БАЛЛАДА РЕДИНГСКОЙ ТЮРЬМЫ.

Стоял - вспоминаю. Был этот блеск. И это, тогда, называлось Невою.

Маяковский. "Человек". (13 лет работы, II т., стр. 77).
О балладе
Не молод очень лад баллад, -и о балладах. но если слова болят и слова говорят про то что болятмолодеет и лад баллад.
Лубянский проезд. Водопьяный.Вид вот. Вот фон.
В постели она. Она лежит. Он. На столе телефон.
"Он" и "она" баллада моя. Не страшно новая.
Страшно то что "он" это я и то что "она" - моя.
При чём тюрьма? Рождество.Кутерьма. Без решеток окошки домика!
Это вас не касается. Говорю - тюрьма. Стол. На столе соломинка.
По кабелю Тронул еле - волдырь на теле. спущен номер.
Трубку из рук вон. Из фабричной марки - две стрелки яркие омолниили телефон. Соседняя комната.
Из соседней сонно:
Когда это? откуда это живой поросенок?
Звонок от ожогов уже визжит; добела раскален аппарат.
Больна она! Она лежит! Беги! Скорей! Пора!
Мясом дымясь, сжимаю жжение.Моментально молния телом забегала.
Стиснул миллион вольт напряжения. Ткнулся губой в телефонное пекло.
Дыры сверля в доме, взмыв Мясницкую пашней, рвя кабель, номер пулей летел барышне.
Смотрел осовело барышнин глаз, под праздник работай за двух. -
Красная лампа опять зажглась. Позвонила! огонь потух. И вдруг как по лампам пошло куралесить,
вся сеть телефонная рвется на нити. - 67 - 10! Соедините! В проулок! Скорей! Водопьяному в тишь! Ух!
А то с электричеством станется - под Рождество на воздух взлетишь - со всей со своей телефонной станцией.
Жил на Мясницкой один старожил. Сто лет после этого жил - про это лишь - сто лет! - говаривал детям дед.
Было - суббота...под воскресенье...Окорочёк...Хочу, чтоб дёшево...
Как вдарит кто-то!..Землетресенье...Ноге горячо...Ходун - подошва!..
Не верилось детям,чтоб так-то да там-то. Землетресенье? Зимой? У почтамта?!
Телефон, Протиснувшись чудом сквозь тоненький шнур,
Бросается, раструба трубки разинув оправу,
на всех. погромом звонков громя тишину разверг телефон дребезжащую лаву.
Это визжащее, звенящее это, -пальнуло в стены, старалось взорвать их.
Звоночинки тыщей от стен рикошетом под стулья закатывались и под кровати.
Об пол с потолка звоночище хлопал. И снова звенящий мячище точно
взлетал к потолку ударившись об пол и сыпало вниз дребезгою звоночной.
Стекло за стеклом вьюшку за вьюшкой тянуло звенеть телефонному в тон.
Тряся ручёночкой дом погремушку тонул в разливе звонков телефон.

Секундантша. От сна. чуть видно - точка глаз - иголит щеки жаркие.

Ленясь кухарка поднялась, идёт, кряхтя и харкая.
Моченом яблокам она. Морщинят мысли лоб её.
Кого? Владим Владимыч?! А! Пошла туфлею шлепая.
Идёт. Отмеряет шаги секундантом.Шаги отдаляются...
Слышатся еле...Весь мир остальной отодвинут куда-то
лишь трубкой в меня неизвестное целит.
Просветление Застыли докладчики всех заседаний, мира. не могут закончить начатый жест.
Как были, рот разинув, сюда они смотрят на Рождество из Рождеств.
Им видима жизнь от дрязг и до дрязг. Дом ихединая будняя тина.
Будто в себя в меня смотрясь ждали смертельной любви поединок.
Окаменели сиренные рокоты. Колёс и шагов суматоха не вертит:
Лишь поле дуэли да время доктор с бескрайним бинтом исцеляющей смерти.
Москва - за Москвой поля примолкли. Моря - за морями горы стройны.
Вселенная вся как будто в бинокле в огромном бинокле (с другой стороны).
Горизонт распрямился ровно ровно. Тесьма. Натянут бичевкой тугой.
Край один: я в моей комнате, - ты в своей комнате край другой.
А между такая, какая не снится, - какая-то гордая белой обновой
через вселенную легла Мясницкая миниатюрой кости слоновой.
Ясность.Прозрачнейшей ясностью пытка.В Мясницкой
деталью искуснейшей выточки, кабель тонюсенький - ну, просто нитка!
И всё, вот на этой вот держится ниточке.
Дуэль Раз! Трубку наводят.Надежду брось.
Два! Как раз остановилась не дрогнув между моих, мольбой обволокнутых глаз.
Хочется крикнуть медлительной бабе, - Чего задаетесь?
Стоите Дантесом. Скорей, скорей просверлите сквозь кабель пулей любого яда и веса.
Страшнее пуль оттуда сюда вот кухаркой оброненное между зевот
проглоченным кроликом в брюхе удава по кабелю вижу слово ползёт.
Страшнее слов из древнейшей древности где самку клыком добывали люди ещё ползло из шнура -
скребущейся ревности времён трогладитских тогдашнее чудище.
А может быть... Наверное может! Никто в телефон не лез и не лезет, -
нет никакой трогладичьей рожи. Сам в телефоне. Зеркалюсь в железе.
Возьми и пиши ему ВЦИК циркуляры! Пойди - эту правильность с Эрфуртской сверь!
Сквозь первое горе бессмысленный ярый мозг поборов проскребается зверь.
Что может Красивый вид. сделаться Товарищи! с человеком?
Взвесьте! В Париж гастролировать едущий летом поэт.
Почтенный сотрудник Известий царапает стул когтем из штиблета.
Вчера человек единым махом клыками свой размедведил вид я!
Косматый. Шерстью свисает рубаха. Тоже туда-ж!?
В телефоны бабахать!?