Алипий

   Алипий

   Однажды (так часто бывает: однажды) к Сергею Сергеевичу Иванову (бывший военный, воевал в Афганистане, пенсионер) пришёл поселковый батюшка (протоирей Ковид), мелковатый, лысеющий, словом не громадина – поп, а попёнок, поискал в кухне рысистыми глазами икону, и не найдя, мелко и быстро перекрестился на бидон с самогоном. Этого ему показалось мало. Под крест попала алюминиевая кружка самогона.

- Выпьешь, - спросил Сергей Сергеевич. – Свеженький. Зажжённую спичку поднесёшь – горит.

- Ни-ни, - замахал руками батюшка. – Не положено. Я святое лицо. Лик богоугодный, наделённый сильным воздержанием от мирских соблазнов. – Он воровато оглянулся и опустошил кружку.

   Преобразился лик. Был похож на тухлое яйцо и вдруг разрумянился, глаза заблестели. Хрустнул огурцом. Помидор целёхоньким атаковал. Крякнул.

- Ещё, - спросил Сергей Сергеевич.

- Сильно аппетитно и в количественной мере достаточно.

- Закуришь? Табачок сам выращивал.

- Не соблазняй мирянин. И так грешен.

- Зачем тогда пришёл?

- Дорогой вереницу муравьёв увидел. На другую сторону переползали и не ведали, что под смертью ползут. Дорога. По какой бы не пошёл – на любой её встретишь.

- Это к чему? Говори прямо.

- Люди толкуют, что ты кощунствуешь.

   Расковался батюшка, закинул ногу за ногу, заболтал, спиной откинулся.

- Это как? – спросил Сергей Сергеевич.

- Божьего человека, царя Давида, отца Соломона святым не признаешь. Убийцей называешь. Грех на себя наводишь, людей с толку сбиваешь, спорят они, того и гляди вспыхнет посёлок.

- Понятно. Ты только людей поменьше слушай, а поразмышляй сам. Как же я могу принять Давида за святого, когда он пленных детей, женщин и мужчин приказывал своим воинам в камнедробилку бросать. Это святой человек? – Скрипнул зубами Сергей Сергеевич, когда картинка (кровь из дробилки хлещет, а земля её сглатывает) в сознании спокойствие разрушила. Злобу и горечь в сердце выплеснула. Рванула до темноты в глазах. Поднял руку, чтоб батюшку на пол уложить, да спохватился. Попёнок болтлив. Ни причём. - Вот тебя бросить бы, в каком виде выскочил бы? – Жёстко с напором. -  Ты о Македонском слышал?

- Которого Сашкой кличут?

- Сашкой. Так вот. Как - то к нему пришёл человек и сказал, что он знает, как можно победить любую конницу противника.

«Для этого нужно разбросать вокруг лагеря бороны, положив их вверх зубьями. Они буду рвать копыта лошадей». Что Сашка сделал?

- Наградил, конечно.

- Нет. Приказал убить его. Понял.

- Лошадок стало жалко. О Македонском может и правда, а вот то что ты говоришь о Святом царе Давиде брехня.

- Как брехня. В «Библии» так написано. Её читать нужно. а не только яйца и куличи на Пасху собирать.

- Ты против «Библии» бунтуешь.

- Я не буду бунтовать, если вы её по правде перепишите.

- Так как же её переписать? Писали святые люди. Забрал их Бог к себе.

- А сейчас что нет святых?

- Как нет. Есть.

- Вот и пусть переписывают. Нашу «Конституцию» переписали, сейчас историю переписывают. Тоже святые. Так и вы «Библию».

- Поганец ты, - сорвался батюшка. - Оппозиционер. Против Бога и власти идёшь. Апостол Павел говорил: «Любая власть от Бога».

- Я больше половины своего здоровья в Афганистане за власть от Бога оставил. Остатком живу.

- Хорошо было бы, если б ты весь там остался, - сурово бросил батюшка. – Дьявол ты и для церкви, и для власти.

   Рубанул и вышел.

   Рассветало. Солнечные лучи золотили верхушки деревьев, пробивали темень. На улице бушевал ураган с такой силой, что деревья в подлеске трещали. Ломались, вырывались с корнем. Сергею Сергеевичу пересидеть бы, но он не привык отступать от задуманного. В Афганистане ему приходилось не раз переживать пыльные и песчаные бури.

   Он уже хотел выйти, появилась жена.

- Опять идёшь к нему.

- Да.

- Не пойму. Зачем ходишь. Был бы он человеком, а то, что ты ему не говоришь, что не рассказываешь, в ответ ни слова.

- Мне на душе легче становится, когда я с ним поговорю. Воспоминания о войне замучили. Каждую ночь снятся. Я же людей, а не зверей убивал.

- Война. В ней по – другому нельзя.

- А то, что я живой остался? Случайность?

- Не знаю. Тебе видней.

   Выйдя из квартиры, Сергей Сергеевич направился к аллее Славы, в конце которой стояла церковь, а возле её входа памятник Архимандриту Алипию, в миру Ивану Михайловичу Воронову.