Варшава-Львов-Харьков. ВПЕЧАТЛЕНИЯ ОЧЕВИДЦА

Варшава-Львов-Харьков. ВПЕЧАТЛЕНИЯ ОЧЕВИДЦА Статья опубликована 24 января 1942 года в газете "Красная звезда", СССР (№19 [5083]). "Все, что я здесь пишу, мне привелось увидеть собственными глазами на пути от Варшавы через Львов, Кременчуг, Полтаву и Харьков. Прошло уже более двух лет, как немцы захватили Варшаву, но до сих пор на лице польской столицы видны страшные следы разрушений. Всюду чернеют развалины домов. Везде можно видеть пустоши — незажившие раны варварских немецких бомбардировок и артиллерийского обстрела города. Лучшие здания заняты немецкими оккупантами. Школы превращены в госпитали. В городе много немецкой солдатни, которая ведет себя вызывающе и на каждом шагу дает остро чувствовать жителям, кто является хозяином положения. На улицах расхаживает полиция. Ее форма осталась старой, кроме кокарды на головном уборе. Некоторые польские чиновники-предатели, сохранившиеся на своих должностях, — это лишь слепые исполнители воли немецких оккупантов. Всюду хозяйничают немцы. Большие магазины и мелкие лавчонки открыты, но никто туда не заходит — товаров нет. Там можно купить только уксус, дрянные сырки, яичный порошок и суррогатный чай. Зато вся остальная торговля идет из-под полы. Немцы превратили Варшаву в большую черную биржу, на которой все, от уличного мальчишки до почтенного старца, как выражаются здесь, «делают интерес». «Делают интерес» и немецкие солдаты и немецкие офицеры. Они продают все, что угодно, вплоть до пистолетов и винтовок. Немецкие солдаты толпами шляются по базарам. Один предлагает оружие, другой ботинки на резиновой подошве, третий предлагает хлеб или картофель. Незадолго до моего от'езда из Варшавы мне пришлось видеть, как в один из дворов немецкие солдаты привезли целый грузовик, наполненный похищенными из частных квартир одеялами, бельем и другими вещами. Все это в течение десяти минут они распродали. На улицах можно встретить много пьяных солдат и офицеров, нагло пристающих к проходящим польским женщинам. Часто видишь немцев, которых везут поляки — велосипедные рикши. Есть рикши легковые, есть грузовые. Все продается по баснословным ценам. На Карпеляке пара сапог стоит 800-1000 злотых. Между тем, инженер-механик получает в месяц 200 злотых. Немцы издали распоряжение, запрещающее повышать заработную плату выше того уровня, который существовал до войны. Положение населения, в особенности рабочих, просто трагическое. Рабочий зарабатывает в среднем 8 злотых в день, т.е. меньше базарной стоимости одного килограмма хлеба. По карточкам польское население получает лишь по 125 граммов суррогатного хлеба на взрослого и по 100 граммов на ребенка. И все. Неудивительно, что в Варшаве огромная смертность. Жизнь в Варшаве тяжела и беспросветна. Немцы сделали все, чтобы задушить и унизить национальное самосознание польского населения. Разумеется, они прилагают большие усилия, чтобы лишить польское население правдивой информации. Несколько газет, выходящих в Варшаве на польском и немецком языках, вызывают только отвращение. Они заполнены информацией Геббельса и коммерческими об'явлениями. Их никто не читает, эти небольшие жалкие листки. Немцы издают также порнографический журнал «Фале», но он пользуется успехом разве только среди гитлеровской солдатни, разгуливающей по Иерусалимской аллее. Однако население Варшавы, в общем, осведомлено, хотя и с некоторым опозданием, о событиях, происходящих за пределами города и генерал-губернаторства. Все знают о существовании в Лондоне правительства, возглавляемого генералом Сикорским, и считают это правительство своим. В середине ноября вся Варшава много говорила о листовках, разбросанных над городом советскими самолетами. Это была речь товарища Сталина, произнесенная в связи с XXIV годовщиной Октябрьской революции. Особенно большое впечатление произвело на варшавян то место речи, где говорится о необходимости уничтожить всех немецких оккупантов до единого. Разбросанные листовки были напечатаны на немецком языке. Но уже через несколько дней среди населения из рук в руки переходил польский перевод советской листовки. Появление советских самолетов над Варшавой было совершенно неожиданным для немцев. Варшавяне много смеялись над немцами, открывшими огонь, когда самолетов и след простыл. Варшава знает о том, что на территории Советского Союза формируется польская армия под руководством популярного генерала Андерса. Польские патриоты ведут борьбу против оккупантов, которые чувствуют себя явно непрочно в захваченной стране. Град новых преследований, обрушившихся на население, достаточное тому доказательство. Из Варшавы до Львова я добрался поездом. Пассажирские поезда заняты, главным образом, немецкими солдатами. Население, даже при наличии пропуска на руках, в вагоне ехать не имеет права. Едут на тормозной площадке, на буфере, на подножке, кто как сможет. Поезда обычно идут плохо; медленно, с большим запозданием. Польские железнодорожники сознательно работают спустя рукава, а немецкая администрация не в силах организовать работу транспорта. Часто приходилось слышать о железнодорожных катастрофах; слышать, но не читать, так как издаваемые немцами листки предпочитают это скрывать. Пожилые немцы, находящиеся в генерал-губернаторстве, вспоминают войну 1914-1918 гг., когда транспорт в общем справлялся с поставленными перед ним задачами. Гитлеру, оказывается, эта задача не по плечу. Уже один внешний вид железнодорожного состава вызывает недоумение: вместе сцепляются вагоны — немецкие, польские, французские и другие. Все, что немцы награбили в Европе, они беспорядочно сваливают в одну кучу. Пристроившись к одному из таких поездов, я приехал во Львов. Был вечер. На улицах темно, освещены только перекрестки. В 9 часов всякое движение уже прекращается.

Днем на улицах много немецких солдат и офицеров. Как и в Варшаве, магазины открыты, но торговать им нечем. Можно купить только стеклянную посуду и дамские сумки. Имеется, правда, несколько продовольственных магазинов, но на их витринах большие надписи: «Только для немцев». Население Львова голодает. Оно с ненавистью смотрит на немецких оккупантов, которые занимаются систематическим и организованным грабежом. Пользуясь оккупационными марками, немцы выкачивают из города все, что могут. Во Львове немцы приравняли одну оккупационную марку к двум злотым, а в Варшаве — к трем. Это дает фашистам возможность, переезжая из города в город, широко заниматься спекуляцией. Мне пришлось услышать от местных жителей страшные рассказы о кровавых расправах, которые немцы учинили над украинским, польским и еврейским населением Львова, когда ворвались в город. Аресты и расстрелы продолжаются до сих пор. Во Львове бесчинствовали петлюровские бандиты во главе со своими атаманами Бандерой и Мельником. Но вскоре между этими ворами и убийцами началась драка из-за дележа награбленной добычи. Немцы арестовали атаманов, которых они же выкормили и привезли во Львов в своем обозе, и взяли непосредственно в свои руки управление и организованный грабеж населения. Город Львов немцы включили в состав генерал-губернаторства. Путь от Львова на восток открывает картину огромных разрушений. Взорванные водокачки, сломанные стрелки, разрушенные здания депо, — все это до сих пор не восстановлено. Много разрушенных мостов. Немецкие поезда, идущие с востока на запад, нагружены разбитым военным имуществом немецких войск или ранеными. Я добрался до Кременчуга. Впрочем, этого города почти не существует. Уцелело лишь здание вокзала. При выходе, из него можно увидеть сгоревшие фабричные здания. Дома на улицах сожжены и разгромлены. Сохранилась только махорочная фабрика, и немецкие солдаты охотно спекулируют махоркой. На рынке ничего купить нельзя. Можно только менять. Вот небольшая группа людей: один держит иголку, другой лампочку, третий щелкает зажигалкой. Продуктов нет никаких. Невозможно достать спички. Одна женщина при мне предлагала за коробку спичек 6 штук яиц, привезенных ею из деревни. Но спичек она так и не достала. В городе нет ни одного магазина, не работает ни один ресторан. С наступлением сумерек Кременчуг погружается во тьму. Нет ни электричества, ни керосина. На улицах Кременчуга пусто. Жителей не видно. Расхаживают лишь немецкие солдаты. Оккупанты стараются онемечить город. На улицах они развесили таблички на немецком языке. На перекрестках стоят немецкие жандармы. По-русски и украински напечатаны только афиши фашистского коменданта, обращенные к населению. Одна афиша угрожает смертной казнью за партизанские действия; другая — под угрозой смертной казни требует, чтобы население сообщило местопребывание и фамилии партизан; третья — сообщает, что в таком-то месте расстреляна группа людей; четвертая — перечисляет фамилии расстрелянных за последнюю неделю. Таков немецкий режим виселиц и расстрелов! Я — в Полтаве. В этом городе немцы умертвили 18 тысяч человек. Этих людей — русских, украинцев, евреев — сначала согнали па площади, им было предложено явиться сюда с вещами. Все они были расстреляны из пулеметов. Город опустошен и разрушен. Вокзал и станционное здание представляют груду развалин. Большинство домов разбито и сожжено. В Полтаве так же, как и в Кременчуге, нет ни электрического света, ни керосина. На рынке ничего купить нельзя. Я видел, как целая толпа окружила одного человека, который принес на базар кочан капусты и 10-15 мороженых картофелин. Немецкие солдаты и тут спекулируют водкой и папиросами. Все уцелевшие магазины в городе открыты. Но все они продают сельтерскую воду. В полтавском кино демонстрируется тошнотворная немецкая хроника о мнимых победах гитлеровцев. Чем ближе к фронту, тем труднее пробираться. Повсюду патрулируют немецкие жандармы, проверяющие документы. Я подошел к Харькову со стороны Люботина. Бросается в глаза большое количество разрушений. Видны руины фабричных зданий, сгоревших домов. Электростанция и водопровод не работают. Трамваи не ходят. Несколько магазинов открыто, но в них абсолютно ничего нет. Опасаясь нападений, немцы не разрешают населению выходить на улицу после 5 часов вечера. Они организовали систематический грабеж города и вывозят все, что могут. Население голодает в буквальном смысле этого слова. Я разговаривал с человеком, который сказал, что в течение трех недель он ни разу не ел хлеба. На рынке все страшно дорого. Стакан подсолнухов стоит 15 рублей, стакан пшена 25 рублей. Повсюду на перекрестках развешаны большие афиши и приказы, содержание которых одно и то же — смертная казнь, расстрелы и повешение. Одна из таких афиш подписана генералом Удет. Наутро против подписи Удета я прочел большую надпись: «Уже убит!». Ненависть к немецким оккупантам сказывается везде и во всем. В ресторане на бумажной карточке, приставленной к горшку цветка, я прочел на украинском языке: «Смерть немцам!». Официантка мне об'яснила, что эту карточку она не убирает, так как немцы все равно не могут прочесть написанное. Однажды ночью я проснулся от сильного взрыва. Наутро я узнал, что в городе до сих пор взлетают на воздух здания, где расположились немецкие организации. Когда я вышел из Харькова, то увидел по обе стороны шоссе трупы истерзанных и расстрелянных людей, — мужчин, женщин и детей. Но убийствами и расстрелами немцы не могут заглушить ненависть народа к захватчикам. «Смерть немецким оккупантам!» — вот лозунг, который воодушевляет всех и в Варшаве, и во Львове, и в Кременчуге, и в Полтаве, и в Харькове.. " К.Чепурный