Сталин пытался лишить вернувшихся из плена СЕМЬИ!

 Сталин в 1941 году находился уже у власти 17 лет……..Он везде расставил своих людей, покорных его воле, запуганных, лояльных, послушных…..Творил,  что хотел ……Объявил всех красноармейцев, попавших в немецкий плен ПРЕДАТЕЛЯМИ и СССР не оказывал им никакой помощи ….”У нас нет военнопленных, а есть изменники Родине, предатели”…….такого бесчеловечного отношения к СВОИМ солдатам, попавшим в плен к врагу, мир ещё не видел……

 Но в СССР был РЕЖИМ,  при котором людей приучали жить не по Закону, а по понятиям правящей верхушки и народ был лишён ПРАВА избрать других – не было выборов тогда…….НЕ зря в цивилизованных странах есть ОГРАНИЧЕНИЕ СРОКА нахождения у власти ОДНОГО человека – не дать сплести паутину коррупции, семейственности, кумовства, которая губит страну и ведёт к в царство произвола и беззакония….

 А после войны тех, кто ВЫЖИЛ и освободился из плена, ждали новые напасти, издевательства, преследования на Родине …..Маразм крепчал……Извращённые представления Сталина и его холуёв, не встречая активного противодействия со стороны общества, где царили СТРАХ, привычка выполнять ЛЮБОЕ указание начальника, дошли до того, что этот кровавый РЕЖИМ решил лишить вернувшихся военнопленных их семей, нормальной работы, решил тут добить этих свидетелей дури, глупости, преступных деяний руководства СССР перед войной, в начале войны, приведших к поражениям и огромным потерям, к пленению МИЛЛИОНОВ красноармейцев …….

 Власть должна быть под контролем общества, должны быть оппозиционные партии, независимые от власти СМИ, суды, правоохранители, которые бы вовремя РАЗОБЛАЧАЛИ невежд, лентяев, коррупционеров, казнокрадов, преступников, дорвавшихся до власти и не давали бы Злу приватизировать ВЛАСТЬ……

В конце войны ВСЕ  советские люди, бывшие в плену у немцев и угнанные на работу в Германию, ДОЛЖНЫ были пройти через фильтрационные лагеря товарища Сталина – продолжали искать “шпиёнов”  и “врагов народа”……Родина встречала так тех, кто ВЫЖИЛ ……Много сюрпризов приготовил бесчеловечный, кровавый сталинский РЕЖИМ для своих подданных……

“В конце сентября вообще прекратились все допросы. Начали вызывать группами по 10-15 человек в штаб и выдавать справки о прохождении госпроверки. В моей справке было написано: “Новобранец Василий Андреевич прошёл госпроверку при 47-й учебной дивизии по первой категории”. Занятия в роте прекратились. Все мы с нетерпением ждали отправки домой. Наконец, на утренней поверке подполковник зачитал нам приказ о демобилизации из армии, и через несколько дней люди стали уезжать домой.

 Ну вот настал и мой черёд . В конце октября 1945 года на поверке объявили, что пришло подтверждение о моём воинском и  звании и что я демобилизован из армии. Я получил документы (послужной список был составлен со слов), бесплатный проезд, продуктовую карточку на месяц. Одет я был, как и большинство, в немецкое синее обмундирование…..

  И вот здесь случилось нечто неожиданное, что можно расценить как предательский удар в спину, нанесённый нам Сталиным, партийным и государственным руководством, бериевским ведомством. Забегая вперёд, расскажу об этом подробнее. В то время, когда мы проходили госпроверку, соответственно,  проводилась и политическая  обработка населения; давались указания, как относиться к бывшим военнопленным. Разъяснялось, что бывшие военнопленные достойны всяческого осуждения за сдачу в плен и не могут быть приняты в семьи. Члены партии из родных вызывались в партийные органы, где их предупреждали, что за восстановление родственных связей с военнопленными они рискуют расстаться с партийным билетом. При подобных беседах происходили трагические сцены. Расскажу об одном случае, о котором мне стало известно позднее, после “госпроверки”. Жена моего друга майора Водолазкина, коммунистка, была вызвана в городской комитет партии. И там её разъяснили, что если она примет своего мужа в семью, то лишится партийного билета. “Выбирай, - сказали ей, - или муж, или партийный билет!” – “Я буду счастлива, - сказала она, - если мой муж возвратиться домой. Он отец моих двух дочерей, и мы с радостью его примем. А партийный билет я вам тоже не отдам, он мне дорог”, - ответила она своему грозному партийному начальству и выбежала из кабинета. Товарища Водолазкина я хорошо знал. Он насмерть дрался с фашистами в бою. Тяжелораненым был захвачен в плен. В плену продолжал бороться с фашизмом, участвовал в диверсиях и в организации побегов. Он был первым из числа тридцати человек, которые вышли из строя на расстрел за отказ от работы. И вот этого человека местные руководители хотели лишить семьи, жены, детей.

 По линии государственных органов через отделы кадров были даны указания воздерживаться от приёма на работу бывших военнопленных. Разрешалось использовать их на лесозаготовках, на сельскохозяйственных работах.

 Среди беспартийных родных тоже проводилась разъяснительная работа, но без угроз.

Мою жену тоже обрабатывала “общественность дома”, усиленно ей разъясняли, что если она примет меня в семью, то ей грозит опасность выселения из Москвы. Усиленно рекомендовали ехать куда-нибудь на лесозаготовки или в совхоз. Одна из активисток, член партии, приходила уже выбирать себе мою квартиру!

 Вот такая беда обрушилась на наши головы, на наши семьи ещё задолго до нашего возвращения домой. Как же реагировал народ на подобную пропаганду, в особенности наши семьи? В массе своей отрицательно. Надуманное государственное и партийное обвинение против нас народом было отвергнуто. Но были отдельные случаи трагического характера и у нас. Люди в лагере почти со страхом вскрывали письма от родных. Что принесут эти письма:  счастье или несчастье? Мне, как командиру роты, пришлось много перечитать этих писем. У меня была хорошая дружба с людьми, и они спешили со мной поделиться своей радостью или своим несчастьем. Были письма, в которых жёны сообщали о том, что они вышли замуж и образовали новые семьи, имеют даже детей. Были и такие письма, в которых жёны просили не приезжать домой и не позорить семью, не лишать её пенсии. ……

 Мы ещё находились на госпроверке, а на местах уже был организован должный приём!......

  Когда я получил паспорт, я стал ходить наниматься на работу. В первую очередь искал работу военного характера. Пошёл в МГУ на военную кафедру. Спрашиваю: “Нет ли места для преподавателя тактики? Я окончил Академию Фрунзе и Академия Генштаба” , - и показываю диплом. “О, конечно, нам очень нужен такой преподаватель, приходите завтра”. Я с радостью лечу домой. На следующий день прихожу, спрашиваю: “Ну, как мои дела?” – “Плохо! Извините, пожалуйста! На вакантное место уже нашли преподавателя”. Меня это так поразило, будто меня ударили обухом по голове! “Как, - спрашиваю, - за одну ночь нашли преподавателя?” – “Да, у нашего декана был свой кандидат. Так, что, пожалуйста, заберите обратно ваши заявление и анкету”. Просматриваю анкету и вижу:  графа “был в плену” подчёркнута красным карандашом. Все стало ясно. Сбывается то, о чём нам говорили ещё в лагере приезжающие к нам родственники.

 На второй день иду в Киевский райвоенкомат и прошу устроить меня на работу. Беру направление на должность военрука в одну из школ. Приезжаю, показываю направление. “Хорошо, заполните анкету”, - говорят. Заполнил. Опять в графе “Был ли в плену или на оккупированной территории?” пишу: “Был в плену”. Подаю на просмотр анкету. “Были в плену? Нет, вы нам не подходите!”

 И так я ездил по Москве три месяца (ноябрь, декабрь, январь 1946 года) и нигде не мог устроиться на работу из-за графы в анкете “Был ли в плену?” Я, конечно, мог скрыть это “преступление”, но в силу своего характера, так как я не считал себя виновным за плен, считал пребывание в плену не позором, а несчастьем, я никогда этого не скрывал и очень за это страдал……

 ДО моего приезда моя семья была окружена вниманием правительства и местных властей. За меня, “погибшего”, жена получала пенсию, сама работала и получала ещё четыре продуктовые карточки. В тех условиях, когда весь народ испытывал большие послевоенные трудности, моя семья  была обеспечена хорошо. Но с моим приездом картина резко изменилась. Пенсия отпала, свою продуктовую карточку я использовал и стал в семье нахлебником. Одного заработка жены (200 руб.) на жизнь не хватало. Буханка чёрного хлеба в то время стоила на Дорогомиловском рынке 100 руб. Можете себе представить мои переживания, когда я видел голодающих жену и детей! И я ничем не мог им помочь! Попробовал я устроиться заместителем заведующего Дорогомиловского дровяного склада около Киевского вокзала. Но и там, прочтя анкету, отказали. Я уже был доведен до бешенства и крикнул заведующему: “Ты что, считаешь, что я могу устроить диверсию и сжечь дровяной склад?!” – Да нет, - отвечает он, - я ничего не имею против тебя, но есть такая установка!”  В общем мы жили тогда не  законами, а “установками”. Достаточно было позвонить кому-либо сверху по телефону и дать “установку”, и дело решалось. Без звонка сверху ничего нельзя было добиться. ……

 Пришёл я домой, лёг на диван и думаю: что делать? В голову лезут разные страшные мысли. Прихожу в такое отчаяние, что готов наложить на себя руки. Пережил фронт, фашистский концлагерь, бериевский концлагерь, а вот бериевскую “свободу” не переживу. Эта бериевская “свобода” оказалась хуже всех пережитых концлагерей. Этот выродок знал, что делал, когда организовал нам эту тюрьму без решёток. Позже мне стало известно, что многие мои товарищи по плену не пережили этой “свободы” и покончили с собой. В том числе покончил с собой мой друг ленинградец Костя Водопьянов, активный антифашист, руководитель одной из подпольных групп в лагере в Норвегии. Я очень тяжело перенёс это известие”.

   (Василий Новобранец “Я предупреждал о войне Сталина”. Записки военного разведчика. Москва, 2009 год, стр. 445, 439-440, 442, 448-449, 452)