Философия и метафизика

Пожалуйста, не пишите комменты до того, как прочтёте текст.  Статья предполагает некоторое знакомство с философией.

В средние века философию отождествляли с метафизикой (греч: «то, что после физики», за природой). Так назывались умозрительные построения об интеллигибельных, мистически умопостигаемых «сущностях» и «первоначалах». Средневековые схоласты в противоположность мистикам уже искали возможности рационального обоснования веры в Бога с помощью логики, а не мистически-неотмирного «сверхразумного созерцания». Те и другие работали по заказу Церкви, но схоласты сопоставляли аристотелевские и библейские тексты, анализировали их, и уже выступали за размежевание методов теологии и философии, ввели понятие об истине веры и истине разума (принцип двойственности истины), решали проблему реализма и номинализма. В этом их реальный вклад в развитие философии и логики. Бытие Бога они, конечно, не доказали и не могли доказать, что позже блестяще показал Иммануил Кант, так как любое «доказательство» приводило к антиномиям, неустранимым противоречиям. Сознавая опасность для собственной жизни в условиях, когда философия была служанкой религии и дымились костры инквизиции, они допускали ошибку, которая называется «предвосхищение основания», предполагая, что в сакральных текстах уже содержатся истинные ответы. Оставалось подгонять рассуждения к заранее заданному результату. Манипулируя весьма противоречивым и туманным смыслом сакральных текстов они могли вычитать нужный ответ, а потом его же и «доказывать».

Схоласты (судя по контексту их сочинений, зачастую вынужденно) считали, что «истина веры выше истины разума». «Квинтэссенция эпохи»! Если логика как наука о формах выводного знания ведёт туда, куда ведёт доказательство, то схоластику и в наше время используют, чтобы «доказывать» то, что предписывают. Неважно кто и неважно что. Достаточно точно охарактеризовал схоластику немецкий философ XIX века Виндельбанд: «Схоласты только обсуждают, систематически доказывают, выводят до бесконечности следствия, не проверяя оснований. Вся их логика сведена к силлогизму. Злоупотребление силлогизмом влечёт за собой мелочность, страсть к делениям и подразделениям, низводит логическое рассуждение к словесной механике, способствует чрезмерной заботливости к внешнему выражению мысли в ущерб самой мысли». И всё же схоласты сохранили наследие античности, перенесли навыки рационального мышления в Новое время, создали условия грядущему Возрождению, а затем и Просвещению.

Никакого «потустороннего» мира нет. За нашим опытом, разумом, интуицией, эмоциями действительно лежит неведомое, но  напрасны попытки что-либо о нём узнать и сказать. Это бессмысленные потуги. Познаём мы только то, с чем взаимодействуем, и что осуществляется нашими познавательными способностями, т.е. заведомо «посюстороннее». Выскочить из собственного тела, разума и опыта невозможно. Не верите – попробуйте! В любом случае мы получим лишь словесную переформулировку. Говорить об «Абсолютном Бытии» можно, но сказать нечего, нельзя же говорить с позиции Абсолютного субъекта, который, к тому невозможен: любое существующее не есть абсолют. Пустые разговоры об «Абсолютном мировоззрении», которых сейчас немало, есть бесплодное упражнение в языковых играх или желание паразитировать на идеологических поветриях. Для мыслящего подобным образом человека опасна самонадеянность, наивно исключающая возможность иного положения дел. Его разум становится закрытым для любой неудобной для него информации, диалог с инакомыслящим для него подсознательно становится бессмысленным, поскольку человек искренне верит, что «обладает» истиной как «естиной». Его можно пожалеть, а про себя подумать, что претензия на обладание абсолютной истиной есть синдром психического заболевания. Мы не представляем собой «воплотившийся» абсолютный субъект, истина – это философская гносеологическая категория, а не онтологическая сущность.

Философия сегодня - это теоретическая форма самопознания культуры, осмысление происходящих в ней глубинных сдвигов, поиск смыслообразующих ответов на вызовы истории. Положения философии становятся (часто неявными) предпосылками в различных сферах нашей деятельности. Но не только в этом заключается её эвристическая и синтезирующая сила. Философия никогда не была, не есть и не может быть «ступенями развития абсолютного духа» на его пути к постижению божественной абсолютной истины, как думал Гегель и думают его апологеты. Правда, в древности, во времена начального синкретичного знания, становлениия понятийного мышления и плодотворных по тем временам рассуждений Платона о понятиях, существующих в пусть и  надлунном мире идей, была претензия на нечто подобное.

Но уже Аристотель заявил, что мир един, а Творцу-демиургу он оставил место неподвижного вечного перводвигателя, дабы не допустить регресса в бесконечность. (Ведь он рассуждал так: всякое движение имеет свою движущую причину.  А что является причиной всех причин? Вот и пришлось ему допустить существование неподвижного перводвигателя.) Прошло две с половиной тысячи лет, теперь мыслители знают гораздо больше и значительно иначе. Философия перестала быть метафизикой, онтологией, теологией, космологией и выкристаллизовалась в сложную и разветвлённую систему знаний и направлений поисков.

Обладают ли доказательной силой философские теории?

Есть ошибочное мнение, что философы могут сочинять всё, что им в голову взбредёт, всё равно их сочинения доказательной силой не обладают. Даже поговаривают, что у неё нет своей "предметной области. Позволю себе с этим не согласиться. Конечно, философы, «выражая эпоху в мыслях» немало нафантазировали своим правым полушарием мозга в духе соответствующих эпох. Конечно, философствование в исканиях и блужданиях может не только не обладать силой доказательности, но и вообще быть паразитарным наростом. Но ведь и наука от заблуждений не свободна. В философии имеется достоверное и обоснованное знание, но оно отличается от научного поскольку оно рефлексивно и предметная область у философии особая. Ещё Юм заметил, как бы похудели толстые фолианты, если бы удалить из них все бессмысленные спекуляции. Такое мышление имеет место и у изобретателей произвольных фантастических формул, графических схем, рисунков, которыми лженаука охотно снабжает обывателя так как  они могут иметь суггестивное воздействие на правополушарных лиц, не отягощённых образованием. Болтовня с помощью различных формул, торсионных полях, изображение треугольников с глазами - ничуть не лучше словесной болтовни.

Формализованные языки давно доказали свою эффективность, но при их построении пользуются определёнными правилами. А во всех сомнительных случаях нужно решать проблему демаркации между философией и болтовнёй. Будем исходить из следующей предпосылки: Если научные теории доказательны, то и их философские интерпретации тоже могут обладать принудительной силой доказательности. Философствовать можно только о предметных знаниях, о чём-то, а не «обо всём и ни о чём». Предметной областью философии могут быть знания естественнонаучного, методологического, социального, культурологического, религиоведческого характера, а также математические, логические и собственно философские построения. Философ может размышлять о внеэмпирических предпосылках познания и деятельности, о началах и принципах взаимодействия человека и внешнего мира, но всё это всегда остаётся в рамках человеческого познания и вне заведомо неосуществимых и потому безнравственных потуг прорваться к познанию «Абсолюта». На этом фоне для спекулятивно-метафизических демагогов, апеллирующей к «потустороннему», «трансцендентному» первое же упоминание о каких бы то ни было позитивных, проверяемых и осмысленных знаниях выглядит угрозой для их благополучия и вызывает ожесточенный отпор.

О синтезе философии, науки и религии.

Следует отделять конкретные научные результаты от их осмысления. Интерпретация не может подменять знание, также как философия не может подменять конкретную науку. Но в ходе междисциплинарных и философских исследований происходит синтез философских предпосылок и научных знаний, и это позволяет получать нетривиальные результаты на стыках конкретных наук и философии.

В социуме особую роль играют четыре важнейших феномена культуры: философия, наука, религия, искусство. Философия и наука находятся в единстве, их синтез с религией невозможен. А тот «синтез», о котором говорят церковники, есть не что иное, как стремление превратить науку в служанку религии. Но между наукой и философией с одной стороны, и религией с другой, возможен честный диалог только при корректном их размежевании. Конструктивное единение самых разных проявлений культуры возможно только на основе светской (иной не бывает) философии и науки при разумном, научно обоснованном использовании влияния религии на массовое сознание. Как возможна «религиозная» философия? Никак! Но возможна философия религии как светские внеконфессиональные философские исследования.