Зачем забыли 7 ноября?

Приветствую Свободу… Свершился приговор…

    но знаю, не окончен веков упорный спор,

    и где-то близко рыщет, прикрыв зрачки, Раздор.

В.Брюсов

3 марта 1917 года.

Прошел день 7 ноября, стыдливо прикрытый насквозь фальшивым праздником народного единства. Современная российская власть снова, как когда-то, не может прямо говорить с народом. А это плохо. Когда власть и народ смотрят в разные стороны, бывают большие неприятности. Об этом и должен бы напоминать день Революции, но его старательно стирают из памяти. Зачем, в целях примирения? Но красных и белых формально больше нет. Не пора ли разобраться: - «А что это было»?

Давайте попробуем. Современные дегенераты от истории (в том числе на государственном уровне) усиленно проталкивают следующую «схемку» революции 1917 года: царь был хоть и не совсем хорош, но при нем все процветали, от престола он отрекся без крови и за то ему честь и хвала. Затем в обществе установился некий консенсус. Все ждали скорой победы в войне и Учредительного собрания, которое решило бы все проблемы страны и сейчас бы мы жили как в сказке. Но вмешались немецкие наймиты – большевики во главе со шпионом Лениным. Они разогнали «учредилку», развалили страну и армию, капитулировали перед Германией, лишили Россию заслуженной победы и полагающихся ей бонусов. Затем они вообще поработили крестьян и замыслили захват мирового господства.

Думаю, любой согласится - подобные идеи с маниакальным упорством распространяет в СМИ и в ГП довольно большая группа лиц. Лично я не думаю, что все эти активисты действительно настолько тупы. Большинство из них, очевидно, просто работает на заказ (тоже в целях примирения?).

Попробуем изложить реальную историю русской революции «по пунктам» этой схемы.

1.      «Царь».

Насколько была популярна монархия и сам царь, можно понять по следующим фактам. Монархически настроенные офицеры в Белой армии находились под надзором контрразведки! В армии Колчака действовала «тайная организация монархистов», а в армии Деникина, согласно его собственным воспоминаниям, монархисты вели «подпольную работу». Вот слова виднейшего деятеля Белой армии генерала Слащова-Крымского (прообраз генерала Хлудова в пьесе М.Булгакова «Бег»), который писал, что по своим политическим убеждениям эта армия представляла из себя следующее:

 «Мешанина из кадетствующих и октябриствующих верхов и меньшевистско-эсерствующих низов… „Боже Царя храни“ провозглашали только отдельные тупицы, а масса Добровольческой армии надеялась на „учредилку“, … так что, по-видимому, эсеровский элемент преобладал». [18, c. 57]

Из стенограммы допроса генерала Л.Г.Корнилова в ЧК Временного правительства после провала его мятежа:

«… я заявлял, что никогда не буду поддерживать ни одной политической комбинации, которая имеет целью восстановление дома Романовых, считал, что эта династия в лице ее последних представителей сыграла роковую роль в жизни страны».

Кстати, именно Корнилов лично(!) наградил боевой наградой (Георгиевским крестом) фельдфебеля, убившего в казарме офицера выстрелом в спину. Это к вопросу о развале армии немецкими шпионами.

Генерал С.В.Денисов, сподвижник П.Н.Краснова наиболее консервативного из организаторов белого движения:

 «Все без исключения вожди, и старшие и младшие…, приказывали подчиненным содействовать Новому укладу жизни и отнюдь, никогда не призывали к защите Старого строя и не шли против общего течения… Вожди и военачальники не шли против Февральской революции и никогда и никому из своих подчиненных не приказывали идти таковым путем» [«Белая Россия», Нью-Йорк, 1937]

Сам Врангель как-то заявил: «Россия - не романовская вотчина».

В этом нет ничего удивительного. Свидетельств непопулярности и недалекости последнего русского самодержца огромное количество, так что не буду тратить время на дальнейшие изыскания.

2. «Временное правительство и консенсус в обществе».

Фактический распад страны, как ни крути – заслуга Февраля. Империя развалилась на «самостоятельные» республики именно тогда. Например, Украина и Финляндия получили автономию, которую они принялись яростно расширять. Временное правительство не могло и не хотело предпринять ничего серьезного – свобода же! А армия только и мечтает побрататься со всеми и - до хаты.

Взрывной рост коррупции произошел в первые же недели пребывания у власти Временного правительства. Комиссар Временного комитета Госдумы в Министерстве путей сообщений жаловался своему руководству:

«Прохвосты, проходимцы, хамы… Губят Россию. Они не просуществуют и двух месяцев…Все пойдет к черту. Их с позором выгонят. В чем дело? — В том, что такого кумовства и при Распутине не было» [7, c. 173].

И это было общее явление в органах управления, причем касалось самых важных вопросов. Вот выдержка из доклада министра юстиции Временного правительства В.Н.Переверзева на III съезде военно-промышленных комитетов в мае 1917 г.:

 «Спекуляция и самое беззастенчивое хищничество в области купли-продажи заготовленного для обороны страны металла приняли у нас такие широкие размеры, проникли настолько глубоко в толщу нашей металлургической промышленности и родственных ей организаций, что борьба с этим злом, которое сделалось уже бытовым явлением, будет не под силу одному обновленному комитету металлоснабжения».

Можно ли было взять Берлин с такой властью? Ответ ясен.

3. По поводу мощи армии и скорой победы в войне.

Выехав 5 апреля на фронт, военный министр был поражен тем, что генералы подумывали о том, чтобы вступить в партию эсеров, тогда самую популярную. Он писал:

 «Такая готовность капитулировать перед Советом даже со стороны высших военных, делавших карьеру при царе, парализовала всякую возможность борьбы за укрепление власти Временного правительства» [7, c. 121].

16 июля 1917 г. Деникин заявил в присутствии Керенского: «Когда повторяют на каждом шагу, что причиной развала армии послужили большевики, я протестую. Это неверно. Армию развалили другие… Развалило армию военное законодательство последних месяцев».

Генерал А.М.Зайончковский, автор фундаментального труда о I Мировой войне: «армия развалилась при деятельной к этому помощи обоих неудачных революционных министров Гучкова и Керенского» [7, c. 177].

По инициативе А.И. Гучкова уже в марте 1917 года уволено 60% высших офицеров. Министр иностранных дел Временного правительства М.И.Терещенко сказал о Гучкове следующее:

 «Будущие историки, знакомясь с историей нашей революции, действительно с изумлением увидят, что в течение первых ее месяцев, в то время, когда во главе военного ведомства стоял человек, который, вероятно, более всех других штатских людей в России и думал, и мыслил об армии, и желал ей успеха, поставил свою подпись под рядом документов, которые несомненно принесли ей вред» [7, c. 119].

В апреле военный министр А.И.Гучков заявил на большом совместном заседании правительства, Временного комитета Госдумы и Исполкома Петроградского Совета: «Мы должны все объединиться на одном — на продолжении войны, чтобы стать равноправными членами международной семьи». 21 апреля в Петрограде прошла демонстрация против этой политики правительства, и она была обстреляна! Уже тогда писали, что «дух гражданской войны повеял над городом» [7, c. 124]. Как видим, «спасение Отечества» не являлось целью войны в глазах либералов. Также и сейчас – либералы готовы на любые жертвы чуждого им русского народа (теперь у них это «совки»), лишь бы их, либералов, приняли в «семью».

Тот же Гучков заявлял: «мы не власть, а видимость власти, физическая сила у Совета рабочих и солдатских депутатов».

Один из кандидатов на должность военного министра во Временном правительстве полковник Б.А.Энгельгардт писал в марте (!!!) 1917 г.:

 «Чтобы остановить развивающееся движение, есть лишь одно средство: окунуть руки по локоть в крови, но в настоящую минуту я не вижу для этого ни возможностей, ни охотников» [7, c. 122].

То есть, по его мнению, остановить «Совдепию» можно было только большой кровью и это сказано за полгода до октябрьского «переворота». Ценное свидетельство, не так ли? К осени 1917 г., еще до большевиков, крестьянскими беспорядками было охвачено 90% уездов России.

То есть никакого всенародного мирного ожидания «Учредилки» не было и в помине! Почему об этом так мило забывают современные «комментаторы»?

О каких скорых победах русской армии блеют эти деятели, тоже непонятно. Уже летом 1917 года фронт не был сплошным из-за массового дезертирства.

Вот фрагменты дневника М.М.Пришвина. Кстати, он был не просто писателем. В начале 1917 г. он работал в Министерстве земледелия в отделе, ответственном за снабжение хлебом. Затем он был направлен в деревню как делегат Временного комитета Государственной думы по Орловской губернии, где и провел основное время до Октября и все годы гражданской войны. Будучи человеком либеральных взглядов, и мечтая жить на «хуторе без мужиков» Пpишвин тем не менее так выpазился об октябре:

«горилла поднялась за правду».

Он же писал: «в чистом виде появление гориллы происходит целиком из сложения товарищей и православных».

Когда летом 1917 г. начались крестьянские волнения, М.М.Пришвин записал в дневнике от 5 июля (задолго до штурма Зимнего!), что либеральная революция потерпела крах:

 «Елецкий погром — это отдаленный раскат грома из Азии, и уже этого удара было довольно, чтобы все новые организации разлетелись, как битые стекла. Эта свистопляска с побоями — похороны революции.

 Дни революции в Петрограде вспоминаются теперь как первые поцелуи единственного, обманувшего в юности счастья».

Еще Пришвин: «Виноваты все интеллигенты: Милюков, Керенский и прочие, за свою вину они и провалились в Октябре, после них утвердилась власть темного русского народа по правилам царского режима. Нового ничего не вышло».

А вот запись от 7 ноября 1917 г.:

 «Основная ошибка демократии состоит в непонимании большевистского нашествия, которое они все еще считают делом Ленина и Троцкого и потому ищут с ними соглашения.

 Они не понимают, что «вожди» тут ни при чем и нашествие это не социалистов, а первого авангарда армии за миром и хлебом, что это движение стихийное и дело нужно иметь не с идеями, а со стихией, что это движение началось уже с первых дней революции и победа большевиков была уже тогда предопределена».

Сравните все это с «глубиной» анализа нынешних газетно-телевизионных мыслителей, бойко рассуждающих о немецких деньгах, «цветных» переворотах, жидо-масонах и т.п. ахинее. Птичий базар дал бы больше пищи для ума, чем их толковища. Разумеется, Пришвин для них не бог весть какой авторитет. Тогда можно привести фрагмент меморандума (1914 год) на имя царя от бывшего министра внутренних дел П.А. Дурново:

 «Особенно благоприятную почву для социальных потрясений представляет, конечно, Россия, где народные массы, несомненно, исповедуют принципы бессознательного социализма. Несмотря на оппозиционность русского общества, столь же бессознательную, как и социализм широких слоев населения, политическая революция в России невозможна, и всякое революционное движение неизбежно выродится в социалистическое. За нашей оппозицией нет никого. У нее нет поддержки в народе ….»

«Политическая революция» – это революция сверху. Дурново предупреждает, что если нарушить равновесие, инициатива неизбежно перейдет к народу («социалистической» стихийной силе) и победят те, кто сможет «оседлать» эту стихию. Так оно и случилось.

Теперь о давно забытой сути революции. В наше время совершенно не говорится о том накале страстей вокруг земельного вопроса, который существовал в дореволюционной России. Земля – это крестьяне, а крестьяне – подавляющее большинство населения тогдашней России. Противостояние землевладельцев и крестьян приобрело к 1917 году почти расовый или религиозный характер. Примирение было невозможно и в то время это было общеизвестно.

Волнения крестьян 1902-1903 гг., а затем революция 1905-1907 гг. – сожжено около 15% дворянских поместий. Ведь это война! Попытки представить выступления крестьян следствием подстрекательской работы интеллигенции, масонов, эсеров, большевиков и т.д., просто глупы до неприличия.

«Страшны не книжки, а то, что есть нечего ни тебе, ни скотине», — так ответил в 1902 г. на суде по поводу «беспорядков» один сельский староста.

Осенью 1905 г. крестьянские волнения вспыхнули с новой силой. Либерал Т.Шанин пишет:

 «Массовые разрушения поместий не были к тому времени ни „бездумным бунтом“, ни актом вандализма. По всей территории, охваченной жакерией, крестьяне заявляли, что их цель — навсегда „выкурить“ помещиков и сделать так, чтобы дворянские земли были оставлены крестьянам для владения и обработки».

 Один из князей Шаховских писал в мае 1906 г. о деревне:

 «Настроение крестьян самое опасное. Озлобление, уверенность, что землю нужно отбирать силой, разговоры вызывающие. Жутко становилось во время бесед с крестьянами. Агитация и пропаганда, призывающие к бунту и резне, продолжаются. Почва для культивирования этих идей самая благоприятная. Мысль о праве на помещичью землю так укрепилась, что никакие доводы против не имеют значения» [9, c. 20].

А как вы хотели, товарищ князь? Когда в 1906 г. в Кронштадте приговоренные к расстрелу матросы копали себе могилы, комендант генерал Адлерберг сострил:

«Копайте, ребята, копайте! Вы хотели земли, так вот вам земля, а волю найдете на небесах».

После расстрела могилы сравняли с землей, и по ним парадным маршем прошли войска и прогнали арестованных. Такое на «святой Руси» позволяли себе разве что пресловутые монголо-татары. Но они хоть были враги, притом действительно другой расы, да еще выходцы из Тартара. Что же это была за «элита», которая даже не считала свой народ за людей? В том же 1906 году помещики(!) Дона(!) обратились к министру внутренних дел с петицией против репрессий, говоря о карателях:

 «Они разъярили всю Россию, заполнили тюрьмы невиновными, арестовали учителей, оставив детей без школьного обучения… Потерпев постыдное поражение в войне с Японией, они сейчас мучают беспомощных крестьян. Каждый полицейский сечет крестьян, и из-за этих ублюдков наша жизнь, жизнь мирных дворян, стала невыносимой».

В наказе в первую Госдуму крестьян Успенской волости Пензенской губернии сказано:

 «… в помощь полиции и жандармам дали отряды казаков и солдат и тут же началось такое, чего и в татарское владычество не было. Засекали на смерть и расстреливали без всякого суда людей и грабили при обысках мужицкое добро. Сотни и тысячи людей выхватывались из деревень и накрепко засаживались в тюрьме. Лучшие люди, стоящие за народ, целыми вагонами, как груз, отправлялись на многие годы в Сибирь» (2, с. 257).

Реальная Россия, а не та, «которую мы потеряли», такова: массовые порки крестьян (иногда поголовно целых деревень!), начались сразу за принятием закона, отменяющего телесные наказания. Казни крестьян без суда, зачастую даже без установления фамилии, так что казненных хоронили как «бесфамильных», вошли в практику как раз после «Манифеста». Слава Столыпину? Ай, да интеллигенция. Видимо, ее никогда не пороли посреди улицы заезжие казачки. Однако, этого все-же мало, чтобы считаться интеллигентом.

Слова Л.Н. Толстого от 1895 г.:

 «В то время как высшие правящие классы так огрубели и нравственно понизились, что ввели в закон сечение и спокойно рассуждают о нем, в крестьянском сословии произошло такое повышение умственного и нравственного уровня, что употребление для этого сословия телесного наказания представляется людям из этого сословия не только физической, но и нравственной пыткой…

 Для блага нашего христианского и просвещенного государства необходимо подвергать нелепейшему, неприличнейшему и оскорбительнейшему наказанию не всех членов этого христианского просвещенного государства, а только одно из его сословий, самое трудолюбивое, полезное, нравственное и многочисленное».

Вот что писал тот же Толстой еще в 1891 г.:

 «Перед уходом из деревни я остановился подле мужика, только что привезшего с поля картофельные ботовья… „Откуда это?“ „У помещика купляем“. „Как? Почем?“ „За десятину плетей — десятину на лето убрать“.

То есть за право собрать с десятины выкопанного картофеля картофельную ботву крестьянин обязывается вспахать, посеять, скосить, связать, свезти десятину хлеба» (Десятина — это гектар).

В этом и нужно искать корни октябрьского «переворота». Совершенно верно

Т.Шанин писал:

«Можно документально подтвердить эту сторону российской политической истории, просто перечислив самые стойкие части красных. Решительные, беззаветно преданные и безжалостные отряды …. Их список в России 1917 г. как бы воскрешает список групп, социальных и этнических, которые особенно пострадали от карательных экспедиций, ссылок и казней в ходе революции 1905-1907 гг.».

Вообще, вопрос о земле встал со времен реформы 1861 г. Проблема тут в том, что крестьяне были освобождены от крепостной зависимости  почти без земли (в Костромской губернии, например, 3 десятины «на нос», а вследствие роста населения к 1907 году на душу приходилось не более 0,5 десятины). Предполагалось, что свободные крестьяне за 9 лет накопят денег на выкуп земли, продолжая пока работать на помещика на его земле. Однако, этого не случилось (почему-то!) и пришлось издать закон об обязательном выкупе. Т.е. государство заплатило помещикам плату за землю, переходящую к крестьянам — и обязало крестьян вносить в подконтрольные правительству банки  выкупные платежи. Фактически, крестьяне оказались вынуждены платить государству высокую арендную плату за землю.

Согласно «Трудам податной комиссии» [27] бывшие  государственные крестьяне вносили налоги и подати в размере 92,75% своего чистого дохода от хозяйствования на земле, так что в их распоряжении оставалось 7,25% дохода. Но это в среднем, а, например, в Новгородской губернии платежи по отношению к доходу с десятины составляли для бывших государственных крестьян ровно 100%!

 Бывшие  помещичьи крестьяне платили из своего дохода с сельского хозяйства в среднем 198,25% (в Новгородской губернии 180%). Таким образом, они отдавали правительству не только весь свой доход с земли, но почти столько же из заработков за другие работы. При малых наделах крестьяне, выкупившие свои наделы, платили 275% дохода, полученного с земли!

 Выкупные платежи крестьян за свою же общинную землю были тяжелейшей нагрузкой. В 1902 г. они составили 90 млн. рублей — более трети тех денег, что крестьянство получало от экспорта хлеба. Освобождение от выкупных платежей — одно из главных завоеваний крестьянства в революции 1905-1907 гг. Уже в 1906 г. выкупные платежи снизили до 35 млн., а в 1907 г. — до 0,5 млн. рублей. Фактически, они были отменены. Но и остальные налоги и подати были очень велики.

При этом нельзя не учитывать, что крестьянское мировоззрение абсолютно не признавало права частной собственности на землю. Получив в 1861 году свободу, крестьяне ждали «освобождения» земли. Помещики владели землей с позволения царя, и он, по мнению «лапотников», как владетель всего, мог и должен был перераспределить землю справедливо. То есть разделить ее между земледельцами. Все это, естественно, резко расходилось с политикой царского правительства (частная собственность на землю священна, аминь). Государство, в лице Столыпина, сделало ставку на разрушение крестьянской общины и создание класса фермеров (хуторян). Не буду описывать идеологию и реализацию этой реформы. Посмотрим на отношение к ней крестьян и результат.

В приговорах и наказах в Государственную Думу 1905-1907 гг. крестьяне отвергли реформу Столыпина принципиально и непримиримо. Крестьяне признавали многообразие форм землепользования (общинное, индивидуальное, артельное), но категорически требовали ликвидации помещичьего землевладения без выкупа. Общим было отрицание программы приватизации общинной земли с правом ее купли-продажи. Крестьяне Костромского уезда и губ. писали в марте 1907 г. во II Госдуму об указе, вводящем в действие реформу Столыпина:

 «Закон 9 ноября 1906 г. должен быть уничтожен окончательно. Права на земельную частную собственность не должно быть» [31, с. 141].

 А в обобщенном приговоре крестьян всей Костромской губ., отправленном в Госдуму в те же дни, говорилось:

 «Требовать отмены закона 9 ноября 1906 г., разрешающего выход из общины и продажу надельной земли, так как закон этот через 10-15 лет может обезземелить большую часть населения и надельная земля очутится в руках купцов и состоятельных крестьян-кулаков, а вследствие этого кулацкая кабала с нас не свалится никогда» [там же] 15 .

Вот как обосновал свое несогласие с указом Столыпина волостной сход Рыбацкой волости Петербургского уезда:

 «По мнению крестьян, этот закон Государственной Думой одобрен не будет, так как он клонится во вред неимущих и малоимущих крестьян. Мы видим, что всякий домохозяин может выделиться из общины и получить в свою собственность землю; мы же чувствуем, что таким образом обездоливается вся молодежь и все потомство теперешнего населения. Ведь земля принадлежит всей общине в ее целом не только теперешнему составу, но и детям и внукам».

С.В.Онищук, опираясь на труд А.Финн-Енотаевского «Современное хозяйство России» (СПб., 1911), пишет:

«Эффект столыпинской кампании был ничтожным. Падение всех показателей на душу населения в сельском хозяйстве продолжалось …. Количество лошадей в расчете на 100 жителей Европейской России сократилось с 23 в 1905 до 18 в 1910 г., количество крупного рогатого скота — соответственно с 36 до 26 голов на 100 человек… Средняя урожайность зерновых упала с 37,9 пуда с десятины в 1901-1905 гг. до 35,2 пуда в 1906-1910 гг. Производство зерна на душу населения сократилось с 25 пудов в 1900-1904 гг. до 22 пудов в 1905-1909 гг. Катастрофические масштабы приобрел процесс абсолютного обнищания крестьянства перенаселенного центра страны. Избыточное рабочее население деревни увеличилось (без учета вытеснения труда машинами) с 23 млн. в 1900 г. до 32 млн. человек в 1913 г. В 1911 г. разразился голод, охвативший до 30 млн. крестьян».

За 1870-1900 гг. площадь сельскохозяйственных угодий в Европейской России выросла на 20,5%, площадь пашни на 40,5%, количество скота - всего на 9,5%, а сельское население выросло на 56,9%. Таким образом, на душу населения стало существенно меньше пашни и намного меньше скота. Прокормиться было все труднее. В 1877 г.  28,6% крестьянских хозяйств имели менее 8 десятин на двор, а в 1905 г. — уже 50%. Количество лошадей на один крестьянский двор сократилось с 1,75 в 1882 г. до 1,5 в 1900-1905 гг.

Одна из причин того, что потерпела неудачу реформа Столыпина, заключалась в том, что в империи просто не было ресурсов, чтобы материально поддержать крестьян, выделявшихся на хутора или переселявшихся в Сибирь. За 60 дореволюционных лет самым урожайным в России был 1909 г. В этот год в 35 губерниях с общим населением 60 млн. человек (что составляло почти половину населения России) было произведено зерна, за вычетом посевного материала, ровно по 15 пудов на человека, что составляло официальный физиологический минимум. То есть никакой товарной продукции село этой части России не производило. А значит, не было и ресурсов для развития (12).

В 1912 г. 31,6% крестьянских дворов в России были безлошадными, а 32,1% дворов имели по одной лошади. Т.е. 63,6 % хозяйств имели по пол-лошади! Тракторов тогда в России не было. Никакой передел земли в таких условиях не мог дать «рывка» (позднее на это напоролись и большевики, но они нашли выход, а царь – угробил империю). «Общинное земледелие» фактически спасало крестьян от голодной смерти, и именно общину решено было разрушить. В результате, «столыпинский» уклад, охватив лишь 5% дворов, разорил почти все остальные.

Сам А.Финн-Енотаевский так сказал о результатах столыпинской реформы:

 «Все это ведет к обезземеливанию массового крестьянина, что при настоящих условиях имеет своим результатом не столько пролетаризацию, сколько увеличение пауперизма в деревне. Переход земли в единоличную собственность сам по себе еще не делает прогресса в земледелии. Все остальные условия, препятствующие земледельческой культуре, остаются в силе…

 Содействуя развитию зажиточного крестьянского хозяйства за счет массового, отнимая у него землю в пользу богатого, толкая массового крестьянина на усиленную ликвидацию своего хозяйства, обезземеливая его в то время, когда наша экономическая жизнь требует увеличения земли у крестьянской бедноты, — этот закон содействует обнищанию широких слоев крестьянства, а вместе с тем и регрессу земледельческой культуры» [36, c. 134-135].

 В 1913 году вышла брошюра «Правда о переселенческом деле». Автор — статский советник А.И.Комаров, прослуживший 27 лет в Сибири в лесном ведомстве. Он предупреждает об «обратных переселенцах», которых в 1911 г. возвращалось в европейскую Россию в количестве 60% от тех, кто переселялся в Сибирь:

 «Возвращается элемент такого пошиба, которому в будущей революции, если таковая будет, предстоит сыграть страшную роль… Возвращается не тот, что всю жизнь был батраком, возвращается недавний хозяин, тот, кто никогда и помыслить не мог о том, что он и земля могут существовать раздельно, и этот человек, справедливо объятый кровной обидой за то, что его не сумели устроить, а сумели лишь разорить, — этот человек ужасен для всякого государственного строя» 13 .

Но и те «столыпинцы», что остались в Сибири, так и не увидели молочных рек с кисельными берегами. 18 мая 1919 г., военный министр Колчака генерал А.П.Будберг записал в дневнике:

 «Восстания и местная анархия расползаются по всей Сибири… главными районами восстаний являются поселения  столыпинских аграрников … В шифрованных донесениях с фронта все чаще попадаются зловещие для настоящего и грозные для будущего слова «перебив своих офицеров, такая-то часть передалась красным» [14, c. 214].

Кто же тогда поддерживал Столыпина? А вот кто - полюбуйтесь на этих «земледельцев» - группа московских миллионеров, выступив в 1906 г. в поддержку столыпинской реформы, заявила в беседе с корреспондентом журнала «Экономист России»:

 “Мы почти все за закон 9 ноября… Дифференциации мы нисколько не боимся… Из 100 полуголодных будет 20 хороших хозяев, а 80 батраков. Мы сентиментальностью не страдаем. Наши идеалы — англосаксонские. Помогать в первую очередь нужно сильным людям. А слабеньких да нытиков мы жалеть не умеем”[цит. в 21, c. 79].

Хорошо знакомая песня, не так ли? Столыпина нынче почитают, как мудрейшего из мудрейших, но в 1917 году Временное правительство объявило его реформу «несостоявшейся». Уже в марте начались стихийные восстания крестьян-«нытиков», считавших себя победителями в вековом споре. С этого момента и началось стихийное перераспределение земли «на местах».

Однако, сказав «А», Временное правительство так и не смогло сказать «Б». Для крестьян и даже для помещиков национализация земли стала единственным средством прекратить войны «на меже» при переделе земли явочным порядком. Эти «войны на меже» приобрели тотальный характер именно летом 1917 г. — из-за нежелания Временного правительства решить земельную проблему. Пойти на национализацию земли Временное правительство не могло, поскольку уже в 1916 г. половина всех землевладений была заложена, и национализация земли нанесла бы сильный удар по банкам, большинство из которых были иностранными.

Вечером 24 октября Предпарламент небольшим большинством принял резолюцию левых фракций о передаче земли в ведение земельных комитетов — впредь до решения вопроса Учредительным собранием. Ночью, уже 25 октября, эту резолюцию отвезли в Зимний дворец, чтобы потребовать от правительства ее утвердить. Но Керенский ответил, что правительство «в посторонних советах не нуждается, будет действовать само и само справится с восстанием». Той же ночью, 25 октября, это правительство было выгнано прочь. Так уж совпало.

Рассмотрим теперь миф о развязывании большевиками гражданской войны. На деле пришедшие к власти большевики вовсе не вели дело к войне. Лозунг о превращении империалистической войны в гражданскую существовал только до февраля 1917, когда большевики были никем и не имели никакого влияния. После Февраля был выдвинут лозунг о Мире. Нынешние «либералы» просто забыли об этом.

Большевики сделали все от них зависящее для примирения. Это отмена смертной казни (первый декрет II Съезда Советов), освобождение без наказания участников и руководителей первых антисоветских мятежей; многократные предложения левым партиям образовать правительственную коалицию; отказ от репрессий по отношению к членам Временного правительства и перешедшим в подполье депутатам Учредительного собрания, даже отказ от репрессий против участников мятежа левых эсеров в июле 1918 г. в Москве (были расстреляны лишь 13 сотрудников ВЧК, причастных к убийству посла Мирбаха) и амнистия в честь первой годовщины Октября.

А вот какова была судьба членов Временного правительства: все они были вскоре после ареста освобождены. Из пятнадцати министров восемь эмигрировали, семь остались в России. Из них в результате репрессий погиб в 1938 г. только министр земледелия С.Л.Маслов. До этого он был видным деятелем Центросоюза и преподавал в МГУ. Военный министр генерал А.А.Маниковский во время Гражданской войны был начальником снабжения Красной армии. Морской министр Д.Р.Вердеревский уехал во Францию, а в 1945 г. принял советское гражданство. Министр путей сообщения А.В.Ливеровский стал в СССР видным специалистом по транспорту, строил «Дорогу жизни» к блокадному Ленинграду. Один из министров, С.Н.Третьяков, эмигрировал во Францию, а с 1929 года стал агентом советской контрразведки. В 1943 г. казнен немцами [14, c. 262-264].

Разве так поступают с врагами те, кто хочет войны? В целях примирения Советская власть смотрела сквозь пальцы даже на нарушение своих официальных запретов: летом 1918 г. издавалась газета запрещенной партии кадетов, выходили газеты меньшевиков и анархистов. После разгрома ВЧК «анархистских центров» в Москве Н.Махно летом 1918 г. приезжал в Москву и общался с Лениным и Свердловым. В 1918 г. открыты 33 научных института, организованы крупные геологические экспедиции, начато строительство сети электростанций, запущена программа «Памятники республики» и т.д. Никто не станет тратить деньги на такие дела, собираясь в «крестовый поход». Даже Красная Армия изначально была исключительно добровольческой, и только начавшаяся интервенция вынудила советскую власть объявить обязательную воинскую повинность (с марта 1918 года). Если бы большевики собирались воевать, то это первое, что они бы сделали, еще в октябре, когда они объявили о демобилизации старой армии.

Нельзя признать и репрессии ВЧК в качестве «пускового мехнизма» гражданской войны. Число сотрудников ВЧК в конце февраля 1918 г. не превышало 120 человек, а в 1920 г., к концу войны — 4500 человек. Провести широкие репрессии ВЧК не могла просто в силу своей малочисленности. Правда, на местах начали действовать губернские и уездные ЧК, но они создавались уже в обстановке идущей войны. Т.е. они никак не могли стать ее «пусковым механизмом». Я уж не говорю о том, что поначалу среди сотрудников ВЧК большевиков было мало.

А вот белые с самого начала искали выход в войне. Если «шпион» Ленин брал деньги у иностранцев (как и все враги монархии, в том числе воевавшие за белых), то «патриоты» из белой гвардии сами раздавали русское золото в обмен на иностранную помощь. Колчак отдал 1/3 золотого запаса за 1 млн. винтовок и несколько тысяч пулеметов.

Еще в июне 1917 года Колчак «имел совершенно секретный и важный разговор с послом США Рутом и адмиралом Гленноном…» (его собственные слова). В августе того же года Колчак прибыл в Лондон, где встречался с морским министром, затем в США, где совещался с министрами и президентом Вудро Вильсоном. Кто из фанатов Колчака скажет, что он обсуждал с ними вопросы торпедно-минного вооружения? Нет, решалось как и на каких условиях сбросить Советы. Именно Колчак расстрелял в Омске членов Учредительного собрания, которых большевики всего-лишь разогнали. О русских людях русский адмирал и Верховный правитель России писал так: «обезумевший, дикий, неспособный выйти из психологии рабов народ».

Вот еще один патриот - А.И.Гучков. Вел переговоры с правительствами Антанты с тем, чтобы они оккупировали Украину (там было много складов с вооружением). Огорчался, что «союзники не склонны расходовать сколько-нибудь значительную живую силу на поход в Россию», в то время как только их помощь «в форме большой живой силы, брошенной на активную борьбу с большевиками, могла бы изменить это положение». То есть внутри России не было сил для борьбы с «антинародным режимом»? Особенно восторгался Гучков Черчиллем, предлагавшим применить против большевиков отравляющие газы.

Все Белое движение с самого начала было меньшинством, презираемым своим народом, и прекрасно это осознавало. Помощь Запада они считали необходимым условием своей победы.

З.Н.Гиппиус записала в дневнике 2 сентября 1919 г.:

 «На Деникина, вероятно, почти никто не надеется, несмотря на его, казалось бы, колоссальные успехи. ….  Слишком мы здесь зрячи, слишком все знаем  изнутри , чтобы не видеть, что ни к чему, кроме ухудшения нашего положения, не поведут наши «белые генералы», старые русские «остатки», — если они не будут  честно и  определенно поддержаны Европой».

А вот что писал в эмиграции митрополит Вениамин (в миру Федченков), бывший епископом армии и флота при Деникине и членом совета министров при Врангеле:

«Какими же принципами руководствовалось белое движение? … Я и сейчас не помню каких-нибудь ярких лозунгов: а как бы я мог забыть их, если бы они были? … покончить бы лишь с большевиками, а там «все устроится». Как? … Об Учредительном собрании и не упоминалось. …восстановление собственников и собственности. Ничего нового при генерале Деникине не было слышно… Можно не соглашаться с большевиками и бороться против них, но нельзя отказать им в колоссальном размере идей политико-экономического и социального характера. … Нет, мы были глубоко бедны идейно. И как же при такой серости мы могли надеяться на какой-то подвиг масс, который мог бы увлечь их за нами? Чем? … одна из главных причин поражения нашего белого движения: в его безыдейности! В нашей бездумности!»

Бывший начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Бонч-Бруевич перешел к красным и так объяснил это: «Суд истории обрушится не на нас, оставшихся в России и честно исполнявших свой долг, а на тех, кто препятствовал этому, забыв интересы своей Родины и пресмыкаясь перед иностранцами, явными врагами России в ее прошлом и будущем».

30 мая 1920 г., когда сложилось тяжелое положение на польском фронте, перешедший к красным генерал Брусилов от имени таких же «перебежчиков» обратился ко всем офицерам:

 «…мы, ваши старые боевые товарищи, обращаемся к вашим чувствам любви и преданности к родине и взываем к вам с настоятельной просьбой забыть все обиды … и добровольно идти с полным самоотвержением и охотой в Красную армию и служить там не за страх, а за совесть, дабы своей честной службой, не жалея жизни, отстоять во что бы то ни стало дорогую нам Россию и не допустить ее расхищения, ибо в последнем случае она безвозвратно может пропасть, и тогда наши потомки будут нас справедливо проклинать и правильно обвинять за то, что мы из-за эгоистических чувств классовой борьбы не использовали своих боевых знаний и опыта, забыли свой родной русский народ и загубили свою матушку Россию».

И, наконец, для теоретиков-аналитиков, страстно дискутирующим вопрос о том, что произошло 7 ноября 1917 года – переворот, цветная революция или шпионская интрига, напомню только один факт. Советская власть (большевики) передала крестьянам по Декрету о земле 150 млн. десятин земли. Списала арендные платежи, величина которых составляла на тот момент сумму 700 млн. золотых рублей. А также списала всю задолженность в Крестьянский банк в размере 1,4 млрд. золотых рублей. Это был не популизм, а признание новой властью того, что крестьяне давным-давно своим потом и кровью заработали свою землю.

Лично мне кажется, что это и есть революция. С праздником народного единства!

Почти все цитаты со ссылками даны по книге С.Г.Кара-Мурзы «Гражданская война 1918-1921 гг. — урок для XXI века». Кто желает проверить подлинность, пожалуйста.