Судья скрыл от присяжных показания Венедиктова про Кадырова и кадыровцев

Из зала суда по делу об убийстве Бориса Немцова

Facebook Vadim Prokhorov
Председательствующий в суде по делу об убийстве Бориса Немцова скрыл давшего показания про Кадырова и кадыровцев свидетеля Алексея Венедиктова от присяжных

Заседание Московского окружного военного суда в четверг, 25 мая 2017 г., началось с допроса в качестве свидетеля главного редактора «Эха Москвы» Венедиктов, Алексей Алексеевич — сначала без присяжных. Потом в обычном порядке предполагался допрос с участием присяжных.
Однако, выслушав данного свидетеля и вопреки ходатайству адвокатов Жанна Немцова (Zhanna Nemtsova) Вадима Прохорова и Ольга Михайлова, председательствующий судья Юрий Житников принял решение не проводить его допрос в присутствии присяжных. Хотя Алексей Венедиктов был одним из последних собеседников Бориса Немцова вечером 27 февраля 2015 г. — перед убийством.

Почему суд отказался допускать свидетеля до присяжных – судите сами из прилагаемой распечатки большей части допроса Алексея Венедиктова.

Судья: Где работаете? Кем?
Венедиктов: Главный редактор радиостанции «Эхо Москвы».

— Скажите, пожалуйста, Вам кто-нибудь из подсудимых известен?
— Нет.

— А фамилии Губашев Анзор, Губашев Шадид Вам о чем-то говорят? Это отсутствующие в «аквариуме» подсудимые, ранее удаленные судьей.
— Нет, только из прессы.

— А погибшего Немцова, членов его семьи знали?
— Да.

— Какие с ними взаимоотношения?
— В основном – профессиональные: он – политик, а я – журналист и главный редактор политической радиостанции. Но могу сказать, что они были дружеские: он приглашал меня на свои дни рождения, а я его – на свои.

— Вот с членами семьи Вы знакомы? Какие с ними взаимоотношения?
— Как с членами семьи известного мне человека.

— Неприязненные отношения есть?
— Нет.

Адвокат Прохоров: Как давно Вы знакомы с Немцовым?
Венедиктов: С 1991 года.

— В последние годы как часто Вы с ним общались?
— Ну, я думаю, минимально два раза в месяц, а бывало – и чаще.

— Когда Вы видели его последний раз?
— Последний раз я видел его в день его убийства 27 февраля 2015 года, за 4 часа до его убийства.

— В период вашего общения (я имею в виду последние годы, месяцы) высказывал ли он какие-либо опасения за свою жизнь и безопасность? И если да – то какие?
— Да, действительно у нас было два больших разговора в последний год его жизни. Один разговор был 3-го, а затем продолжился 4-го мая 2014 года: мы с ним случайно пересеклись в Израиле, где он был с семьей, а я был в командировке. Мы договорились с ним поужинать.
Ситуация была неформальная: мы пошли к нашим общим знакомым – Владимиру Гусинскому, где собралась небольшая компания: Владимир Гусинский, его жена, Борис, его жена Ирина, дочка Соня, еще несколько человек. И вот за этим ужином Борис стал говорить о том, что он не хочет возвращаться в Россию, потому что он думает, что его либо убьют, либо арестуют.

Это был довольно длинный разговор. На самом деле, в этой связи возник вопрос об охране Бориса – и Владимир Гусинский, который с 90-х годов находился под охраной, говорил, что, мол, необходима тебе охрана. Охрана не для того, чтобы защитить жизнь – потому что охрана от наемных убийц защитить не может – а чтобы затруднить убийство.
Мы отнеслись к этому очень серьезно и обсуждали это часа полтора, Борис сомневался. По-моему, Владимир даже предложил ему помочь с охраной. Я тоже на этом настаивал, потому что я 4 года тоже под охраной — в связи с угрозами, которые мне поступали из Чечни.

И тогда он сказал: я подумаю, я подумаю – и через две недели он вернулся в Россию. Но так, в общем, охраной и не обзавелся.

Это был первый разговор большой, потом в течение осени 2014 года он неоднократно между мной и Борисом Ефимовичем всплывал – но как-то периферийно. Я спрашивал: ну ты решился? – Нет, не решился. – Опасно. – Да, опасно…

В последний день 27 февраля в день его убийства он приехал за час до эфира на «Эхо Москвы» и зашел ко мне в кабинет. Ко мне гости обычно всегда заходят в кабинет, если они приезжают раньше – и мы где-то минут 40 с ним разговаривали.
И он стал говорить о том, что в последние 2 месяца усилилось количество угроз, в связи с его позицией по карикатурам на пророка Мухаммеда в «Charlie Hebdo». Я ему говорю: ну ты возьми охрану наконец – тебе же говорил Володя!

А он говорит: ты знаешь, я подумываю, но ты же понимаешь – это не защитит. Я говорю: не защитит – так затруднит (я же понимаю, что меня тоже охрана не защищает). И я ему предложил после эфира взять мою охрану, которая со мной собиралась ехать домой.

Он сказал: нет, я буду с девушкой. Зачем мне твоя охрана? Это все ерунда.
И на этом мы закончили: он ушел в эфир, я уехал домой.

— А конкретный источник опасности он какой-то называл? От кого он опасался угроз?
— В мае месяце он не называл – это был общий разговор. Мы, честно говоря, все представляли – но это наши догадки, а не факты.
27 февраля он сказал: «Кадыров и кадыровцы».

Я отмечу, что он не говорил: чеченцы. Я, как информационник, обратил на это внимание. Он говорил: кадыровцы.
Он очень еще переживал по этому поводу, потому что он вспомнил, что в 1996 году он собрал миллион подписей против войны в Чечне, предъявил их Ельцину – и вы помните: война была остановлена:
«Ну как же так! Я их спас практически… Как же так! А они мне угрожают. Кадырова практически спас, его отца практически спас…»
— говорил мне Борис Немцов. Это правда, это было 27 февраля 2015 года у меня в кабинете за 4 часа до убийства.

— В период между маем 2014 и 27 февраля 2015 года были какие-то разговоры о его расследованиях об участии кадыровской гвардии в событиях в Украине, что-то еще подобное – была какая-то от него информация?

— Мы обсуждали в январе 2015 года. Дело в том, что 09 января 2015 г. Борис Немцов опубликовал в своем Facebook и на сайте «Эха Москвы» блог (статью), которая называлась «Исламская инквизиция».
Речь шла об убийстве безоружных журналистов «Charlie Hebdo». И после этого он бывал на «Эхе Москвы» и тоже публиковал блоги. Он говорил, что после этого усилилось на него давление. А как мы знаем, 17 января 2015 года глава Чечни Рамзан Кадыров опубликовал в Instagram статью, где сказал, что «все те, кто поддерживает «Charlie Hebdo» — мои личные враги».

Это есть и в Instagram Кадырова, это есть и на сайте «Эха Москвы» – мы опубликовали как Немцова, так и Кадырова. И вот мы как раз об этом 27 февраля говорили – именно об этом говорили. Борис, когда говорил о том, что усилились угрозы – ему они поступали – он со мной ими не делился. Мы только обратили внимание, что после его убийства 28 февраля на сайте появилось заявление тогдашнего представителя СК Маркина (это мы тоже давали в эфире) – о том, что есть сведения о том, что ему поступали угрозы в связи с «Charlie Hebdo». Вот это то, что я сам знаю.

— У Вас есть с собой какие-то распечатки с сайта «Эхо Москвы»?
— Да, я принес с собой заверенный блог, который назывался «Исламская инквизиция», от 9 января 2015 года, который, с точки зрения Бориса (как я его понимал) сдетонировали вот такую агрессию со стороны руководства Чечни в отношении его.

— А это единственный был источник «детонации» или там могли быть и более глубокие причины?
— Я не знаю.

— После того, как 27 февраля произошло убийство, какие-то угрозы исходили в Вашем отношении?
— В моем отношении, насколько я знаю, выступал бывший глава администрации президента Кадырова, после чего я на время должен был покинуть страну на несколько дней – это было 1 или 2 марта – вместе с семьей, и вернуться через 4 дня, когда мне было сказано аккуратно, что угроза снята. Я не вдавался в подробности, поскольку говорили люди, которые должны были об этом знать.

— Понятно. Сейчас какие-то угрозы поступают в Ваш адрес?
— Ну, я не знаю, что вы называете угрозами…
Я считаю, что да: когда в Чечне проводится многосоттысячный митинг со словами «Долой Венедиктова!», когда Рамзан Кадыров упоминает меня в своем Instagram и глава его администрации – ну да, я считаю, что это угрозы! Я всегда очень серьезно отношусь к тому, что говорит и делает Рамзан Кадыров.

Мне рекомендовали сегодня не приходить (понимая, что я назову фамилию главы Чечни) — и мне говорили, моя семья выступала против того, чтоб я пришел сюда сегодня, что это повышает мои риски. Но мне кажется очень важно, чтобы суд, присяжные знали, что у Бориса были такие опасения.

…Адвокат Муса Хадисов (защитник Анзора Губашева): Алексей Алексеевич, как относился Немцов Борис Ефимович к религии вообще – к мусульманской, христианской?
С враждебностью, или любовью, или нейтрально?
Венедиктов: Знаете, мы с ним этого никогда не обсуждали. И я за ним не замечал никакого особенного отношения ни к какой религии. Единственное: когда он был Первым вице-премьером, была комиссия по перезахоронению останков убитых членов царской семьи. Он очень тесно взаимодействовал тогда с патриархом Алексием – я знаю, я часто их видел вместе. Но это была не религиозная, а государственная деятельность. Я не могу сказать – верил он в кого-то… Не обсуждали просто.

— К мусульманской религии была какая-то у него агрессия?
— Никогда с этим не сталкивался. Я вообще должен сказать, что по отношению к любой религии (включая мусульманскую), мне кажется, что он был индифферентен.

— Еще один вопрос: были ли у Бориса Ефимовича друзья из чеченцев?
— Честно говоря, не знаю.

Адвокат Шамсудин Цакаев (защитник Заура Дадаева): Что именно в блоге Немцов высказал по «Charlie Hebdo»?
Венедиктов: На самом деле он по «Charlie Hebdo» ничего не высказывал. Он назвал этот пост «Исламская инквизиция». И он говорил в блоге: «Сейчас мы – свидетели средневековой исламской инквизиции. Пройдут века, ислам повзрослеет – и терроризм уйдет в прошлое. Но ничего не делать сейчас тоже не стоит». Собственно говоря, упоминания «Charlie Hebdo» здесь вообще нет.

— … Вот Вы говорите, что Вам выделена охрана в связи с этими вопросами…И здесь вопрос еще касается того, что Вы сказали, что с Вас сняли эту охрану…
Вам была какая-то угроза – и Вам сказали, что в данный момент этой угрозы уже не существует. Но Вы не сослались на источники: кто Вам сказал, что эта угроза с Вас снята?
— Правоохранительные органы. Сообщили, что непосредственная угроза моей жизни снята. Я тоже не хотел получить шесть пуль в спину! Я понимаю, что некоторые хотят стать мучениками – я не хочу.

— Как Вы считаете: сидящие на скамье подсудимых совершили данное преступление?
— Не знаю, уважаемый. Это дело присяжных и суда. Я свидетельствую только о фактах, которым я был свидетелем.

…Адвокат Магомед Хадисов (защитник Шадида Губашева): Борис Немцов не говорил Вам, что ему поступали угрозы из других регионов, помимо упомянутых?
Венедиктов: Я сейчас попытаюсь пояснить. Он не говорил вообще о том, что ему поступают какие-то угрозы – он считал публичные выступления главы Чечни угрозами. Вот так бы я объяснил. А вот конкретные письма, звонки – он мне не говорил.

Выслушав мнение сторон, суд постановил в ходатайстве представителей потерпевших о допросе свидетеля с участием присяжных отказать – в связи с тем, что его показания не являются относимыми доказательствами по настоящему уголовному делу