Кто мы, русский народ или уже иной, без имени,рода и племени?

В последнее время я всё чаще ловлю себя на желании быть только  русским и никем более в этом мире безумном.. . Человек связан со своим народом не только через язык, обряды, обычаи, «вмещающий ландшафт», историю, культуру… Впрочем, поэты всегда чувствовали эту связь. Помните, у Андрея Вознесенского: Россия, я твой капиллярный сосудик. Мне больно когда – тебе больно, Россия! Как и большинство шестидесятников, автор «Треугольной груши» был озабочен тем, чтобы его личной, частной боли сочувствовал весь народ, большая страна. Но достаточно поставить знак препинания в другом месте («Мне больно – когда тебе больно, Россия») – и речь уже о том, что «капиллярный сосудик» тоже чувствует недуг всего организма. Возможно, моё обострённое желание быть русским отражает «нестроение во всём народном теле», как говаривали в XIX веке.

Речь не о зове крови, хотя она тоже, как известно, не водица. В нашем многоплемённом Отечестве русский – это тот, кто считает себя русским, не россиянином, а именно русским. Точнее, сначала русским, а потом россиянином. Ведь есть же граждане, которые считают себя сначала калмыками, вепсами, украинцами, немцами, евреями, грузинами, а потом уже россиянами или в крайнем случае гражданами РФ, что не одно и то же, о чём ещё поговорим. Этническая самоидентификация – категория тонкая: нажал и сломал. Она, подобно любови, не терпит навязывания. Русским, как и нерусским, никого нельзя назначить или обязать быть. Можно пытаться. А толку? В основе этнического самоопределения – желание человека принадлежать к данному народу, в нашем случае желание быть русским. . Нам важно другое: с нежелания или боязни людей принадлежать к тому или иному этносу начинается исчезновение народа. В нашем случае – русского. Именно на этом построена политика украинизации. Но мы говорим о России.

 

«А кто, собственно, вам мешает быть русским?» – строго спросит читатель, чуждый племенной романтики. Верно: по умолчанию слыть и быть русским мне никто не мешает. А во всеуслышание? Пожалуй, тоже не препятствуют, но и не поощряют. Помогает ли мне кто-нибудь быть русским? Вот уж точно – не помогает. А разве должны? По-моему, даже обязаны: чем меньше в стране будет граждан, ощущающих себя русскими, тем больше вероятность того, что Российская Федерация разделит судьбу Советского Союза. Если бы в советских прибалтийских республиках было столько русских народных хоров, сколько было эстонских, литовских и латышских, судьба этого региона могла сложиться иначе. И во поле под берёзонькой там не стояла бы теперь натовская техника.

Тема, за которую я взялся, щекотливая и, поверьте, рассуждая о «национальной гордости великороссов», я не хочу огорчить ни один из сущих в Отечестве «языков». Но если проблема существует, о ней надо говорить, «разминать», иначе она сомнёт  всех нас завтра, что уже и случалось в нашей истории, густо замешенной на межплеменных коллизиях. Всякий раз, когда  В. Соловьёв в эфире с гордостью напоминает миллионам зрителей про то, что он еврей, мне хочется вставить для полноты картины: «А я вот, знаете ли, русский!»  Увы, мы, русские, государствообразующий, но явно не эфирообразующий народ в своем  Отечестве. Почему? Так сложили нам нашу жизнь за 1000 и 30 лет нерусского правления   Святой Русью.…

Странно сказать, но в России русским во всеуслышание многим  быть как-то неловко. Дома – пожалуйста, а вот на работе или в эфире всех приучают спецом говорить  что они не русские , а  какие то россияне.… Вы когда-нибудь слышали, чтобы у нас государственный муж заявил с трибуны: «Я – русский!»? Нет. Побаиваются что попадут в опалу у начальства и власти.  За 1000 и зо лет нерусского правления Святой Русью именно с помощью  лживого клейма «великодержавный шовинизм» и национализм нерусские власти  выбраковывали из политики и аппарата неугодных. Времена изменились, а привычка быть русским по умолчанию осталась.  . Почти чистокровный немец Александр III считал себя русским. Сталин же, обожая кавказскую малую родину, морщился, если ему напоминали, что он грузин. Троцкий, тот просто приходил в ярость, когда кто-то заикался, что он Бронштейн. Троцкий – фамилия, кстати, дворянская. Однажды к нему, второму человеку в молодой советской республике, пришла делегация сионских мудрецов и стала просить, чтобы поубавил террор и реквизиции, мол, это и по евреям сильно ударяет. Демон революции ответил, что он по национальности интернационалист и частными вопросами не занимается. 

Но вернёмся к главной теме нашего разговора. Так в чём же дело? Почему я, чувствуя себя русским, испытываю некий дискомфорт в сплошь нерусской во всем и вся  России, как, впрочем, и многие мои соотечественники?  В нашей стране «русская тема» в открытой публицистике, если не запретная, то и небезопасная: тронув её, в среде нерусей попадаешь   в разряд  русских националистов, а это совсем не то, что литовский или грузинский националист,которое сделали  плохим словом испоганив его как и слово любовь.. А сочетание «русский националист» – это вообще ярлык, который по опасности враги России  приблизили ложно спецом  к жёлтой звезде времён фашистской оккупации, приравнивая их..  Жаль, конечно, но судьба Отечества важнее, а она напрямую зависит от русского вопроса.

Теперь обратимся к истории. Бывая на Маросейке, где родился, я прохожу мимо доходного дома, выстроенного в начале XX века, и всякий раз мне бросается в глаза табличка: «В память о тех, кто из этого дома ушёл и не вернулся. 1932–1937. 1941–1945». Со второй парой дат всё ясно – священная война. А вот первая озадачивает. Разве те, кого увели из этого дома с 1917 по 1932-й, не в счёт? Их не жалко? А ведь те, кто «ушёл и не вернулся в 1932–1937», заселились в квартиры тех, кого увели в 1917–1931 гг. Первопрестольная перед революцией была не такая многоплемённая, как ныне, и, выходит, речь идёт в основном о русской элите: инженерах, учёных, педагогах, деятелях культуры, чиновниках, присяжных поверенных, купцах, населявших богатый дом, высоко вознёсшийся над двухэтажной посленаполеоновской застройкой. Правда же, странная мемориальная избирательность? И вывод напрашивается интересный. Оказывается, в головах людей, сегодня живущих в этом престижном доме, витает мысль: революция 1917-го – дело, в сущности, хорошее, если бы потом не случились 1930-е годы. Увы, этот странный факт тоже имеет отношение к заявленной автором теме. Но об этом ниже.

Думаю, я уже насторожил тех, кто испытывает трудности с самоидентификацией или же признаёт право на обострённое национальное чувство только за своим племенем. Не волнуйтесь, друзья, автор – не русский националист, а скорее русский заботник – есть у Даля такое хорошее словцо. И заметки эти написаны именно с позиций русского заботника. Поверьте, таких заботников немало по всей стране и за рубежами. Я, к вашему сведению, прилежно выполняю совет Гоголя литераторам – «проездиться по России».

Недавно, кстати, на Всемирном конгрессе русской прессы в Минске (для Николая Васильевича это была тоже, извините, Россия, точнее Российская империя) одна журналистка, лет двадцать назад вышедшая замуж в Канаду, задумчиво заметила: «Странно, но здесь с трибуны почти не звучит слово «русский», разве только с иронией…» Почему желание быть, называться русским вызывает иронию, сарказм, а иногда и раздражение? Почему мы должны быть русскими по умолчанию?

Что с нами не так? Мы древний, славный, мирный, дружественный ко всем и вся ,сочувствующий и отзывчивый ко всем, героический,богоизбранный, божий  более того – государствообразующий народ Отечества. Русские оставили в мировой истории грандиозный след. Русские многократно спасали мир от бед всемирных. Задаться в эфире вопросом «Кто такие русские и есть ли вообще такой народ вообще, чем то   даже малым похож?» – может разве что телевизионная дура, которой мышцы, ворочающие языком, давно и окончательно заменили мозг. Серьёзные люди, принадлежащие к иному роду-племени, такого себе никогда не позволят, но и они злобно  напрягаются, заслышав «русскую тематику». Отчего? Почему озабоченность русского человека судьбой своего народа режет слух? Ведь мне же не режет слух, если, скажем, якут тревожится о сохранении своего языка, обычаев, генофонда, наконец. Я рад, если, допустим, человек, чьи предки сто лет назад вышли из Эривани, живёт в Москве, говорит только по-русски, но продолжает считать себя армянином. Эта верность своему роду-племени может вызывать только уважение.

Но едва заходит речь о проблемах именно русского, а не вчера испеченного врагами России российского народа, в глазах иного «нетитульного» компатриота загорается тревога: а я как же? С ближними соседями совсем беда. Того же латыша, к примеру, начинает бить озноб, как будто слово «русский» – это «сигнальная ракета», следом за которой через границу пойдут танки. С чего это вдруг? Мы – не вы. У нас никогда правящий класс не был однородным русским  по крови, наоборот, периодически возникали недовольства обилием «неруси»  на престоле и вокруг престола или политбюро, царя президента. . Одна из претензий декабристов к правящей династии заключалась в том, что она «немецкая». Но об этом вспоминать неполиткорректно или проще не в упрек. В России никогда, с призвания Рюриковичей, не было русского  государства, как сейчас в Латвии. При советской власти никто не искоренял латышский язык, наоборот, развивали, как умели, а умели мы это лучше, чем шведы и немцы, владевшие этой землёй прежде. И вот русский язык теперь в Латвии изводят, хотя он родной для половины населения миниатюрной державы.

Откуда такая  злобная реакция на всё русское? Что с нами не так? Почему межнациональная политика у нас и при царях, и при коммунистах, и сегодня замешена на некой странной «русобоязни» или проще непризнании всего русского и оплевыванию.?  Отчего очерняется и затушевывается все русское в сегодняшнем мире. Народ русский еще не выродился и не выродится  никогда, как бы его враги не пытались  извести   с лица земли  и лица Бога. Недавно на одной из телепередач главный редактор МИА «Россия сегодня» Маргарита Симоньян подняла вопрос, который у нас могут себе позволить только люди с нерусскими фамилиями, иначе есть риск оказаться обвинённым в страшном русском национализме:   «Это, возможно, прозвучит странно от этнической армянки, но я абсолютно не могу понять, почему русские люди стесняются давать гражданство русским на том основании, что они русские?.. Почему Россия должна стесняться давать гражданство по этническому принципу? Русским, своим – русским, оставшимся там. Я об этом пишу, говорю, и, поверьте мне, в самых высоких кабинетах, в каких доводится иногда бывать... Я не вижу объяснений…»

 Думается всё же, что выражение непонимания тут – риторическое, однако немало людей и вправду ничего не понимают. И становится как-то не по себе: ведь за этим скрывается незнание форм российской государственности, её правового строя, идеологии. Да, конечно, «мы не знаем страны, в которой живём», но не до такой же степени… Ведь всё регулярно объясняется и разжёвывается для ширнармасс. Россия не может не то что раздавать гражданство русским людям, но даже проводить специальную политику в отношении русской диаспоры – её формально нет. Вот Германия может привлекать к себе немцев, Польша поляков и т.п., но не Россия. Она иное государство – не национальное. Кстати, и не многонациональное, как у нас нередко заявляют, ведь 80% населения – безнациональное большинство. Удивительно, но нет никаких формальных увязок российской государственности с русской идентичностью, за исключением разве что такого «культурного достояния всех народов», как русский язык. Ни один чиновник не вправе заниматься собственно русскими людьми за рубежом или в России, поскольку на это не уполномочен, а самодеятельность на посту в таких сферах у нас штука опасная.

 

Если переселенец в Россию, например, татарин, он может по праву рассчитывать на протекцию в получении гражданства, которую ему должны оказывать органы власти Республики Татарстан – ведь это национальное государство в составе РФ. Оно выражает волю татарского народа и берёт на себя обязательство помогать зарубежным татарам (ст. 14 Конституции РТ). И это нормально. Но если ты русский, то покровительственных властных институций ты в России для себя не найдёшь. Это вопрос государственной идентичности, который в России до сих пор не решён. Или, как утверждают многие, решён иным образом – так, что русских как бы и нет, есть россияне и среди них разные (подчас даже небольшие) нации – все, кроме русских. Хуже того, он и не может решаться – само его поднятие считается верхом неприличия.

Есть научный термин – дискурс идентичности, то есть то, как люди в контексте определённой культуры и социальной общности определяют свою причастность к тем или иным большим группам – этническим, религиозным, политическим и т.п. Так вот русская идентичность в наши дни не определяется просто родным языком и культурой, нужно иметь какие-то особо чистые крови, гены и пр., в чём ни один другой народ после 1945 года не считает нужным копаться. По таким понятиям смело считающих себя русскими остаётся немного, а в элитах – совсем мало. Но если проблема не может быть озвучена, то вряд ли общество сумеет найти её решение. Так вот для того, чтобы просто поставить вопрос о придании России официальных увязок с русскими, каких-либо законодательных закреплений за нашим государством русской идентичности и соответствующих обязательств, вначале это самосознание должно обрести общество. И спасибо таким людям, как М. Симоньян, что решаются поднимать вопрос. Пока мы о нём не заговорим без стеснений, ничего не улучшится. Но, похоже, для этого должны смениться целые поколения.

46
1895
8