Возможна ли расправа с Сокуровым по-немцовски?

На модерации Отложенный

Как же чудесно было читать еще вчера, что Сокуров герой и, в отличие от сдрейфившего Муратова, не побоялся прямо в лицо сказать Путину всё, что думает.

А уже через день от тех же самых людей услышать, что Сокуров быстро слился. Александр Сокуров не писал покаяния.

Он писал личное письмо главе СПЧ Валерию Фадееву и написал с иронией, которую не все люди с плоским зрением увидели. Мне не очень понятно, каким, правда, образом, личное письмо стало предметом публичного обсуждения.

Мы же помним диалог Путина и Сокурова. Великий режиссер озадачил президента. Было видно, что президент не разозлен, но огорчен. Сокуров поставил вопросы, на которые у Путина нет ответа. И кажется, что Путин сам себе эти вопросы задавал.

Сокуров говорил прямо, но уважительно. Остро, но не оскорбительно. А дальше всё было предсказуемо. От Кадырова до Соловьева включились все трубы Иерихона, и жизнь классика кино оказалась в опасности.

Опасность заключается не в том, что Кадыров или кто-то в Кремле отдаст приказ расправиться с Сокуровым. Опасность заключается в том, что найдется много желающих, которые подумают, что Кадырову или Кремлю такая расправа будет приятна.

Убийство Немцова, убийство Политковской — мало ли таких историй, где, как мне кажется, именно такое и случилось. Кому-то слишком хотелось порадовать вождей и начальников.

Проконтролировать каждого, остановить каждую руку с ножом или пистолетом — невероятно трудно. Но можно дать стоп-сигнал. И такой сигнал дал в пятницу Песков.

Про Сокурова сказал просто, без ужимок: извиняться режиссеру не за что. И что защиту Сокурову при необходимости предоставят, а если Сокуров обратится в полицию, то его обращение не оставят без внимания.

Это сигнал, что расправа над Сокуровым на высшем уровне не благословляется. И в конце концов, это напоминание торопыгам о том, что если в стране правит царь, то только царь у нас казнит и милует.

Поэтому думаю, что никаких формальных преследований Александра Сокурова сейчас не будет.

Но и совершенно спокойным он теперь быть уже не может.

Антон Орехъ