О "непопулярных решениях" и их месте на постсоветском пространстве

В связи с началом обсуждения в РФ пенсионной реформы в ее информационном пространстве вновь всплыло выражение «непопулярные решения» или «непопулярные меры». Так было обозначено желание правительства повысить пенсионный возраст. Причем, что самое забавное – подобные выражения начали звучать вовсе не от противников данных действий, а напротив, от их сторонников. При рассмотрении которых возникает странное ощущение, что им действительно импонирует именно тот факт, что правительство собирается сделать что-то, что не понравится большинству населения. Причем, это относится не только к указанной ситуации – поддержка «непопулярных мер», равно как и само это выражение может быть названо одним из ключевых признаков самого «новорусского периода» российской истории. Т.е., того этапа исторического развития нашей страны, который наступил с момента крушения СССР.

К примеру, если кто помнит сам этот момент этого крушения, то должен помнить, что в «постпутчевское время» само понятие «непопулярных мер» было настолько, простите, популярным, что тогдашнее руководство страны даже называли «правительством камикадзе». Дескать, эти люди приносят в жертву свою репутацию в жертву будущим реформам – настолько, что после этого никто не будет принимать данных политических деятелей в серьезные проекты. Разумеется, в реальности это оказалось прямым попаданием пальцем в небо: «камикадзе» вышли многоразовыми. Скажем, тот же Чубайс – который является вторым по одиозности членом правительства в 1992 году после Егора Гайдара – до сих пор находится на самых высоких должностях. (Одно существование на месте руководителя главного распильного проекта страны – «Роснано» – чего стоит.) Да и сам Егор Тимурович, после своего закономерного прокатывания с места председателя правительства в декабре 1992 года, оказался вовсе не в тени. Скажем, он сумел еще пробыть на посту заместителя председателя правительства в 1993 году и исполняющего обязанности министра экономики примерно то же время – пока в 1994 году не был исключен из правительства окончательно.

Тем не менее, Гайдар вплоть до 2001 года был депутатом Государственной Думы и руководителем вначале фракции, а затем и партии «Демократический Выбор России» - и это при учете того, что сама фамилия данного политика, наверное, для 80% населения страны выступала ругательством. (Вместе с фамилией уже помянутого Чубайса.) Что скажешь – самый настоящий камикадзе. Да, кстати, даже после окончательного ухода из «большой политики» - в 2004 году, когда сокрушетельное поражение СПС показало одиозность его фигуры даже для «либералов» – Гайдар оставался вхож в самые высокие сферы. И, разумеется, не бедствовал до самой своей смерти – оставаясь директором загадочного «Института экономики переходного периода», солидной синекуры, для которой всегда находились средства. А так же – профессором «Высшей школы экономики» и автором многих «научных работ», издаваемых солидными тиражами. Конечно, с положением Чубайса не сравнимо – но на роскошную жизнь любителя «коллекционного виски» (от которого, в конечном итоге, он и скончался), хватало.

* * *

Надоела реклама? Улучшите аккаунт всего за $1.66 месяц!

В общем, на примере Гайдара – если честно, то не самого удачливого из «камикадзе» - можно прекрасно увидеть, что пресловутые «непопулярные меры» наносят, мягко говоря, не слишком большие удары по карьере политика. (Еще раз – человек, которого ненавидело подавляющее большинство населения страны, мог несколько раз избираться в парламент. И это не говоря уж о бизнесе и «науке».) Скорее наоборот – именно они становятся тем ключом, который возносит деятеля к вершинам политического Олимпа. В то время, как пресловутые «популисты», в большинстве своем, заканчивают гораздо хуже. Наверное, единственный удачливый представитель данной категории из «когорты 1990 годов» - Жириновский. Но это, разумеется, только потому, что он со своим «популизмом» никогда и ничего не решал. А точнее, решал – но в полной противоположности своим заявлениям, с самого начала и до конца поддерживая действующую власть. То же самое можно сказать и про Зюганова – денно и нощно критикующего вначале Ельцина, а затем Путина – однако при этом оказывающегося абсолютно не способным хоть как-то блокировать наиболее «непопулярные» из принимаемых власью решений. (Кстати, забавно – как эти два деятеля поведут себя при обсуждении пенсионной реформы. Впрочем, нет – поскольку они при нынешнем составе думы ничего не решают, смысла в их действиях не будет никакого.)
Т
аким образом, вопреки обыденному восприятию в реальности, «непопулярные решения» мало на что влияют – имеется в виду, в смысле определения жизни применяющих их лиц. (Да что там Гайдар – можно на Медведева посмотреть, который, конечно, вызывает меньше негативных эмоций, но все равно, особо «любимым» назван быть не может. Однако работает «непотопляемым премьером» вот уже более шести лет.) Причина этого, разумеется, проста и даже элементарна – хотя особо и не артикулируется. Дело в том, что современное общество крайне неоднородно – и то, что там «непопулярно» в одних его слоях, может быть крайне популярно в других. Так, например, столь ненавистные для большей части россиян «гайдаровские реформы» другими воспринимаются, как буквальная «манна небесная». Ведь именно благодаря этим действиям в РФ появилась особая общность «богатых». Можно сказать точнее – класс буржуазии, но только им эта общность не исчерпывается. Скажем, сюда же следует отнести и значительную часть государственных чиновников – которые до этого вынуждены были служить всему обществу практически бесплатно.

Ну, а после – соответственно, их хозяином стал крупный капитал с соответствующими изменениями. (Кстати, речь идет не только о коррупции – даже честный государственный служащий начиная со второй-третьей «ступени» сейчас занимает более высокое место в общественной иерархии, нежели при СССР. Что же касается «высших» - то тут даже сравнения быть не может.)

То же самое можно сказать и со многими другими категориями населения – от представителей «правоохранительных органов» до представителей «свободных искусств». Все они получают свою повышенную долю от существующего неравного распределения общественных благ (о его природе тут пока умолчу) – и значит, имеют вполне веские основания приветствовать данную систему. Причем, поскольку речь идет о том, что именно эти группы – а именно, буржуазия и ее обслуга – при существующем устройстве имеют преимущество в плане реализации своей власти (деньги есть власть), то не удивительно, что именно «антипопулисты» тут оказываются наверху. (И даже те, кто позиционируют себя «популистами» - как Жириновский – при внимательном рассмотрении оказываются такими же «антипопулистами», только замаскированными.) И, таким образом, то, что именуется «непопулярными решениями» на самом деле, стоило бы называть «решениями, непопулярными для широких масс». Поскольку для узких правящих кругов они, наоборот, весьма популярны. (Подумать только, сколько бы проблем для тех же чиновников и крупных бизнесменов исчезло, если пенсий не стало бы совсем.) 

* * *

Разумеется, вышесказанное настолько элементарно, что кажется странным, почему может существовать какое-то другое мнение. (Предполагающее, что деятели, решающие отобрать у «низших» социальных слоев и отдать «высшим», почему-то являются «рискующими» - хотя как раз они находятся в практически в полной «зоне комфорта».) Впрочем, и последнее неудивительно – так как формирование общественного мнения в неравном, т.е., классовом обществе осуществляется при помощи инструмента, именуемого «идеологией», которое осуществляет уже помянутая «обслуга». С соответствующими и вполне понятными особенностями. Именно поэтому в этом самом мнении всячески возвеличивают «антипопулистов», наделяя их смелостью, способностью «идти против толпы» - хотя реально тут ситуация обратная. И, напротив, постоянно третируют «популистов» - то есть, тех, кто старается заботится о судьбе широких народных масс. Впрочем, на постсоветском пространстве подобных почти не имеется – сказывается отсутствие навыков классовой борьбы. (Т.е., противостояния «низших слоев» высшим посредством координированного действия.) Поскольку, как уже говорилось выше, всякие Жириновские и Зюгановы к «популистам» могут быть отнесены весьма условно – равно как какой-нибудь Навальный...

Поэтому данную особенность приходится применять к иным государствам – скажем, Венесуэле или Северной Корее. Впрочем, с последней в российском «общественном мнении» - т.е., информационном пространстве, формируемом идеологией – все ясно: это Ад на Земле. (Почему – не важною.) Но вот Венесуэлу и прочие латиноамериканские государства, где в свое время пришли «популистские силы», «полощат» в российской инфосфере весьма и весьма активно. Правда, почему то оказывается, что сами венесульцы имеют несколько иное мнение – по крайней мере, значительная часть страны – но это для «наших» критиков «популизма» не важно. (То есть, тот факт, что нынешний режим в данном латиноамериканском государстве банально не дает голодать жителям фавел и бедным крестьянам – для «антипопулистов» не имеет никакого смысла. А что – вполне логично: если россиянин даже и попадет в данную страну, то он в эти самые фавелы и деревни не попадет никаким образом.) 

Разумеется, все вышесказанное не означает, что венесуэльский или еще какой-либо «популизм» представляет собой абсолютно правильную стратегию, что он лишен недостатков – как раз нет, он практически только из них и состоит. (Как крайне половинчатая и очень осторожная попытка разрешения застарелых проблем бедного общества.) Но это значит, что «популизм» плох вовсе не потому, что старается разобраться с бедами большинства – потому, что делает это плохо. (На самом деле, скажем, в Венесуэле никакой не социализм – поскольку не имеет самого главного признака социализма: изменения структуры экономики. Именно поэтому нынешний режим данной страны оказывается не способным ликвидировать бедность – и создать совершенно иной тип общества.) Впрочем, как уже говорилось, этот пост вовсе не о «популистах» - а о тех, кто считает, будто разного рода «непопулярные меры» есть благо для общества. (Т.е., для всех его членах.) Так вот они – даже по отношению к указанным «популистам» - выглядят гораздо менее прилично. 

Хотя, конечно, сама ориентация «популистов» не на классовые особенности – а на довольно общие характеристики, вроде «богатства» и «бедности» - ставят практически непреодолимый барьер на их пути к успеху. Но это, разумеется, вопрос уже совершенно иного характера – особенно для страны, где до сих пор считается доблестью «пойти наперекор воле большинства». И, скажем, высказаться в поддержку пенсионной реформы – что делают даже многие левые и «просоветские» личности. 

Впрочем, это, скорее – хорошая проверка для их «левизны» и «просоветскости»…