Кто террорист, а кто борец за свободу?

История терроризма уходит своими корнями вглубь веков, однако международное сообщество пока не дало четкого определение данному феномену.

Понять «сущность» терроризма действительно трудно, поскольку мешает субъективная оценка того или иного события, имеющего признаки акта террора, либо только внешне на него похожее. В мире не осталось практически ни одного государства, которое не имело бы печального опыта «знакомства» с этим явлением. Эволюционируя подобно патогенному вирусу, как в масштабах, так и в способах распространения терроризм уже представляется как нечто универсальное. В этой связи, наиболее рациональной представляется попытка решения данной проблемы всеми заинтересованными в этом странами сообща. На практике же оказывается, что оценка усилий отдельно взятого государства по «искоренению подобной заразы» зачастую всего лишь способ негативной политической риторики или инструмент определённого давления на это же государство.Так, средства массовой информации, первые лица иностранных государств неоднократно подвергали критике «неадекватную», с их точки зрения, антитеррористическую политику российского руководства на Северном Кавказе.И для этого есть чёткие, на взгляд Запада, основания. И вот в чём дело...

Российская законодательная и идеологическая практика (за некоторыми исключениями) не разделяет терроризм на составляющие. Иными словами, каковы бы ни были мотивы теракта, он считается преступным. Между тем интернациональные организации, борющиеся с терроризмом, выделяют несколько видов террористической деятельности. Соответственно, оценка последствий и отношение к террористам различаются. Так, некоммерческая организация Институт международной политики по борьбе с терроризмом или ICT (от английского - International Policy Institute for Counter-Terrorism), созданная в 1996 году при Междисциплинарном центре в Герцлии (Израиль) разработала свою классификацию, где выделила три вида терроризма. Несмотря на то, что наибольший интерес с нашей точки зрения представляет собой последняя из категорий, дадим краткое описание и двух других.Итак, к первому виду отнесён международный терроризм, отличительными чертами которого являются территориальная свобода совершения актов, разнородный этнический и религиозный состав участников, чья деятельность спонсируется одним или несколькими иностранным (по отношению к территории совершения теракта) государствами или частными лицами (организациями), нерезидентами страны деятельности группы. Объектом борьбы таких подразделений являются либо политические и религиозные взгляды, либо международные организации, соглашения и институты.Вторая категория определена, как внутренний терроризм. Сюда входят, террористические акции, совершающиеся на территории страны нахождения членов террористической группы, которая, как правило, мононациональна и одного вероисповедания, а объектом борьбы являются внутренние проблемы страны пребывания.

И наконец, третьим в данной классификации терроризма идёт, так называемая, вооруженная борьба за независимость, принимающая формы террора. К ней относится террористическая деятельность повстанцев против военных и полицейских объектов колониальной стороны. И только в случае нанесения ущерба гражданским лицам или применения силы в отношении «невиновных», такая форма борьбы может также расцениваться как терроризм.Вот и получается, что именно эта третья категория сопоставимая с утверждением «тот, кто для одних террорист, для других борец за свободу» стала удобным прикрытием для критиков в их оценках правомерности и успешности действий силовых структур РФ в Чечне. Ведь, западные СМИ называли ваххабитов, никак не головорезами с зелёными повязками на рукавах и под флагом священного джихадах, а именно гордыми исламистами-салафитами (приверженцы течения ислама, отстаивающие понимание религии в том виде, в котором её понимал пророк и его сподвижники) хоть и не признанного никем, но своего государства.Ни поэтому ли, строго говоря, до подписания 22 августа 1996 года в Хасавьюрте соглашения о прекращении огня, ознаменовавшего окончание первой чеченской кампании, все акты боевиков против России попадали у Запада в разряд «вооруженной борьбы за независимость, принимающей формы терроризма»?

Боевики же, соответственно, проходили по категории «повстанцы». И ни по этому ли многочисленные террористические атаки, совершённые в течение всей войны, да и после неё, в том числе нападения Басаева в Буденновске в 1995 году и Первомайском в 1996, или рейд Радуева в Кизляр в том же 1996 отсутствуют в международных базах данных по терактам? Соответственно, документированные участники этих преступлений не считаются террористами и не находятся в мировом списке под крупным заголовком «WANTED» («Разыскиваются»). Вопрос определения и концептуализации, как правило, чисто теоретический вопрос. Иными словами для специалистов это механизм по разработке соответствующего набора параметров для определения формулировки, раскрывающей или разъясняющей содержание того или иного явления. Тем не менее, когда речь идёт о терроризме и партизанской войне, последствия дефиниции определённых терминов, как правило, выходят за рамки теоретических дискуссий.

Терроризм любой окраски, какими бы мотивами он не обусловливался, как бы политизирован ни был, следует рассматривать как явление криминальное, подлежащее обстоятельному криминологическому анализу. В борьбе с терроризмом, проблема чёткого унифицированного подхода в определении данного явления должна стать важнейшим элементом в попытке координации международного антитеррористического сотрудничества, а не строиться по принципу «тот, кто для одних террорист, для других борец за свободу».