Какую экономику строил Путин
На модерации
Отложенный
В начале 2000-х годов экономическая политика Путина сулила бизнесу рост. В конце следующего десятилетия все, что делает президент в экономике, идет ей во вред. Как так получилось?
Чтобы разобраться, как и почему эволюционировали взгляды Владимира Путина на экономику и его действия в экономической политике в 2000–2018 годах, нужно отступить на шаг назад, в «лихие 90-е». Для Путина эти годы действительно были «лихими». Они определили его взгляды на то, как и что должно делать государство в экономике, как формируются личные состояния и как работают предприниматели. Став президентом, Путин так выстроил экономическую политику, чтобы его друзьям было комфортно. Путинская политика начала 2000-х казалась направленной на процветание бизнеса и населения.
Однако постепенно выяснилось, что предпринимателям для успеха нужно входить в число близких друзей политического руководства страны, а рядовым гражданам — устроиться на госслужбу, в госкорпорации или в бизнес, зарабатывающий на госконтрактах. Только так можно оказаться в числе тех, кто участвует в дележе ренты. Все, чем ты владеешь, может быть отнято, все созданное — экспроприировано. Устойчивы в созданной Путиным системе только связи и дружеские отношения — при условии, если они подкрепляются лояльностью.
Международный отдел
Благодаря многочисленным расследованиям сейчас мы знаем о деятельности Путина в первой половине 1990-х довольно много. Тогда оформился круг его друзей и их навыки ведения бизнеса. В российской экономике 2000–2010-х годов эти люди займут все командные высоты. Возьмем в качестве примера бизнес-карьеру Юрия Молчанова, первого начальника Путина после его возвращения из ГДР.
В начале 1990 года Путин стал помощником Молчанова, проректора ЛГУ по международным связям, получившего эту должность в 1987 году. Международные связи в советских университетах курировал КГБ. В 1990-е Молчанов, оставаясь в университете, занимался разными проектами в области недвижимости и b2b-услугами через группу компаний «Бизнес-Линк». В 2004–2012 годах он вел крупные государственно-частные инвестпроекты в петербургском правительстве Валентины Матвиенко, включая «Морской фасад» и ЗСД. Его пасынок Андрей создал группу ЛСР, чье положение на строительном рынке России год от года улучшается. В последние годы Юрий трудится в руководстве госбанка ВТБ. Одна из фирм Молчановых реставрировала путинский дворец в Стрельне. Но откуда первоначальные накопления?
Все очень просто. На рубеже 1980–1990-х годов ряд крупных иностранных компаний выходил на российский рынок через Петербург. И Молчанов оказался весьма предприимчив в содействии им. Первый российский офис Procter & Gamble располагался в ректорском флигеле ЛГУ, по соседству с международным отделом Молчанова. Он помогал компании набирать персонал, размещать рекламу. Совместное предприятие P&G и ЛГУ должно было отчислять университету 1% выручки, за что получило от ЛГУ особняк. В создании этого СП Молчанову помогал и Путин — до перехода в мэрию. Похожие услуги Молчанов оказывал Coca-Cola — вплоть до землеотвода и обеспечения поддержки госчиновников при строительстве завода на Пулковском шоссе. Зная нравы начала 1990-х, сложно предположить, что все платежи за услуги шли в кассу университета.
Молчанов участвовал в создании Высшей школы менеджмента СПбГУ; в одной из публикаций WikiLeaks рассказывалось, как он потребовал компенсации своих расходов на подготовку к тендеру по ремонту здания от партнеров из Haas School of Business (Молчанов обвинения отрицал: дескать, все работы его фирма провела без прибыли). Так и стартовала бизнес-империя Молчанова, который до назначения проректором был скромным научным сотрудником НИИ физики ЛГУ (и помогал международному отделу). Принцип государственно-частного партнерства, понятого как партнерство настоящих друзей, хорошо различим и на старте бизнес-карьеры Молчанова, и в его последующей деятельности.
У Собчака
Примерно тем же, только в большем на пару порядков масштабе, Путин занимался в питерской мэрии в 1991–1996 годах. Служба во главе комитета по внешним связям и зампредом правительства была весьма опасна и трудна; в какой-то момент Путин, по собственному признанию, спал с помповым ружьем. И это не паранойя: все основания беречься у него были. В Петербурге коллапс советского государства проявился сильнее, чем в Москве: заведенный порядок, поведенческие нормы, правила и иерархии полетели в бездну. Петербург тогда был «бандитским»: в городе тесно переплелись новая (но состоящая из людей с советским прошлым) власть, криминал и нарождающийся бизнес, который без опоры на власть и криминал был беззащитен, а прибыль извлекал из отношений с чиновниками. Правоохранительные органы были развалены и недееспособны; «силовыми предпринимателями», обеспечивающими исполнение контрактов и выполнение хоть каких-то правил игры, были бандиты. Питерские чиновники того времени тоже не выжили бы, не считаясь с бандитами. Путин оказался, по цитате из пьесы Шварца, «лучшим учеником».
Как это было, можно прочитать в многочисленных книгах о «бандитском Петербурге» начала 1990-х, в немецком расследовании деятельности фирмы SPAG, советником которой Путин был чуть ли не до вступления в президентскую должность, в расследовании полиции Монако, в испанском расследовании, документировавшем связь силовиков с «тамбовскими» (раз, два), в свидетельствах Сергея Колесникова и Максима Фрейдзона.
Вопросы к Путину стали возникать с самого начала. Уже в 1992 году спецкомиссия петербургского горсовета под руководством Марины Салье утверждала: в рамках схемы «нефтепродукты и металлы в обмен на продовольствие» по договорам, согласованным путинским внешнеэкономическим комитетом, из страны было вывезено товаров более чем на $100 млн, но продовольствия город не получил. Тогда экспорт сырья должен был согласовываться с федеральными органами; постфактум тогдашний министр по внешнеэкономическим связям Петр Авен дал комитету особые права (не сыграло ли потом это разрешение роль индульгенции?). Цены на экспортируемые металлы в этих контрактах были многократно занижены. Егор Гайдар тогда и протестовал против предоставления путинскому комитету особых прав, и соглашался, что по уже заключенным контрактам поставки должны быть сделаны: он опасался, что зимой 1992-го город останется без продовольствия. Из тех же времен тянется и кокаиновая ниточка, только четверть века назад этим занимались «тамбовские», отмывая деньги через экспорт сырья, а теперь наркотики перевозятся через латиноамериканские дипмиссии.
Близость Европы (Киришский НПЗ было нетрудно нацелить на производство экспортного бензина, а одним из трейдеров стал Геннадий Тимченко); потенциально очень дорогая, но в начале 1990-х — неприлично дешевая недвижимость и земля Петербурга — эти условия сделали неизбежным сращивание власти, криминала и бизнеса. Аналогичные схемы в то время практиковались и в других регионах, но столь тесным, как в Петербурге, переплетение бандитов, чиновников и бизнеса было, пожалуй, только в индустриальных гигантах советской эпохи — в Красноярске и Екатеринбурге.
Работа у Собчака стала для Путина настоящей бизнес-школой. Что он мог узнать про экономику из тех суматошных лет? Что права собственности — вещь смешная и относительная: они не стоят ничего, как и человеческая жизнь (большинство из тогдашних героев уже не числится среди живых). Что важны контроль над активами, освоение денежных потоков, дружба с нужными людьми и прикрытие со стороны силовых структур. Что не бывает устойчивого бизнеса (все от государства: оно дало, ему и надо вернуть по первому требованию). Что лучшая форма бизнеса — частно-государственное партнерство. Партнерство настоящих друзей, «правильных» людей, патриотически настроенных и прибыль свою вкладывающих в отечественные, а не заграничные дворцы. А еще «знающих меру» и «социально ответственных». Такую экономику Путин в дальнейшем и строил. Только сначала для этого нужно было набраться сил, исключить конкурентов и соперников, ликвидировать другие очаги власти.
Псевдокапитализм
Доставшаяся Путину в наследство от Ельцина экономика существенно отличалась от нынешней: в ней не просматривалось властной вертикали. Регионы, федеральные ведомства и даже отдельные департаменты, не говоря уже об олигархических империях, — все они были самостоятельными центрами силы. Они вели свою игру, время от времени вступая в ситуативные коалиции. Поэтому Путин, став президентом, не мог сказать, что теперь, мол, вся страна будет жить так, как мы с друзьями привыкли жить в Питере.
Чтобы выстроить кажущуюся сейчас естественной «вертикаль», Путину и соратникам в 1999–2003 годах нужно было последовательно исключить, отодвинуть от доступа к ренте конкурентов: сначала Степашина с Примаковым и Лужковым, затем Гусинского с Березовским, потом Ходорковского и других — до тех пор, пока прочие реальные и потенциальные конкуренты не приняли новые правила игры.
Эта политика в определенный момент (2000–2003 годы) подразумевала облегчение условий ведения бизнеса — вот почему в начальный период действия Путина казались направленными на рост экономики. Во многом они такими и были: 1) снижение налогов, 2) облегчение бремени проверок и надзоров — от валютного контроля до пожарного надзора — и уменьшение числа выполняемых чиновниками функций, 3) серьезные улучшения в области гражданского права.
Из 2018 года видно, что этот этап был неизбежен. В 2000 году силовики не могли бы отнять у Ходорковского ЮКОС на основании неуплаты налогов: налоги тогда не платили все. А к 2003 году те, кто понял, куда дует ветер, свою работу перестроили. Благодаря экономическому росту и прогрессивным реформам, последовавшим за эпохой бартера, неплатежей, налоговых отсрочек, уступок и льгот, у бизнеса появилась возможность войти в легальное поле. Лихие годы позади, теперь мы добропорядочные бизнесмены и госчиновники. Правда, почерк 1990-х хорошо чувствуется в ряде сделок бизнесменов путинского круга начала 2000-х и, например, в деле «Трех китов». Но это были отголоски. Реформы начала 2000-х не могли превратить ельцинский «олигархический капитализм» в просто капитализм. Они были ориентированы на некоторое смягчение условий ведения бизнеса. Но не на полную легализацию итогов «бандитского капитализма» 1990-х: несмотря на активное участие в эпохе первоначального накопления, у силовиков были все основания остаться этой эпохой недовольными. Место, которое они, по собственным представлениям, заслуживали, досталось не им, а Березовскому и Ко. Нужен был большой передел, чтобы в экономике сложилась ситуация, которую силовикам хотелось бы зафиксировать через наделение «правильных» собственников полноценными правами собственности. Тогда до этого было еще далеко.
Капитализм невозможен без гарантий прав собственности, а капиталистический рынок — без обмена этими правами (а не просто товарами и услугами). Но в России не защищена собственность ни на промышленные активы, ни на квартиру в хрущевке, которую можно «реновировать» куда-нибудь за можай без согласия собственника. Мелкий бизнес легко могут отнять бандиты и конкуренты при помощи силовиков, а то и городская власть (чтобы торговые павильоны не портили пейзаж). Крупная собственность не легитимна в глазах населения и правящей элиты.
Путин был заинтересован не в легитимизации частной собственности, а в выстраивании экономики, где государство наделяет предпринимателей правом вести бизнес на той или иной территории, взамен оставляя за собой определенную долю ренты и возможность в любой момент вернуть обратно то, что было передано во временное пользование. Этот механизм прекрасно понимают и Олег Дерипаска, и Владимир Евтушенков. «Социалистические» настроения населения, возлагающие на государство большие надежды в собственном жизнеобеспечении и отказывающие бизнесу в легитимности и доверии, были Путину очень на руку: капитализм западного образца невозможно построить, пока критическая масса людей не разделяет присущие институту частной собственности правовые принципы и нормы.
Принципы путиномики
Инвестиционные решения принимаются медленно, а эффект дают еще позже. В 2003-м, да и в 2005-м не всем было понятно, какую экономику строит Путин. В первой половине 2000-х можно было думать, что власть устраняет «провалы рынка» и последствия развала государства, восстанавливает порядок в управлении госактивами, которые в 1990-х расхищались направо и налево. Поэтому прозревший позднее глава инвестфонда Hermitage Capital Уильям Браудер, чьи российские проекты завершились «делом Магнитского», в начале 2000-х верил: попытки миноритариев по выведению на свет воровства и жульничества в «Газпроме», РАО ЕЭС и других крупных компаниях созвучны путинским намерениям сделать их прозрачными и подотчетными.
Вскоре Браудер на своей шкуре узнал, что гармоническое созвучие наблюдается только пока госкомпаниями управляют «не те» люди. После их замены на друзей работа «волков — санитаров леса» перестает быть нужной. И категорически не приветствуется. Одни путинские друзья продали другим принадлежавшие когда-то «Газпрому» «Газпромбанк», «Газфонд» и «Согаз», а третьим друзьям стали поручать прокладку очень дорогих газопроводов, куда надо и не надо. Теперь тот же «Согаз» — любимый страховщик силовых ведомств и госкомпаний, собирающий у них многомиллиардные премии и покупающий других страховщиков. Но это частная компания. Такой способ хозяйствования называется crony capitalism — капитализм для своих (друзей).
Друзья, конечно, получают высокие прибыли. Их можно сколько угодно обкладывать санкциями — бюджет все друзьям компенсирует. Но когда с верхних этажей принцип «все лучшее — своим» спускается вниз, вплоть до управляющих компаний в ЖКХ и городских рекламных агентств, в экономике снижается уровень конкуренции и начинается застой. Поэтому темп роста ВВП в 2009–2017 годах был в десять раз ниже, чем в 2000–2008 годах (0,7% против 7% в год). Поэтому и перспектив никаких. Одни друзья пишут президенту стратегии, другие его охраняют, третьи добывают нефть и газ, четвертые строят дома и дворцы, пятые занимаются банкингом, шестые страхуют, еще друзья держат порты и управляют медиа — вот и вся экономика.
Почему же система, выстроенная столь архаично, не боится краха наподобие Венесуэлы? Факторы выживания путиномики хорошо суммировал в Foreign Affairs Крис Миллер, автор книги «Putinomics» и руководитель евразийской программы Foreign Policy Research Institute. Во-первых, помогая друзьям, Путин не забывает о макроэкономической стабильности. У России экстремально низкий внешний долг, небольшой дефицит бюджета, почти свободный курс национальной валюты и снизившаяся в последние годы инфляция. Рост зарплат под контролем, в том числе в госсекторе. Вне зависимости от внешней политики и темпов роста экономики с макропоказателями все в порядке: Путин видит в них залог суверенитета, возможность вести внешнюю политику без оглядки на кого-либо.
Во-вторых, в отличие от 1990-х, правительство не допускает роста безработицы, а зарплаты, пусть и низкие, выплачиваются. Поэтому роста социального напряжения в регионах не наблюдается даже во время резкого экономического спада, как в 2008–2009-х или 2014–2015 годах. В-третьих, там, где это не противоречит политическим целям, в России дозволяется работать бизнесу. Частный «Согаз» справляется с задачей страхования военных, таможенников, МЧС и госкомпаний хуже, чем если бы ему пришлось биться за эти заказы с другими страховщиками, но лучше, чем с ними справилось бы Министерство страхования. В отведенных ему закутках частный бизнес продолжает придумывать новое и повышать эффективность — это и позволяет российской экономике держаться на плаву.
В отличие от многих других автократий, российские лидеры очень грамотно распоряжаются финансами — это обеспечивает режиму устойчивость. Если бы целью Путина был экономический рост и повышение благосостояния людей, этого было бы мало. Но задаче удержания власти эта триада принципов путиномики вполне соответствует. Из нее получается хороший коктейль, чтобы пережить стагнацию экономики и не услышать стук шахтерских касок по Горбатому мосту.
Россияне ценят стабильность выше, чем экономический рост, — поэтому когда нефть стоит дорого, правительство пополняет резервы, а в тяжелые годы их понемногу тратит. В подконтрольной экономике и при безгласом обществе правительству несложно сокращать бюджетные расходы. Крупный бизнес сокращает зарплаты, но не увольняет людей, что позволяет пройти кризис без социальных потрясений. В 2015 году люди смирились с падением рублевых зарплат на 9,5%, поскольку безработица выросла всего на 1 процентный пункт. А с сокращением трат на образование и здравоохранение люди мирятся при сохранении размера пенсий — ровно этой логике государство и следует. Так что путиномика способна просуществовать еще долго. Только итогом ее будет экономическая отсталость и новые социальные потрясения.
Комментарии
Путин изначально с 2000 года ничего не строил и даже на эту тему не думал
он сразу стал думать только о том - как подольше посидеть на троне
и все истории с Березовским - Гусинским - Ходорковским говорят об этом
одних раскулачили и посадили - другие поняли и заткнулись
а дальше пошло управление страной - через контроль над финансовыми потоками
ЧЕМ путин и занимается все 18 лет - кому надо дам - а кому не дам
ВОТ и вся суть путинской власти и экономики -- пока есть чего делить - делить будет путин ..!
а всякие клоуны пущай пишут тупорыло-вумные статейки - про путинскую экономику ...!
Нашли громоотвод?
Истинный показатель цивилизации – не уровень богатства и образования, не величина городов, не обилие урожая, а облик человека, воспитываемого страной. (Эмерсон)
Поэтому ненавидит Бог аморальные и безнравственные общества и бизнесы.
И, как следствие, благополучными они быть не могут.
Но президент Путин знает, что делать - у него уже более года есть соответствующий план.
www.roanc.narod.ru
душа счастлива, когда она делает то, что нужно Богу
но для того чтоб что-то сделать надо кем-то быть
а что Ему надо сказано Св. Писаниях и книгах авторов Секлитоа и Стрельникова
- можешь скачать в библиотеке пазлы
Спустил черт знает куда нефтяные триллионы, не построив за 14 лет сильной производительной экономики. Выметал 100 млрд. долларов на свои бессмысленные (но зело «распильные») саммиты, олимпиаду, универсиады, на футбольную «мудиаль». В 2012 г. сам взорвал под экономикой две бомбы: впихнул РФ в ВТО и принял разорительнейшие для регионов майские указы. То есть, он максимально сократил доходы бюджета – но резко нарастил его расходы. То есть, совершил такое, за что любого менеджера с любого предприятия пинком вышибают, да с «волчьим билетом».
Тот обвал, что пошел в 2014-м, был подготовлен всем шутовским, балаганно-пиарным «царствованием» с 2000 г.
Кумовство , коррупция , семейственность , неконкурентность , некомпетентность и отсутствие ответственности , -- вот главные скрепы такой экономики.
А интересно - Путин экономист?