О лошадях. Из серии «Кто кому меньшие братья?»

Это заключительный рассказ из цикла «Кто кому меньшие братья?». Эти истории, как и многие другие, входят в мои книги «Светотень» (https://ridero.ru/books/svetoten/) и «Бусы Мнемозины» (https://ridero.ru/books/busy_mnemoziny/).

Лошади – это особый мир. Когда-то мы с дедушкой спорили, кто умнее, преданнее и надежнее: лошади или собаки. Дедушка стоял за лошадей, я – за собак. Но при этом я понимала, что спор идет не на равных: дедушка как человек, большую часть жизни проведший в сельской местности, лошадей знал прекрасно, а я с ними никогда дела не имела. Поэтому я начала ходить в конные походы, которые организовывались в гористых местностях, и в результате объездила большинство горных массивов СССР. Обычно мы забредали верхом в такие места, где трудно было встретить кого-то, кроме пастухов. Весь свой скарб (палатки, котлы, продукты, рюкзаки) везли с собой. Для меня это было настоящим счастьем: красивейшая природа, замечательные лошадки, с которыми я сразу подружилась, собаки (какой поход без них?), хорошие люди рядом – и все честно, потому что лицемерить, казаться не тем, кто ты есть, в таких условиях невозможно. К походному образу жизни – отсутствию туалета и душа, готовке на костре на всю группу, сну на земле и прочим особенностям – я привыкла на удивление быстро. Вернее, даже привыкать не пришлось: так – значит, так, все нормально. Наверное, генетическая память сказалась. Я даже научилась пилить дрова и топить печку, хотя печка в наших скитаниях была большой редкостью: ее можно было увидеть разве что где-то в охотничьей избушке – зимнике.

Иногда мы проезжали мимо сел. В таких обитаемых местах порой таились неожиданности. Однажды моя лошадь ни с того ни с сего шарахнулась так, что я еле удержалась в седле. Оказалось, что она просто испугалась коровы, внезапно показавшейся из-за деревьев.

…Горный Алтай – суровое, удивительное, красивейшее место. Мы забирались все выше в горы, бродили по строгой и щедрой тайге, ехали вдоль мощной Катуни и любовались разбросанными на седой воде яркими каменистыми островками, похожими на букеты осенних листьев. Там рос бадан – удивительное «трехэтажное» растение. Нижние, самые старые, листья у него темно-коричневые, средние – красные, верхние, совсем молоденькие, – зеленые.  Местное население и лечится им, и заваривает вместо чая, и даже использует вместо табака.

А иногда мы выезжали на открытую ровную местность, покрытую такими травами, что лошадей почти не было видно, – мелькали только головы и плечи всадников. И вдруг открывалась поляна, на которой стоит деревянный идол – древний, отрешенный, серьезный, потемневший от солнца, дождей и морозов.

…Только что прошел дождь, но мы не стали разбивать лагерь, а продолжали движение. И вдруг перед нами, над вершиной, к которой мы приближались, возникла яркая, как на детской картинке, радуга. Справа, над деревьями, перекинулась вторая, чуть менее четкая. И совсем нежная, пастельная появилась слева, над невысокими хребтами. И мы ехали через эту невиданную радужную галерею вперед – в счастье и молодость…

Мне очень хотелось поделиться всеми этими ощущениями с моими детьми, и когда старшей исполнилось двенадцать, я взяла ее с собой в Башкирию.

Сам путь в точку назначения занял у нас несколько дней, добирались с несколькими пересадками, и это уже было большим приключением. Правда, в верховые походы допускались, даже с родителями, только те, кому исполнилось шестнадцать лет, поэтому мы отправились в путешествие на телегах. Такого опыта у меня не было: впервые мне пришлось впрягать лошадь в этот универсальный экипаж, и пословица «взялся за гуж – не говори, что не дюж» обрела буквальное значение. Это был нелегкий поход, но Иришка моя проявила себя как надежный взрослый человек, а самое главное – заразилась моей любовью к природе и лошадям. 

Конечно, в таких поездках есть место риску, но и в повседневной жизни без него не обходится. А здесь игра стоит свеч.

На Кавказе встречи с гостеприимными пастухами обычно заканчивались прекрасным обедом: шурпа, айран, с нашей стороны – тушенка и водка. Но однажды кто-то из группы позволил себе высказывание, в котором горячие кавказские парни усмотрели скрытое неуважение к себе. Драку тут же разняли, и в знак полного примирения мы остались там же на ночевку. Утром нас угостили завтраком, и мы отправились дальше. Уж не знаю, как это получилось, но отравилась вся группа – кроме нашего проводника, который от завтрака отказался, сказав, что сыт со вчерашнего дня. Туалетов в горах нет, и при желании наш маршрут можно было проследить по характерному запаху. Мне повезло: желудок выдержал, однако началось двоение в глазах и сильное головокружение. Поэтому, когда мы ехали по крутому лесистому склону, я решила спешиться и повести лошадь в поводу: ощущение почвы под ногами вселяло некоторую уверенность. Однако лошадь не поняла моих намерений и в недоумении мотнула головой. Я очень неуверенно держалась на ногах, и этого движения хватило, чтобы я кубарем покатилась по склону. К счастью, я все-таки смогла инстинктивно сгруппироваться; кроме того, на мне была довольно толстая куртка. При этом я слышала пронзительный женский визг. Это было странно, потому что я падала молча. Но когда, наконец, мой полет был остановлен стволом какого-то дерева, я подняла голову и увидела наверху моих подружек по походу: кричали они, поскольку были уверены, что я разбилась. На самом же деле я отделалась парой синяков.

А какие колоритные личности встречались в походах! На Полтавщине, где мы с Иришей ездили верхом уже после окончания ею школы, у нас был отличный инструктор, Володя, он же – Воха. У него были замечательные глаза: один карий, второй зеленый. Его помощника Колю, длинного и лохматого сельского парубка, звали, соответственно, Коха. Когда мы, в последнюю ночь перед возвращением домой, до утра сидели у костра, разговаривали и пели, Коха, принявший изрядную долю спиртного, ушел спать. На рассвете он, еле продрав глаза, встал по естественной надобности, и кто-то радушно поинтересовался:

– Коха, у нас тут осталось… Будешь?

 – Водку? В пять утра? Стакана́ми? – возмутился Коха. И после секундной паузы резюмировал: – Наливай!

Это было 19 августа 1991 года. Когда Воха включил транзистор, там передавали о путче и о танках на улицах Москвы…