Запертые между «Сталин все правильно сделал» и «Это преступление против народа»

Сломанные мозги и 371 год закрепощения. Колонка ко Дню памяти жертв политических репрессий

30 октября — День памяти жертв политических репрессий. И что? Ничего. Память чту и наблюдаю, как растет число политических репрессий. Живу, как все, вполглаза и вполмозга, по принципу «лишь бы меня не задело». После «лихих 90-х» российское общество оперативно перестроилось, снова воспроизвело Homo Soveticus. И я такой же Homo Soveticus. Удивляюсь из своей норки: «Дураки какие в Хабаровске! На улицу вышли — и ради чего?». Сосед мой, тоже Homo Soveticus, на днях восхищался: «Молодец, Лукашенко, страну удержал!» Я тоже на митинги хожу, но как журналист — таких полицейские не винтят. А если и винтят, то быстро выпускают. Главное — без последствий. Еще инстинктивно сторонюсь, когда рядом кого-то берут за грудки и надевают наручники. И потом на кухне с женой вполголоса: «Сегодня на ЖБИ спецназ человека застрелил… говорят, обои украл. Беспредел!» Удивляемся, что на художницу из Кургана завели дело за клип Alai Oli «Купчино» («Зачем ты под черного легла»), который она опубликовала у себя в шутку в 2010 году, да так и забыла. Но выходим оба из квартиры — и замолкаем.

Яромир Романов / Znak.com

Проблема в том, что нет до сих пор в обществе консенсуса по теме репрессий, нет общего нарратива. Того, что профессор Колумбийского университета Марианна Хирш называет ассоциативной пост-памятью. То есть официального дискурса — того, как принято в государстве говорить об этой теме. Вот по Великой Отечественной войне у нас есть сформировавшийся дискурс, официальная версия, которой более-менее все придерживаются. Учителя знают, как об этом говорить, взрослые знают, как говорить, дети знают. Мы понимаем друг друга благодаря общему языку по этой теме. Нюансы есть, но в целом противоречий нет — это большая жертва и большая Победа. Даже Победу, не задумываясь, пишем с большой «П».

Самим государством, как правило, руками прокурорских работников в регионах, ведется работа по реабилитации жертв «Большого террора». С 1991 по 2014 год в России реабилитированы 3,5 млн человек, подвергшихся политическим репрессиям в СССР. И еще отдельной строкой — 264 тыс. детей репрессированных, которые также подверглись гонениям. Всего же, по подсчетам общества «Мемориал», в России подлежат амнистии и реабилитации свыше 11 млн человек.

По инициативе государства на бюджетные деньги, то есть на наши с вами налоги, создается множество баз данных с частными человеческими историями о репрессиях в СССР. Большой массив интервью (200 штук) с репрессированными и их родственникам, например, собрали в Москве, в государственном Музее истории ГУЛАГа.  

Яромир Романов / Znak.com

Государство лояльно смотрит на такие общественные проекты, как «Бессмертный барак» Андрея Шалаева.

Есть много региональных инициатив. И они также поддерживаются государством. Только-только в Екатеринбурге закончился проект «Молчать нельзя рассказывать: практики памяти об эпохе политических репрессий», который делали бюджетный же Музей истории Екатеринбурга и Агентство молодежных инициатив при поддержке Фонда президентских грантов. 16-летних подростков, еще сохранивших подвижность восприятия, учили критическому мышлению: читать архивно-следственные дела репрессированных и искать следы фальсификации доказательств. Учили не быть равнодушными: показывали Мемориал возле Екатеринбурга, где в 1930–1950-х годах были расстреляны, брошены вповалку, как снопы, и закопаны от 20 тыс. до 40 тыс. невинно убиенных людей.

Но разрешено ли этим же молодым людям мыслить и быть свободными в высказываниях? Здесь налицо конфликт. Со стороны государства идет вполне считываемый посыл на ограничение свободы высказываний. Многие действия приравнены к экстремизму — статья 282 УК РФ, до шести лет лишения свободы. Отсюда «Болотное дело», «Московское дело», отсюда все суды за лайки и репосты, запреты на критику власти. Сегодня само по себе критическое мышление в России стало небезопасным.

Пара примеров. 29 сентября Верховный суд Карелии увеличил с 3,5 до 13 лет колонии срок карельскому историку и публицисту Юрию Дмитриеву. В 1997 году он обнаружил и исследовал Сандармох, место массовых захоронений репрессированных под Медвежьегорском, а попутно поднял вопрос о роли органов госбезопасности в стране.  

В 2019 году полиция обыскивала квартиру и офис главы пермского отделения «Мемориала» Роберта Латыпова. Все из-за работ по расчистке кладбища жертв политических репрессий возле заброшенного поселка Галяшор. Они, к слову, велись с участием «наших идеологических противников» — волонтеров из Прибалтийских стран. Для статуса «инакомыслящий» достаточно.

Парадокс. Поколения 1970–1990-х годов, пережив эпоху гласности и перестройки, снова воспроизвели Homo Soveticus.  

Нет.  

Я сам воспроизвел в себе Homo Soveticus. Нет уже никаких выживших из ума членов РСДРП(б) с 1905 года. Есть 51-летний глава Нижнего Тагила Владислав Пинаев, обсуждающий установку бюста Иосифу Сталину в городе.  

Предоставлено Музеем истории Екатеринбурга

Есть 40-летние мужики, устанавливавшие памятник Сталину в Липецке. Есть 51-летний кандидат философских наук, первый секретарь нижегородского обкома КПРФ Владислав Егоров, открывавший памятную доску «вождю» в Шахунье.  

И уже нет 47-летней журналистки Ирины Славиной, которая сопротивлялась этому и, не выдержав встречного давления силовиков, покончила с собой.

С Соборного уложения 1649 года страна катится по рельсам крепостного права и сословий. Раз за разом, из поколения в поколение воспроизводит одни и те же поведенческие модели — барину кланяться, дома ворчать на непомерный оборок, бояться кнута да дыбы.

К этому готовят с детства.  

В Федеральных государственных общеобразовательных стандартах, по которым год за годом учат новые поколения россиян, прописано, что изучение истории, помимо формирования критического мышления, должно вести еще и к формированию гуманистических ценностей у детей. То есть детям вроде как должны прививать уважение к правам и свободам личности, формированию активной гражданской позиции. Государством даже поддерживаются различные курсы правовой грамотности и молодежные волонтерские организации. Но есть один момент. Государство, формируя память о Великой Отечественной войне и культивируя чувство патриотизма, хочет, чтобы подростки впитывали в отношении того времени некую государственническую позицию. При изучении следующей главы после репрессий им вбивают в голову, что государство — это главная ценность. Все ради процветания государства! Человек и его жизнь не так важны по сравнению с ценностью государства! И это все те же ФГОСы.

В голове подрастающего поколения происходит столкновение двух парадигм — государственнической и гуманистической. Причем обе поддерживаются самим государством.  

Предоставлено Музеем истории Екатеринбурга

Про свою историю молодым людям предлагают говорить то с точки зрения, что государство — главная ценность, то с точки зрения, что главная ценность — это человек. В реальной жизни они видят блок на любую инаковость, и их мировоззренческая модель формируется сама по себе. Как итог 16,1% подростков, прошедших в Екатеринбурге через проект «Молчать нельзя рассказывать», заявили, что «Сталин все сделал правильно», санкционировав репрессии. Еще 10,7% ответили, что «Победа в Великой Отечественной войне оправдывает те жертвы, которые были допущены». Столько же полагает, что «Большой террор» — это подготовительный этап к войне с нацистской Германией. И лишь 12,5% респондентов четко отвечают, что «политические репрессии — это неоправданное преступление против своего народа».

Зачем удивляться, что оканчивавший школу в середине 2000-х годов сотрудник ОМОН Росгвардии старший сержант Александр Лягин на полном серьезе обвинял актера Павла Устинова? Якобы тот при задержании на акции протеста в Москве 3 августа 2019 года вывихнул спецназовцу Лягину плечо. Лягин по приказу руководства спасал Россию от чумы «цветных революций», тут не до сантиментов. В «Кровавое воскресенье», 22 января 1905 года, такие же лягины спасали престол, плюя свинцом из ружейных стволов в безоружную толпу, которую привел дурак и популист Гапон.

Допускаемое самим государством состояние двоякости ненормально. Это прямой путь к биполярному расстройству личности. Оно неконструктивно и чем дальше будет продолжаться, тем больше негодования будет порождать внутри новых поколений. Это прямой путь к социальным конфликтам и взрывам. Понятно, что при работе с такими темами у молодых людей возникают рано или поздно вопросы к самому государству: «А как такое вообще возможно?». На эти вопросы надо отвечать честно. Любые увертки и умалчивания, особенно со стороны государства, лишь порождают еще больше вопросов и недоверия к нему самому.

На все это наслаивается конфликт отцов и детей. Уже сейчас четвертое и пятое поколение родившихся после эпохи политических репрессий 1930–1950-х годов в СССР воспринимают ее не так, как второе и третье поколения (дети и внуки репрессированных).

Главный вопрос от подрастающих: что там такое произошло, раз об этой теме так говорят? Им все любопытно: кто пострадал, кто вел следствие, какие были законы и почему так все вышло. Это их толкает к познанию. Для них это квест, в котором много неизведанного и который так любопытно пройти. У них доминирует интерес к теме, потом, по степени интенсивности, идут удивление и печаль. В этом поколении работает модель: я узнаю, потому что мне интересно, я удивляюсь тому, что узнал, и мне очень грустно от того, что такое в моей стране было.

Но именно поэтому они, кажется, более объективны в своем восприятии. У старшего поколения тема вызывает совсем другие эмоции. Здесь скорее надо говорить о боли, о горечи, о личных переживаниях. Они не способны воспринимать репрессии в виде комиксов или театральных постановок. Более того, тема до сих пор табуирована в семьях. По данным исследований МИЕ, 37,5% детей говорят, что в их семьях никогда не говорили об этой странице отечественной истории.  

Фамилиальной (семейной) пост-памяти, по Хирш, не формируется. Следовательно, ее место занимает очень кривая и нелогичная ассоциативная пост-память. Так и живем десятилетие за десятилетием, за веком — век. Кто сегодня вспомнит, что 30 октября как День памяти жертв политических репрессий выстрадали голодовками и акциями протеста сами бывшие политзаключенные и начало тому в 1974 году в этот день положили бывшие узники поволжских да уральских лагерей? Не надо мне этого, я же Homo Soveticus. Тошно только что-то… Выпить, что ли? Пятница же!