Россияне самоустранились от профилактики преступности?

В 2008 году в России было официально зарегистрировано 3,2 млн уголовных преступлений. Или 22,6 преступления на 1000 населения. Или в среднем одно преступление на 45 граждан, включая стариков и детей. Общее число обращений граждан в милицию с заявлениями о совершении в отношении них преступлений достигает 12—15 млн. Но регистрируется из них только 20—25%.

Динамика российской преступности не внушает оптимизма: с 2001 года, за время «стабилизации», «вертикализации» и наведения «порядка», число регистрируемых в стране преступлений увеличилось на 10%. А в сравнении с 1960—1980-ми годами их среднегодовое количество выросло в 4 раза.

В 2008-м были убиты или скончались от причиненных побоев 32 тыс. наших сограждан, не считая 30—35 тыс. пропавших без вести. На дорогах зарегистрировано 13,6 тыс. нарушений, в результате которых гибли люди. И это не считая более 50 тыс. самоубийств, по удельному весу которых на 100 тыс. населения (36 человек) РФ в 2007 году, по данным ВОЗ, вышла на четвертое место в мире, пропустив вперед лишь Китай, Литву и Белоруссию. Судами рассмотрено 1,16 млн уголовных дел, к различным видам наказания осуждено 0,94 млн человек. В местах лишения свободы находятся 900 тыс. человек. 4,4 млн человек были подвергнуты наказаниям по делам об административных правонарушениях.

Всё сказанное относится только к официальной статистике, в реальной жизни цифры можно смело корректировать в сторону увеличения. Согласно мировой статистике, в условиях кризиса рост безработицы на 1% дает прибавку преступлений на 3—5%. В России возрастает и то и другое. Возможно ли остановить волну насилия?

Об искоренении зла силою

Начнем с того, что законное право на насилие имеет государство. С его помощью общество в рамках действующих законов и морали стремится уменьшить общий объем насилия стихийного, связанного с преступностью. Упразднить аппарат насилия можно не раньше, чем искоренить зло в человеческой природе. Задача утопическая.

Однако общество должно контролировать государство, с тем чтобы это насилие было не только легальным (формально законным), но и легитимным — соответствовало духу времени и современному состоянию общества. Право сотрудников МВД, судей, законодателей олицетворять и применять закон предполагает повышенные требования к ним самим. Ибо «воспитатель сам должен быть воспитан».

В постсоветский период правоохранительная система вместе с обществом пережила нелегкие времена. Вчерашняя патология стала нормой, если не идеалом образа жизни для людей, потерявших адекватные социальные ориентиры. Преступный мир начал откровенно переплетаться с политикой и бизнесом, активно навязывать привлекательный образ в СМИ.

Но если общество в целом адаптировалось к изменениям, то правоохранительные органы, охранные структуры и армия в новых условиях стали превращаться в нечто вроде социальных отстойников, куда стали стекаться во многом случайные, не самые правосознательные и морально готовые к такой работе люди. Постоянный контакт с уголовным миром быстро накладывает отпечатки на профессиональную картину мира сотрудников милиции, которые оказались там по причине невостребованности в других местах.

Отсюда массовый правовой нигилизм, неверие людей в способность системы МВД отстоять их права, склонность решать все споры и конфликты неформальными средствами помимо суда. По данным Центра содействия правосудию при фонде «ИНДЕМ», 40% жертв преступлений вообще не сообщают о произошедшем в милицию. Согласно опросам ВЦИОМ, доля доверяющих правоохранительным органам россиян составила 37% (судам доверяют только 26%). Скептиков больше — не доверяют милиции и судебной системе 39% граждан. Противоположная картина наблюдается в Европе, где доверие полиции оказывают 70—80% граждан, и это выше, чем любым другим общественным и политическим институтам.

Из всего спектра чувств у населения всё чаще превалирует не уважение и доверие, а страх, сотрудников МВД начинают бояться так же, как и преступников.

И на такой почве человеческого взаимодействия граждан и милиции не построить, хотя только оно является залогом эффективности работы правоохранителей. Тенденции разложения наблюдаются и внутри правоохранительной системы, когда закон и должностные инструкции начинают подменяться логикой мести или хорошо знакомым по опыту СССР «внутренним убеждением», что приводит к деморализации органов, отвечающих за правопорядок. К стиранию нравственной противоположности хранителей закона с его нарушителями.

Карать или предотвращать?

По мысли Варлама Шаламова, отрицателен любой опыт, приобретаемый в заключении. Исправить или перевоспитать блатаря нельзя, для общества он потерян, а вот оказать влияние на незрелые умы подростков, терроризировать граждан он вполне способен. Поэтому в конечном счете эффективна лишь изоляция преступного мира от общества, когда преступники доказали свою неспособность жить среди людей.

Сегодня эта точка зрения стала доминирующей: речь идет лишь о наказании и изоляции преступников от общества, но не возможности их исправления. Хотя мысль о невозможности смешения воспитания и наказания выглядит более реалистичной, одним из ее следствий является сегрегация. Подозреваемому или преступнику заранее отрезаются многие пути возвращения в общество, которое спешит заклеймить его знаком неприкасаемости.

Однако стоит вспомнить, что советская идеология и педагогика исходили из того, что преступника можно перевоспитать. Общая проблема сокращения преступности разрешается не столько внутри, сколько за пределами правоохранительной системы, будучи связана с солидарными усилиями, целями и ценностями всего общества.

Основная трудность в том, что российское общество самоустранилось от профилактики преступного поведения. Проблема отдана на откуп «специалистам», которые руководствуются иными приоритетами: не предотвращением преступлений, не сокращением как области социальных патологий, а функцией наказания и отчуждения преступников.

В результате лишь менее 1% приговоров российских судов являются оправдательными. При этом присяжные суды, набираемые из числа «непрофессионалов», выносят до 20—30% оправдательных приговоров. Досудебные разбирательства и решения по согласию сторон почти не используются, как и мягкие техники наказания, такие как обязательные работы, домашний арест, ограничения свободы, не связанные с изоляцией от общества. Поэтому примеры перевоспитания преступников, подобные сюжетам из «Педагогической поэмы» Макаренко, к сожалению, исключения, а не правило.

Акцент всей системы ценностей правоохранительной системы на наказании не представляется оправданным. Наказывая преступника, общество одновременно расписывается в своем бессилии предотвратить все долгие этапы пути человека к преступлению. А кара одних преступников никогда не сдерживала преступных намерений других, какой бы жесткой она ни была. Ужесточение наказаний, рост числа заключенных и сотрудников МВД означает лишь (а сегодня численность сотрудников МВД составляет более 1 млн человек и превышает общее количество осужденных, находящихся в пенитенциарной системе), что общество не справляется с ростом социальных патологий.

Поэтому не пора ли задуматься над ликвидацией причин — сиротства, бедности, безработицы, алкоголизма и наркомании, анонимности существования людей в мегаполисах, ограниченности доступа к специальному образованию и системам переобучения? Эффективнее создавать возможности, которые будут неизмеримо более привлекательны, чем тупиковая романтика блатного мира.

Для изменения ситуации правоохранители должны быть не просто пассивным слепком с деградирующего общества, а лучшей его частью, авангардом. В противном случае возникает естественный симбиоз хищника и жертвы, а злоупотребления приобретают систематический характер, противостоять которым невозможно вследствие круговой поруки и правых и виновных. Которые в условиях избирательно действующего законодательства часто одни и те же люди.