Блеск и нищета стоРублевки

Ни на секунду не смолкая, гудит Рублево-Успенское шоссе, знаменитая Рублевка, способная затмить любой престижный европейский автосалон по модельному ряду. Правительственная трасса, которая насквозь прошивает нынешний элитный поселок. Сверкающие черным лаком лимузины идут сплошным потоком, милицейские посты и гаишные машины на каждом перекрестке — здесь ездит на работу в Кремль сам президент.

Вообще-то раньше эта деревня называлась Барвиха — от обширного соснового бора, который привольно раскинулся на холмистом берегу Москвы-реки и тянулся отсюда почти до самого Звенигорода. Сегодня «сосновое море» заметно поредело — многолетние вырубки реликтовых деревьев дали о себе знать. Их заменили билборды. От разнообразной рекламы рябит в глазах. Красивые витрины шикарных бутиков манят роскошью и пугают ценами. В обеденный полдень в магазинах нет покупателей, только разряженные, как куклы, продавцы скучают за прилавками, дворники в новеньких чистых комбинезонах моют с шампунем плитку на дорожках да вышколенные охранники проявляют бдительность, чтобы всякая нищета тут не шлялась.

— Вы зачем здесь фотографируете? Это частная территория, съемка запрещена! — охранник буквально прогнал нас от витрин.

Мы спрятались на рублевском «колхозном рынке». Правда, здесь нет лотков, палаток и прочих базарных атрибутов, это тот же магазин, забитый до потолка деликатесами. Севрюга — 3500: наверное, какой-то особой свежести, поскольку в обычном супермаркете она на тысячу дешевле. Помидоры — 300 рублей за кило. Мелкая воблочка, не больше 15 см с хвостом, по 200 рэ за штучку.

Здесь не бывает распродаж — они не нужны местной публике. Вдоль Рублевки выстроились «Бентли», «Мерседесы», «Мазерати» и «Феррари» — бери не хочу, всего-то цена двухкомнатной квартиры в Москве. Увы, их покупателей мы так и не встретили, поэтому узнать их предпочтения не смогли.

Есть здесь концертный зал, куда приезжают на один вечер зарубежные звезды и где проходят светские мероприятия, даже каток есть. Проживающий на Рублево-Успенском шоссе человек найдет в этом дивном месте Подмосковья все нужное для отдыха и развлечения. Вот только для местных жителей эти блага жизни напрочь заказаны — не по карману. Коренные барвихинцы уже забыли, что такое кинофильмы (раньше в здании администрации показывали), а про дискотеки они и раньше не слышали. Бары-рестораны тоже не про них. «Скорую» вызывать — из Одинцова. В этом смысле Барвиха — типичная российская деревня, здесь есть только медпункт, где вам могут предложить универсальное средство на все случаи жизни — аспирин. Это и от головы, и от живота...

Дмитрий родился и вырос в Барвихе. Молодой человек менять родную развалюху на квартиру в столице не спешит, считает, что и здесь можно довольно сносно существовать и даже работать у соседей. Те построили на своем участке два дома и планируют их сдавать под офисы. Работой Дмитрий доволен: в пяти минутах ходьбы от дома, сутки через двое — 10 рабочих суток в месяц, зарплата 25 тысяч рублей, а обязанностей всего-то иногда ворота открывать. За смену можно 8 часов спать, смотреть телевизор, пользоваться бесплатным городским телефоном, но Дмитрий в основном время проводит в Интернете — на участке ловит wi-fi.

Сегодня местных жителей в Барвихе осталось всего полторы сотни, это с детьми и стариками. Остались самые стойкие, которые не поддаются на уговоры своих богатых соседей продать землю. Все остальные попродавали дома «новым русским». Впрочем, и более настойчивых «просьб продать» барвихинцы в последние годы слышали немало, вплоть до физических угроз и поджогов. Сотка земли в Барвихе стоит...

  — Какие 80 тысяч?! — Дмитрий возмущен моей неосведомленностью. — Это когда еще было, а сейчас уже 120 тысяч баксов дают.

Земля в Барвихе и впрямь золотая. Несложно подсчитать, что имеющие здесь 10–12 соток земли местные жители смело могут записывать себя в долларовые миллионеры. Ух, это какие деньжищи у них под ногами! Возле калитки стоит прямая, как рублевские сосны, старушка-миллионерша и поглядывает недобро. За свою барвихинскую землю она стоит как под Сталинградом — ни шагу назад. Узнав, что из газеты, бабка смягчилась.

— Такие нахальные, — пожаловалась она на соседей, — я картошку продавала, подъехала машина черная большущая, из нее фифа выходит: «Почем картошка? По 100? Дорого!» Дорого им, видите ли...

Да, уж больно непрезентабельная это публика — живет на миллионах и втайне ненавидит соседей-миллионеров.

Кто в доме хозяин?

На автобусной остановке возле железнодорожной платформы Усово — конечной — не в пример многолюдней, чем в «Барвиха вилладж».

— Мы пенсионеры, вот сидим, бесплатный автобус ждем, а он раз в час ходит, — рассказала Марина Сергеевна. — Иногда у него перерыв и два часа бывает, но что делать, я не могу платить 65 рублей за то, чтобы проехать две остановки до дома. У меня пенсия 9 тысяч, из них 4300 я плачу за квартиру, дочь больная, тоже на пенсии по инвалидности. Вот еле-еле концы с концами сводим.

Ее поддерживает сосед, говоря, что коммерческим транспортом пользуется только прислуга новых русских, которые понастроили дворцов вокруг Горок-2. Коренное же население проживает в нескольких многоэтажках, как в гетто.

Электричка приходит сюда — в усовский тупик — редко. Кому-то пришло в голову, что она вообще не нужна. Наверное, сочли, что жители Рублевки все как один имеют личный транспорт представительского класса, поэтому электрички хотели отменить вовсе. Но народ «железку» отстоял.

Вокруг нас скапливаются люди, делясь своими бедами:

— Магазин перестроили, он теперь «зеленый» стал, а у нас этой «зелени» отродясь не было, — жалуется Виктор Васильевич. — Наши доходы рублевые. За хлебом — и то в Одинцово ехать приходится! Да вы зайдите, посмотрите наши цены — здесь магазинов для нас нет.

Действительно, цены в небольшом магазинчике оказались кусачие, гораздо выше, чем в московских спальных районах. А качество продуктов, по словам покупателей, оставляет желать лучшего.

Жалуются люди на заборы, которые перегородили подходы к реке, к лесу, пруду, полю. Впрочем, самих полей тоже не осталось, на них идет активное строительство коттеджных поселков, замков и дворцов. Здесь все продано уже давно, даже берег Москвы-реки уже кому-то принадлежит. Вообще-то санитарная зона предполагает 750 метров отселения от берега, но... Практически вдоль всего берега реки тянутся заборы — где помассивнее, где пока еще сетчатые. Новые владельцы участков четко оградили свои территории еще до оформления земли в частную собственность, но снять их теперь можно лишь с судебными приставами.

  — У кого деньги, тот и хозяин, — не очень-то дружелюбно изрекает Виктор Васильевич. — А ты еще спрашиваешь, как мы соседствуем с дворцами. Они здесь хозяева, а не мы. Захотят — и санитарную зону уберут, и с Санэпиднадзором договорятся.

Социальное неравенство начинается с пеленок. Для богатых детей предлагаются сады и гимназии с самыми лучшими педагогами и образовательными программами, а у бедных закрыли единственную на всю округу музыкальную школу. Все, кто может, возят детей учиться в Москву, поскольку из простых школ учителя разбежались в элитные.

Поток жалоб словоохотливых граждан прервал сержант 2-го спецбатальона, возникший будто из воздуха:

— Здесь остановка транспорта запрещена! Проезжайте!

Кстати, обеспечивающие трассу сотрудники ГИБДД считаются самыми бедными, взятки они здесь брать опасаются: мало ли кто едет? Знай себе козыряют на крутые номера. Наш новый знакомый Виктор Васильевич занервничал — про «дорожные войны» на Рублевке слышали все:

— Проезжайте-проезжайте, а то моему знакомому гаишник здесь палкой зеркало разбил, и не сделаешь ничего. На этой трассе действительно лучше не останавливаться и в лес не заходить, там «грибники» ходят, президента охраняют.

Как мы ни всматривались в придорожные кусты и стоящие рядом дома, но не обнаружили ни снайперских винтовок, ни самих президентских секьюрити. Видимо, замаскировались основательно, но ощущение того, что каждый твой шаг находится под чьим-то пристальным взором, уже не покидало нас до конца поездки.

Дорога жизни

Кажется, что все население деревни Бузаево торгует на шоссе, купить здесь можно все что угодно: тазы, скворечники, метлы, картошку, кабачки, тыквы, грибы, мед, яблоки, цветы, банные веники, дрова... Мы зашли в дом 31.

— Конечно, продажа помогает нам выжить. Рублевка — дорога жизни для нас, кормилица! — говорит его хозяйка Надежда. — Если бы не эта торговля, мы бы не выжили. Пенсия у меня 8 тысяч.

Надежда родилась в Бузаеве, на Рублевке торговала еще ее бабка, продавая козье молоко, а потом мать, Любовь Михайловна. В выходные и праздники покупателей больше всего. Когда другие отдыхают, они работают, семья Надежды даже в отпуск никогда никуда не ездила. Дубовые и березовые банные веники Надежда продает по 150 рублей, но основной бизнес — цветы. Последние георгины уходят по 150 рублей за цветок, гладиолусы по 200, астры по 50. До этого продавали лилии, цветы — работа сезонная. 8 Марта, Пасха, 1 сентября и День учителя для Надежды — главные праздники.

— Георгинов шикарных ни у кого нет, — хвастается Надежда. — Брат луковицы из Голландии привез, выкупив на аукционе весь лот, сорт называется «Большой красный». А еще редкие «Снега России», израильский коллекционер вывел сорт больших белых цветков с голубоватой подсветкой, видимо, бывший соотечественник. Как и все сельское хозяйство, это тяжелый, непредсказуемый бизнес. В прошлом году из-за жары и засухи практически вся коллекция георгинов пропала. В этом ни у кого ни в Борках, ни в Барвихе, ни в Ильинском нет гладиолусов — зиму не пережили.

«Новые русские» цветы без изысков не жалуют. На Рублевке принято дарить дизайнерские букеты с посыльным, а вот среди «старых русских» клиентов Надежды много известных людей. Большой утратой для их семьи стала смерть пианиста Петрова, который жил на Николиной Горе и по дороге домой частенько заезжал за букетом супруге. Покупает цветы для себя и в подарок Александра Пахмутова. Ей помогает по хозяйству одноклассник Любови Михайловны, он и познакомил семьи. Как-то заезжал Чубайс. А дубовые веники приглянулись иностранцам, недавно Надежда отправила в Сингапур по почте целую коробку.

Все цветы продать на трассе не удается, часть приходится отвозить в Одинцово на рынок. Обидно, говорит Надежда, кормить перекупщиков, но ничего не поделаешь. На одну пенсию не проживешь.

  — Как нищие мы жили, так нищие и остались, — говорит Надежда, — но при советской власти было все-таки лучше.

Коз пришлось продать — теперь их негде пасти, негде накосить травы. Выращивать все это цветочное великолепие участок позволяет — большой, но вот подвезти к огороду удобрения, землю уже проблема — подъезд перегородил шлагбаум, который установили новые соседи. Остались теперь только ворота, выходящие на Рублевку. Они и этому рады, могло и их не быть.

— Огородили все заборами белокаменными, как кремлевская стена, — говорит Любовь Михайловна. — Несколько лет назад на деревенском сходе нам предложили сделать общий забор из бетонных плит, а посередь деревни оставить одну калиточку. Отгородить, значит, нас от Рублевки, чтобы вид не портили. В резервацию закрыть. Вот, слава богу, нам удалось отстоять каждому отдельный вход на свой участок. Нас подгоняют к тому, чтобы мы переселились. Соседи свой участок уже продают. Брат тоже хочет, а нас наследников трое, поневоле придется продавать.

Предмет местных ссор — все та же земля. Поделить ее весьма проблематично, ведь традиционно большая деревенская семья в полном составе является ее совладельцами. Вот и поднимается брат на брата... Удешевляет дом Надежды и Любови Михайловны печное отопление, у них, живущих на Рублевке, в 15 километрах от столицы, нет газа.

— А чему вы удивляетесь? Его закончили вести в трех домах от нас. Чтобы его подключить, такие деньжищи требуют, что нам и не снились.

С водой проблема у всей деревни, у общего колодца завалился сруб, колонок нет. Частные же колодцы все пересохли — ушла вода из-за того, что в соседнем коттеджном поселке поставили мощную водокачку. Нет в деревне тротуара — пройти до магазина можно по узенькой тропочке, которую зимой заваливает снегом, приходится идти с риском для жизни по шоссе. Пешеходного перехода здесь тоже нет, а машины по Рублевке летят одна за другой. Из-за этого местные жители не заводят кошек и собак — все равно машиной собьют. Им только и остается, что днем торговать, а вечером смотреть по телевизору, как их высокие покупатели обещают народу счастливую жизнь.

Какие чудные, милые на слух названия подмосковных деревень — Раздоры, Барвиха, Жуковка, Горки, Николина Гора... Когда-то здесь, вдали от шума и пыли большого города, тихо и мирно, как изгиб соседней Москвы-реки, текла спокойная провинциальная жизнь. Это все в прошлом. Нет у жителей Рублевки теперь красивых видов на реку, зато с каждого столба на них смотрит Ксюша Собчак с красным клоунским носом...

* * *

Что заставляет коренных жителей, несмотря на массу самых заманчивых предложений, сидеть на золотых сотках и торговать копеечными вениками — малая родина? привычка выживать? классовая ненависть? возможность щегольнуть: «Я живу на Рублевке!»? Наверное, и то и другое. Сегодня они пытаются встроить свои представления о жизни в резервацию новых русских, а новые русские — огородить деревенских высоким забором, чтобы те не портили им их представления о жизни. Вот так и живем. И будем жить до тех пор, пока кому-то не придет нестерпимая мысль срочно поменяться местами. Но это уже — совсем другая История...