Потенциал, который "элита" в упор не видит

На модерации Отложенный

Лет двадцать назад бесконечно долго обсуждалась тема о «преодолении великой разрухи Русской Православной Церкви». Что и говорить, тема важная: несмотря не внешнее благолепие, Патриарх Алексий Второй получил тогда в наследство напрочь разорённое хозяйство. Хуже всего дело обстояло с богословским образованием и системой миссионерского и социального служения.

Многие отмечали тогда, что столь тяжёлая ситуация в течение многих лет создала новый тип священника. Его деятельность сводилась только к исполнению церковной службы. А вот миссионерство осталось «за бортом».

Немало людей, в том числе и внутри церкви, даже обосновывали такое «дезертирство», тщательно подбирая аргументы, почему священник не должен идти в студенческую аудиторию, на концерт или ещё куда либо.

И по сей день многие молодые священники остаются только «пахарями» – строителями и прорабами – занимаясь длительной и мучительной реставрацией храмов, их внутренним обустройством. Дело, конечно, тоже нужное, но даже в крупных городах церковная жизнь сосредоточена в основном в их центральной части; а вот ближе к «спальным районам» – духовная пустыня.

В Москве, правда, пытаются кое-что исправить; начали возводить «типовые» храмы. Но это «кое-что» при ближайшем рассмотрении выгладит в таком гигантском городе, мягко говоря, не убедительно.

Основной метод оппонентов – политический донос относительно того, что сильная церковь является, якобы, конкурентом государству и стремится навязать себя обществу; в её отношении, дескать, необходима система «сдержек и противовесов». На практике это дискредитация наиболее активных священников и «спасение веры от грязной политики».

Не имея широкого и, главное, оперативного доступа к «большим» СМИ, церковь лишена возможности отвечать на критику и клевету, а «богословское дезертирство» и «ересь аполитичности» стали бичом современной церковной жизни.

Пока благопристойные прихожане морщатся от «грязной политики», нишу «политического православия» занимают люди, не имеющие отношения к церкви.

И вот главное: православным надо чётко осознать, что правозащитники – это мы. Эту нишу нельзя отдавать необольшевикам-пораженцам. Когда мы говорим о строительстве храмов в новых районах, мы защищаем не только церковное дело; мы объявляем войну серости; именно серые «хрущобы» калечат современного городского жителя. Да и небоскрёбы из стекла и бетона ничем не лучше...

Воплощение идеи христианской экономики, о которой заговорили в последнее время, тоже возможно. Это единственный путь, который примирит отношения труда и капитала, работодателя и рабочего. И ведь речь не идет о какой-то особенной «православной экономике». Но православие может принести свою этику в рыночную экономику. Именно религиозная мотивация является вечным стимулом к социальной справедливости, к бережному отношению к природным ресурсам, к людям, к стране.

Двадцатый век дал примеры такой экономики. Например, архиепископ Антоний (Храповицкий) учредил при Почаевской лавре банк, который выдавал малороссийским крестьянам подъёмные кредиты, вывел миллионы людей из-под экономической зависимости от финансово сильных диаспор, сделал Волынь зоной процветания и политической стабильности. Без благословения почаевских духовников ни один кандидат в крае не мог попасть в Государственную думу России, никаких правых и левых экстремистов в области не было.

Сегодня этот потенциал никак не востребован российской «элитой».