию несущественными, а, порой, и лишними деталями. Которые эту конструкцию, собственно, и обрушили.

В результате получился малосъедобный фрукт, способный удовлетворить лишь невзыскательного или неискушенного потребителя. Вроде «груш на вербе».

Или на развесистой клюкве?

Юрий Гладыш

http://e-epos.info/publ/ovsjanki_sehr/1-1-0-179